Другая река - Астахова Людмила Викторовна - Страница 26

26

В храме сильно пахло теплой пылью и немного старыми благовониями. Ириен с удовольствием чихнул, сочтя это за хорошую примету.

Илаке, никогда не видевшая храма Пестрых богов, таращилась вокруг круглыми глазами, но делала это молча. За что Ириен был ей бесконечно благодарен. Пусть смотрит, если хочет, только тихо и без болтовни.

Спешить было решительно некуда. Ритагон ждал его возвращения столько лет, подождет еще немножечко. А посему Ириен выполнил обряд по всем правилам. Согрел руками холодный камень Рудайса. Тайн предстоит выяснить немало, и лжи будет предостаточно. Бросил серебряную монетку в прорезь между лапками кошачьей статуэтки, жертвуя во имя будущих встреч, и, проколов палец булавкой, уронил капельку крови в чашу Сайнена. Согласно обычаю, всякий, кто носит меч, должен отдавать частичку собственной крови, чтобы не лилась зря кровь невинных. И судя по тому, что довелось увидеть в своей жизни Ириену, Сайнен, бог первой крови, уже давным-давно не принимал жертвы.

Файлаку же Познаватель ничего не пожелал пожертвовать. Как всегда. У них с богом были старые счеты.

– Вы верите в этих богов? – спросила Илаке с легким недоумением.

– Верю, – буркнул эльф, лишь бы отвязаться.

– Да они и не боги уже, люди их почти забыли...

– А я вот, например, хорошо помню, – усмехнулся Ириен, глядя, как у девчонки отнимается дар речи. – Для тебя они, может быть, и пыльная древность, а для меня – нет.

Эльф нагло врал, потому что Пестрые боги ушли за много веков до его рождения. Но, в конце концов, временное онемение подопечной было для него честно заслуженной наградой за два шестидневья повышенного напряжения и бдительности.

Они спустились с холма и, благополучно миновав широченные новые ворота, въехали в Ритагон. За двадцать лет город не успел разрастись вширь настолько, чтобы Ириен не узнавал бывших предместий, поглощенных теперь Ритагоном, очутившихся в черте городской стены. Новообращенных горожан магистрат тут же обязал замостить камнем улицы перед домами. Те из домовладельцев, кто поумнее, скинулись в общий котел и наняли строительную артель, сделав положенное сразу и надежно. Иные же, не найдя общего языка с соседями, решили задачу своими силами, от чего улочки получились рябыми от разномастного материала и перемежающихся с ним грязных ям. Такое случалось не раз и не два, люди из века в век совершали одни и те же ошибки, каждый раз выбирая между дешевой и плохой работой и дорогим качеством в пользу первого. И даже непомерно высокие штрафы градоначальства за колдобины на дорогах не могли изжить стародавнюю привычку жадничать по мелочам.

Ириен быстро нашел маленький аккуратный домик Птиера, старшего брата Илаке, недавно перестроенный в соответствии со вкусами нового владельца, с остатками сада за низким забором и миниатюрным огородом. Дугнас ничуть не преувеличивал, когда утверждал, что сыну в Ритагоне живется хорошо. Свежая побелка, посыпанные песком дорожки в саду, пестрые коврики, вывешенные на просушку, – зоркому глазу все говорило о достатке и уверенности хозяев дома в своем будущем.

Птиер оказался до такой степени похож на своего родителя, что эльфу стало не по себе, словно время двинулось вспять и перед ним стоит молодой Дугнас. Те же кудри, тот же смелый взгляд и точно такая же солнечная улыбка. Кажется, он даже обрадовался возможности познакомиться со старинным приятелем отца, о котором наверняка немало слышал в детстве. Птиер представил свою жену, миниатюрную улыбчивую брюнетку, похвастался годовалым наследником, кучерявым ясноглазым малышом, ковыляющим на нетвердых ножках, и Ириен, конечно, принял бы приглашение заночевать, не испытывай он острейшего желания поскорее распрощаться с Илаке.

– Я очень сожалею, господин Виним, но в Ритагоне у меня множество дел, – заверил Ириен. – Я свою миссию исполнил, доставив вам сестру, а теперь вынужден откланяться.

