Сердце спящего духа - Мадисон Александр - Страница 48

Рене вдруг подумалось, что запахи дневных цветов другие. Слишком правильные, прямые, яркие. Они всегда манят, зовут. Этот аромат никого не звал. Словно что-то неведомое, скрытое в лабиринтах острова, сообщало о себе. Точно глубокое чистое чувство, что безответно обитает в самых глубинах сознания. Спит до поры – до времени. Но иногда вдруг рванётся наружу, увлечёт за собой, причинив невыносимую боль.

Боль, от которой нельзя отказаться.

Образ Сайки возник сам собой. Смешная девчонка, нескладный переросток, из которой уже рвалось на волю умное, сильное, доброе и удивительно красивое существо… существо, которому не суждено было родиться.

– Ирмуна…

– Что? – навострил уши учитель.

– Скажи, – глаза мальчика наполнились слезами, – Почему люди умирают? Почему они не живут вечно, как звёзды?

– На смену одним людям приходят другие люди. В этом великая тайна и великий смысл.

– Какой смысл может быть в смерти? – поднял глаза Рене.

– Хм, именно в смерти скрыт великий смысл жизни. Это итог, черта, за которой можно судить о человеке. Добро и зло, хорошее и плохое часто настолько связаны в людях, что, порой, и не знаешь, что от человека ждать. В своей жизни я видел много…

Я познал предательство многих близких мне людей. И я мог бы простить это предательство, если бы оно имело хоть какой-то смысл, было бы совершено ради какой-то идеи, ради банальной выгоды, наконец. Но я видел… я познал… как некогда хороший, добрый, близкий человек предаёт, предаёт походя, просто так…

С другой стороны, однажды, на моих глазах человек, которого все считали законченным негодяем, вынес из горящего дома пожилую полубезумную женщину. Совершенно чужую женщину. Чью-то мать. А сын этой женщины стоял рядом и в бессильной злобе грыз ногти, не решаясь войти в огонь. И ждал. Ждал, что кто-нибудь другой сделает в этой жизни то, что должен был сделать он.

– Но что хорошего в том, что люди умирают, иногда будучи ещё детьми? Не успев совершить ни добрых, ни злых дел? Зачем судить о человеке, если и судить-то ещё нечего?

– На их место придут другие. Они будут сильнее нас, умнее нас, красивее нас.

Рене завёлся.

– Уверен?

– Уверен, – лицо старика окаменело, – Иначе наша жизнь лишена смысла!

Учитель стоял, гордо подняв голову. В голосе его звенела сталь. Он был велик, этот старик, обладающий нечеловеческой силой. И Рене вдруг осознал, что человек этот не боится ничего. Потому что он не боится смерти. Он принял и осознал её. И, как это ни кощунственно звучало, полюбил, наверное. Простил, во всяком случае. Понял и простил.

– Тебе легко, – протянул Рене.

– Мне? Слепому одинокому человеку, выброшенному судьбой на этот пустынный остров?

– Тебе нечего терять.

– Да, но в моей жизни были потери. Слишком много тяжёлых потерь, – голос учителя стал насмешливым, – Неужели ты думаешь, что я не люблю жизнь?

– Я…

– Ты решил, что перед тобой сломанный человек? Срубленное могучее дерево, на пне которого пробивается слабая, очень милая, но, увы, обречённая молодая поросль? Ты ошибаешься. Да, я слеп. Я не вижу солнца. Но однажды мне суждено увидеть то, что не дано видеть зрячим.

– Что?

– Я и сам не знаю. Это мой Приговор. Я должен был найти это на Дороге Времени. Должен был, но не нашёл. Когда-нибудь я расскажу тебе… Странно…

– Что странно?

– Я вижу. Вижу тебя. Ты сейчас вот здесь, – старик ткнул пальцем прямо в грудь мальчика.

– Может, ты и должен был увидеть именно меня?

– Может. Но разве зрячие тебя не видят?

– Видят. Хотя – не знаю. После того, как Ири-Тао…

– Ири-Тао? Ты знаешь Ири-Тао?

– Знал. Она спасла меня. Как я понимаю, ценой собственной жизни.

– Большая потеря для сил Добра, – старик горестно покачал головой, – У кого же теперь Венец?

– Венец? Какой Венец?

– Венец Стражей. Самый могучий артефакт из тех, что я знаю. И самый капризный.

– Не было у Ири-Тао никакого Венца, – растерялся мальчик.

