Легенды петербургских садов и парков - Синдаловский Наум Александрович - Страница 10

10

Доверительные монологи о женах перебивались рифмованными назидательными повестями, героями которых становились сами балаганные деды:

У вас есть, господа, часы?У меня есть. Два вершка пятнадцатого.Позвольте, господа, у вас проверить,Или мне аршином померить.Если мне мои часы заводить,Так надо за Нарвскую заставу выходить.

Это был только зачин. Дальше завороженные слушатели становились свидетелями захватывающих приключений, ради которых собственно все и затевалось:

Был я тогда портным.Иголочка у меня язовенькая,Только без ушка —Выдержит ли башка?Как стегну,Так кафтан-шубу и сошью.Я и разбогател.У меня на Невском лавки свои:На правой стороне это не мое,А по левой вовсе чужие.Прежде я был купцом,Торговал кирпичомИ остался ни при чем.Теперь я живу день в воде, день на дровахИ камень в головах.А еще, ребята, что я вам скажу:Гулял я по Невскому пришпектуИ ругнулся по русскому диалекту.Ан тут передо мной хожалый:В фортал, говорит, пожалуй.За что, я говорю?.. А не ругайся! —Вот за то и в часть отправляйся!Хорошо еще, что у меня в кармане рупь-целковый случился,Так я по дороге в фортал откупился.Так-то вот, ребята, на Невском проспектеНе растабаривайте на русском диалекте.Я по Невскому шел,Четвертака искал, да в чужом кармане рубль нашел,Едва и сам ушел.Потом иду да подумываю.Вдруг навернулся купец знакомый,Да не здоровый,Только очень толсторожий.Я спросил: дядюшка, в которой стороне деревня?А он мне сказал: у нас деревни нет, а все лес.А я к нему в карман и влез.Он меня взял да в баню и пригласил.А я от этого дела не раскусил:Я на даровщинку и сам не свой.Приходим мы в баню. Баня-то, баня – высокая,У ворот стоят два часовых в медныхшапках.Как я в баню-то вошел, да глазом-то окинул,То небо и увидел.Ни полка, ни потолка,Только скамейка одна.Есть полок,На котором черт орехи толок.Вот, голова, привели двое парильщиков,Да четверых держальщиков.Как положили меня,Дружка, не на лавочку, а на скамеечку,Как начали парить, с обеих сторон гладить.Вот тут я вертелся, вертелся,Насилу согрелся.Не сдержал, караул закричал.Банщик-то добрый, денег не просит,Охапками веники так и носит.Как я с этой бани сорвался.У ворот с часовым подрался.

Богатые на коварную выдумку и щедрые на беззлобную шутку владельцы балаганов наперебой изощрялись друг перед другом. Доверчивые счастливчики, опережая один другого, протискивались внутрь ярко освещенной пустой палатки, вход в которую объявлялся бесплатным. Оглядывались вокруг, обшаривали глазами стены и, ничего не обнаружив, злые и раздраженные шли к выходу. И тут их встречал ухмыляющийся хозяин, над головой которого была прибита едва заметная вывеска: «Выход 10 копеек». Делать нечего – приходится платить, но признаться нетерпеливо ожидающим своей очереди в балаган в том, что ты остался в дураках, никто не решается. И очередь не убывает.

Яркая броская реклама другого парусинового балаганчика весело зазывает публику всего за алтын увидеть Зимний дворец в натуральную величину. А внутри балагана хитро улыбающийся хозяин откидывает пеструю тряпичную занавеску и показывает застывшей от изумления публике стоящий напротив балагана Зимний дворец. Подсознательное желание разгоряченной всеобщим весельем публики быть обманутой было так велико, что подобные стереотипные розыгрыши предлагались порою в нескольких балаганах, стоящих друг с другом рядом, одновременно. «Ах, обмануть меня не трудно. / Я сам обманываться рад». При особом желании можно было увидеть в натуральную величину и Александровскую колонну, и панораму Петербурга, и многое другое. Самым любопытным предлагалось даже «Путешествие вокруг света», которое совершалось вокруг обыкновенного дощатого стола с горящей свечой посередине.

В программу народных гуляний входили дешевые распродажи и розыгрыши всевозможных лотерей. Приглашения к лотереям отличались веселым, задиристым юмором с примесью обязательного петербургского колорита:

Будет разыгрываться Великим постомПод Воскресенским мостом,Где меня бабушка крестила,На всю зиму в прорубь опустила,Лед-то раздался,Я такой чудак и остался.Бурнус вороньего цвету,Передних половинок совсем нету.Взади есть мешок,Кисточки на вершок.Берестой наставлен,А зад-то на Невском проспектеза бутылку пива оставлен.Вот, ребята, разыгрывается у меня лотерея:Хвост да два филея,Чайник без ручки, без дна,Только крышка одна, —Настоящий китайский фарфор,Был выкинут на двор,А я подобрал, да так разумею,Что можно фарфор разыграть в лотерею,Часы на тринадцати камнях,Что возят на дровнях.А чтобы их заводить,Надо к Обуховскому мосту заходить.Ну, ребята, покупайте билеты – на цигарки годятся,А у меня в мошне пятаки зашевелятся.

Но больше всего публики скапливалось вокруг знаменитых раёшников (от слова «раёк» – райское действо). Они стояли в разных местах площади со своими потешными панорамами, которые представляли собой небольшие деревянные ящики с двумя отверстиями, снабженные увеличительными стеклами и несложным устройством внутри. При помощи рукоятки раёшник неторопливо перематывал бумажную ленту с изображением разных городов, событий, портретами известных людей и сопровождал показ веселыми рифмованными шутками и присказками. Понятно, что Петербург в этом популярном среди простого народа представлении занимал далеко не последнее место. Представление начиналось с традиционного приглашения:

А вот и я, развеселый грешник,Великопостный потешник —Петербургский раёшникСо своей потешною панорамою:Верчу, поворачиваю,Публику обморачиваю,А себе пятачки заколачиваю.Здравия желаю,С Масленицей поздравляю;С выпивкой, закуской,С широкою русской,С разгулом великим,С восьмидневным веселием;С блинами, попойками,С ухарскими тройками;С пылом, с жаром,С хмельным угаром!..Всех проздравляю,Гулять дозволяю!..Пришел людей повидать,И себя показать;Покрутиться, покамборить,Ни в чем себя не неволить:Пущу свою картинку в ход,Потешить православный народ.Пришел к вам с Царицына лугу…Хотел ехать в Калугу,Да костоломки испужалсяДа в Дворянское собраниеК охтинским ребятишкам и примчался…Машкарад, значит, почуял.