Мы поем глухим - Андреева Наталья Вячеславовна - Страница 29

Наконец, перегнувшись к ней, Серж сказал:

— Итак, вы здесь, в Париже. Я вас уже неделю ищу.

— А я вас искала год! Остановите лошадь! Мне есть что вам сказать!

— Мадам, вы себя компрометируете. Что скажет барон Редлих?

— А при чем тут барон?

— Его разрыв с мадемуазель Бокаж вот уже неделю обсуждает весь Париж! И дом, который он снял для новой своей любовницы! Для вас, мадам. — Серж с иронией поклонился.

Экипаж графини Ланиной наконец остановился. Александра вышла из кабриолета, Серж лихо спрыгнул с лошади. Богатая американка обернулась, чтобы посмотреть, куда делся самый красивый из ее спутников? Александра не сомневалась, что новость вскоре дойдет и до барона Редлиха.

— Неужели вы думаете, что я могу стать чьей-то любовницей после того, как вы разбили мою жизнь! — сердито сказала она.

— Я не ослышался? — прищурился Соболинский. — Мне, напротив, казалось, что я вас осчастливил. Я избавил вас от мужа, которого вы не любили и который мешал вам стать официальной фавориткой императора. Я был уверен, что у вас уже собственный дворец, собственная спальня на этаже, где живут члены царской фамилии, и к вам на прием записываются министры. А вот мою жизнь вы действительно разбили.

— У вас в самом деле несчастный вид, — издевательски сказала Александра. — Особенно несчастным он был на балу, когда вас наперебой оспаривали друг у друга все эти знатные дамы. Одна из них, кстати, сейчас, озабочена вашим исчезновением.

— Эта дама может подождать. А вот вы нет. Черт возьми, Саша, я соскучился! — он вдруг счастливо рассмеялся. — И вот — ты здесь! В Париже! Когда мы увидимся?

— Ты уже меня видишь.

— Ты понимаешь, о чем я. Ты разве не за этим сюда приехала? — он нетерпеливо стукнул рукоятью кнута по голенищу сверкающего сапога. — Я тоже скучал… какое-то время…

— Я хотела быть рядом с тобой!

— А вместо этого оказалась рядом с бароном. Кстати, я тебя поздравляю! Хотя лично я всегда был уверен в твоих талантах, ведь я сам приложил к этому руку. И не только руку. Ты опять умудрилась обвести вокруг пальца миллионера! И на этот раз не аристократа, а финансиста! Как тебе это удается?

— Что ты имеешь в виду?

— Он к тебе относится, как к особе королевской крови, не меньше. Но мыто знаем, что в твоих жилах течет кровь лакея. Или даже кучера.

— Ты поэтому разговариваешь со мной в таком тоне? — разозлилась она.

— Графиня она или герцогиня, девка все равно останется девкой, независимо от того, какой герб на дверце ее кареты, — пожал плечами Соболинский и кивнул на следующий за ними экипаж. Девизом графского рода, к которому она теперь принадлежала, Александра всегда гордилась: «Incedo per ignes!» — «Шествую среди огня!»

— Ты забываешь, кто я теперь! — вспыхнула она.

— О нет! Я никогда этого не забуду! Ведь это я сделал тебя тем, кто ты сейчас есть. Я подсказал тебе, что надо выгодно себя продать, и рад, что ты меня послушалась. Ты и теперь занимаешься тем же: держишь при себе барона, ожидая, когда он предложит хорошую цену за твою любовь.

— Я бы влепила тебе пощечину, если бы мы не стояли посреди улицы! — прошипела она.

— Я мечтаю об этом… — томно улыбнулся Серж. — Так когда?

— Барон и в самом деле обо мне заботится. Он очень хороший человек.

— Несчастный барон! — рассмеялся Соболинский. — Когда о мужчине так говорят, это значит, что его не полюбят никогда. Вот обо мне ты всегда говорила, что я негодяй. И что? Каждый раз после этого ты отдавалась мне с такой страстью, что позавидовали бы все хорошие люди вместе взятые.

— Видеть тебя больше не хочу! Сережа, Сережа, как низко ты пал! Говорят, ты жил за счет куртизанки. Что, порядочные женщины больше не хотят иметь с тобой дела?

— Милая, я докажу тебе, как сильно ты ошибаешься. Хочешь пари? Укажи мне на любую, которую ты считаешь неприступной, и готовься платить. Ты знаешь, что деньгами я с тебя не возьму. Как обычно: по тарифу, — он взглядом указал на ее грудь.