– Если ты его не видел, то это не значит, что его не было, – фыркнул учитель, – Венец не каждому покажется. И никому никогда не даётся в руки. Сам выбирает кому, когда и сколько служить. Захочет – поможет.

– А если не захочет?

– Ну, если не захочет, – старик развёл руками, – Изволь сам из всех историй выпутываться. Ведь ты человек. Значит – можешь всё.

– И всё-таки жаль, что мы не звёзды. Что не живём вечно…

Старик тихонько рассмеялся.

– Все мы немножко звёзды. Но даже звёзды не вечны.

– Как – не вечны?

– Как всё, что есть во Вселенной. Звёзды рождаются, живут и умирают. Наше Солнце – тоже звезда. И тоже когда-нибудь умрёт.

– Звезда? Самая большая, да?

– Нет, не самая, – рассмеялся старик, – Есть звёзды во много раз больше. Но даже самая маленькая звезда – огромна. Просто все звёзды очень-очень далеки. Поэтому и кажутся точками. Звёзды рождаются в глубинах Вселенной. Светят долгие-долгие годы. Но, в конце концов, умирают. Некоторые звёзды взрываются, разлетаются на мириады осколков. Иногда такой осколок может прилететь на Землю. Тогда ты видишь “падающую звезду”. Но это не звезда, а всего лишь её частичка.

А иногда множество таких осколков сталкиваются, крошатся в пыль, слипаются вместе и образуют планету. Такую, как наша Земля. Из звёздной пыли рождается жизнь. Вначале – примитивная. Потом – всё более сложная. И вот, в конце концов, на планете появляются люди…

– Как мы?

– Как мы. Вот так, брат. Все мы немножко звёзды.

– А откуда ты это знаешь? – выдохнул поражённый Рене.

– Эва, сказал, – старик рассмеялся и похлопал мальчика по плечу, – Ещё спроси, читал ли я книги. Пошли завтракать, кусок погибшей звезды. Картошка, наверное, уже готова. Покушаем. О себе расскажешь…

Буря

Нет, утром на острове решительно было нечего делать. Полакомившись скудным завтраком и внимательно выслушав историю Рене, старик бессовестно задрых возле кострища, даже не высказав к ней никакого отношения, раскинув руки крестом прямо посреди норы. Рене стало даже капельку обидно, что старика не заинтересовал его рассказ. Он ещё потоптался немного рядом. Зачем-то заглянул в угол с зарубками. Небольшая змейка мирно свернулась кольцами на плетёной кошёлке с картошкой. На её теле, ближе к голове, чётко обозначилась выпуклость. Вероятно, этой ночью она тоже позавтракала. Мальчик тяжело вздохнул и поднялся наверх.

Солнце было красным. Алое зарево залило полнеба. Такой кровавый рассвет Рене видел впервые.

– Ну, что новенького?

Рене вздрогнул. Он только что видел старика безмятежно спящим. Такой мгновенный переход к бодрствованию удивил мальчика.

– Ничего…

– Не может быть. Как уважающий себя воин, я не могу проспать драку, – хвастливо заявил он, – Ты что-нибудь слышишь?

– Нет. Тишина.

– Вот именно! Птицы молчат. Кузнечики не стрекочут, – старик выглядел всё более возбуждённым, – не иначе, чуют… чуют что-то. Что, Солнышко красно?

– Не то слово. Полнеба покраснело.

– A-а! Я же чую! Будет буря.

– Да слышал я эту примету. Мол, Солнце красное – жди ветра. Сколько раз проверял. Ерунда всё это.

– Нет, не ерунда. Просто люди нынче обленились. Спят много. Примета-то связана с восходом, а не с закатом. Если красен закат – назавтра жди тихого дождичка, а вот коли красен восход, да ещё так, как ты говоришь. Жди бури, брат! Пойдём-ка, лодочку подтянем повыше.

Старик бодро запрыгал по камням.

– Ио-хо! – возбуждённо закричал он, – Говорю тебе, буря идёт. Чувствуешь, роса не выпала?

Рене уставился себе под ноги. Трава вдоль каменистой тропинки действительно была сухой.

– Ио-хо-хо! – снова радостно закричал старик где-то внизу и погрозил кому-то невидимому в небе мускулистым жилистым кулаком, – Ю-га-га! А-ха-ха!

Он так заразительно шумел и кривлялся, что Рене вдруг ощутил невиданный прилив сил, дикую радость очищения, солоноватый привкус буйства. Раскинув руки, мальчишка с визгом бросился вниз, навстречу морю, свету, приключениям.