Илаке оставалось только дивиться, каким образом ее вечно раздраженный телохранитель вдруг превратился в вежливого и церемонного господина, раскланивающегося с братцем с изяществом, достойным королевского дворца. Ей тоже перепало от сего пирога вежливости. Ириен не поскупился на любезную улыбку, изменившую его лицо до неузнаваемости. Только глаза оставались холодными и злыми, мол, не стоит обольщаться, милая.

– Всего наилучшего, сударыня. Надеюсь, вас не слишком утомило наше путешествие. Счастливо оставаться.

Девушка в ответ изобразила книксен, не слишком вязавшийся с мужским платьем. Она молча глядела, как зловредный эльф вспрыгивает в седло и покидает ее жизнь, оставляя в душе горькую занозу, слишком болезненную, чтобы быстро забыться. Она даже сама не поняла, зачем побежала следом.

– Ириен! Ириен!

– Чего тебе? – спросил он неласково.

– Вы простили меня?

Он склонился ниже, со странным любопытством разглядывая девушку.

– Для тебя это важно?

– Не знаю... наверное... может быть...

– Простил. Разве дело в моем прощении или непрощении? Все ведь закончилось более или менее благополучно. Грин скоро выздоровеет, ты будешь жить в одном из самых красивых городов мира. Важно ли что-нибудь еще? У тебя впереди целая жизнь, чтобы понять.

– Что понять?

– Все, – ухмыльнулся Ириен и тяжело вздохнул. – Как ты мне надоела, Ила, если б ты только знала.

Когда дом Птиера исчез за поворотом, он со спокойной совестью выкинул вздорную девицу из своих мыслей. Помнить об Илаке было все равно что помнить о камушке, случайно попавшем в сапог. Дугнасу всегда не везло с женщинами, будь то возлюбленные, жена или дочка.

Глава 3

ЯЩЕРИЦЫ И САЛАМАНДРЫ

Жизнь продолжается... несмотря ни на что.

Джасс, человек. Поздняя осень 1691 года

Кое-кто утверждает, что у кошек двенадцать жизней. Хотя весьма сомнительно, чтобы этот кто-то проверял сей факт досконально. Кошки, само собой, таинственно молчат. На то они и кошки.

А вот Джасс точно знала, что у нее много жизней. Уже примерно шесть. Вот, судите сами: первая началась, как у всех людей и нелюдей, из чрева родительницы, где-то на берегу северного моря; вторая прошла в стенах Ятсоунского храма; третья – в Храггасе, проклятой аймолайской дыре. Четвертая началась в день, когда под напором селя сгинул Храггас, и протекала до падения самой Джасс в хисарскую яму; затем случилась пятая жизнь, знаменуемая присутствием незабвенного лангера-эльфа, и вот оно, начало новой, шестой жизни – без Ириена Альса, после него. И если предположить некое скрытое сродство женской и кошачьей природы, то впереди бывшую жрицу бога-странника, бывшую Сестру хатами, бывшую возлюбленную эльфа, и прочая, и прочая, непременно поджидали еще шесть жизней. Одна другой интересней и опасней. Хотя если внять мнению Джасс, то она как раз остановилась бы на пятой. Наверное... Ну да ладно, разве злой бог судьбы спрашивает мнения смертных?

Приятно все-таки иногда ловить на себе восхищенный мужской взгляд. Особенно после того как некоторое время представители племени носящих штаны взирали на тебя либо как на помесь отравленного ножа, ядовитой змеи и зажигательного снаряда, либо как на живой памятник чужой славе. И то и другое очень быстро начинает утомлять. Джасс специально сделала лишний круг по залу, чтобы убедиться в истинности своего впечатления. Так и есть. Вот он, высокий господин в алом колете, черноволосый, черноглазый и смуглый, как аймолаец. Слава богам, на оттенке загара его сходство с жителями проклятой Аймолы и заканчивалось. Очень хорошо, что в Маргаре не привилась мода на маски, как в Дарже или на Эрмидэях. Аккуратно подстриженная бородка клинышком при безупречно выбритых щеках, вьющиеся крупными локонами волосы по плечи, ровные зубы, мужественный профиль. Ну что еще надо для того, чтобы считаться в Инисфаре эталоном красоты? Разве только плотно набитый золотом кошель. Но у черноглазого, видимо, и здесь не имелось никаких проблем. Усыпанные драгоценными камнями ножны для кинжала – это раз, рубин в серьге размером с ноготь большого пальца – это два, наимоднейший покрой платья – это три. Более чем достаточно для опытного взгляда.