— Нет, это уж слишком! Я никому не позволю себя оскорблять!

— А то что? Крикнешь барона? — усмехнулся Серж. — Побойся Бога, Саша, у меня рука устанет убивать всех тех, кого ты берешь себе в заступники.

— Я никогда тебя об этом не просила! Убирайся!

— Вот она, твоя любовь: искать меня год, чтобы прогнать, не поговорив и пяти минут!

— Сережа, ты невыносим! Ты нарочно меня злишь!

— Конечно… Я же говорю, что соскучился.

Она обернулась, подзывая свой экипаж.

— Меня и в самом деле ищут, — сказал Серж, закрывая за ней дверцу. — Увидимся позже. Мне приехать к тебе?

— И думать не смей!

— Значит, ты и в самом деле любовница барона. Он меня Все-таки опередил. Ну, ничего. Вскоре я верну свою собственность. Трогай! — крикнул Серж кучеру.

Александра чувствовала, как щеки ее пылают. Кто еще мог позволить себе такую наглость? Да, когда-то она была наивной деревенской девочкой, бедной и, как потом выяснилось, незаконнорожденной. Но с тех пор все изменилось. Она графиня, двор Николая Первого ее принял и признал ее право быть среди избранных. Даже барон Редлих обращается с ней почтительно! А он финансовый магнат, один из богатейших людей Франции!

«Зачем я только его искала? Он ничуть не изменился. Принимать его у себя? Немыслимо! Но куда бы я ни поехала, какой бы великосветский салон ни вздумала посетить, я обязательно с ним там встречусь. Потому что он, похоже, принят везде. Здесь, в Париже, он вернул себе все то, что потерял в России. Потому что после революции Париж не столь щепетилен. Здесь достаточно иметь деньги, чтобы иметь хорошую репутацию, или красивую внешность, как у Сережи. А уж обходительности ему не занимать. Это со мной он ведет себя вольно. Потому что у нас есть прошлое, о котором лучше не вспоминать. Но кто не знает Соболинского так хорошо, как я, может подумать, что Серж — само очарование. И само собой — аристократизм. Хоть и говорят, что дворянство во Франции сильно обесценилось, все ж люди хорошего рода всегда будут привлекать симпатии. А в Соболинском сразу чувствуется порода».

Она вдруг почувствовала волнение. Не появись в ее жизни барон Редлих, Александра уже была бы в объятиях Соболинского. Серж прав: она за этим сюда и ехала. За ним. За его любовью. Но вдруг все изменилось. Барон заботился о ней с такой нежностью, был так терпелив, что она чувствовала себя обязанной.

Он снял для нее роскошный дом, помог его обставить, будто у него теперь не было более важных дел. Барон прислал к ней слуг, которые и в самом деле оказались вышколенными и надежными. Барон заботился о ней так, будто бы она была его женой. Чего бы ей ни стоило пожелать, это появлялось или исполнялось в мгновение ока, Александра даже стала бояться своих желаний. Все это было похоже на сказку, от которой она давно отвыкла.

А еще он был человеком умным, приятным собеседником. И мог говорить не только о бирже и своих финансовых вложениях. А это синеглазое чудовище, похоже, может думать лишь о чувственной любви. Все интересы Соболинского сосредоточены в двух комнатах: в спальне и в игорном зале.

«У меня от него физическая зависимость, как от морфия, — с тоской подумала она. — И как мне вылечиться от этой болезни? Рассказать все Эрвину? Да он-то мне чем поможет? В любовных делах барон не советчик».

С такими мыслями она и вернулась домой. По совету барона Редлиха, Александра решила поменять свою жизнь. В Париже у каждой уважающей себя дамы был приемный день и приемные часы. Главное было не перепутать, потому что одна принимала по вторникам, с пяти до семи, другая — по четвергам, с четырех до шести, третья — еще в какое-нибудь время по воскресеньям. Были еще и утренние часы для приемов, после полудня и до двух, когда в Париже наступало время для прогулки. Некоторые дамы давали еще и обеды, которые плавно перетекали в литературные чтения или в обсуждение новой пьесы. Существовали еще так называемые малые приемы, или малые вечера, когда после большого приема, после семи, и, как частенько бывало, до полуночи, самые близкие друзья хозяйки салона и те люди, с которыми она была в родстве, общались мило и непринужденно.