Тварь из Бездны - Исьемини Виктор - Страница 41

– Ну что, куда пойдем? – весело спросила Сирина.

Тут Ральк наконец решился:

– А давай к собору сходим, я хочу поглядеть витражи еще раз.

– Давай, – легко согласилась девушка. – А с чего это тебе такая мысль пришла?

– Ну, я… как бы это… Вот глядел на тебя – ну вылитая Гунгилла… Ну, когда голову на руки положила за столом. Дай, думаю, погляжу на тебя еще раз да сравню с той, на витраже. Очень похоже, по-моему.

Девушка звонко рассмеялась – словно колокольчик зашелся – и, отшвырнув носком туфельки камешек, заявила:

– Ну ты даешь… Святотатец. Ладно, идем.

Сперва они молчали, затем Сирина принялась рассказывать что-то о брате, которому не нравится работа у краснодеревщика, и Торкер младший грозился, что порежет старого мастера, если тот еще раз влепит ему затрещину… и даже показывал нож… Ральк осторожно сказал, что, мол, не дело это… негоже ученику так… помолчали. Но вот и собор. Молодые люди неторопливо обошли массивное сооружение, остановились перед стрельчатым окном. С минуту Ральк глядел на выложенную из кусочков цветного «гномьего стекла» картину и размышлял.

– Ну, как? – нарушила молчание Сирина. – Похожа?

– Честно говоря, не очень, – отозвался солдат, – ты лучше.

Сирина запрокинула голову, разглядывая уходящий в низкие тучи шпиль… потом вдруг молвила:

– А давай обвенчаемся здесь! Не в церкви какой-нибудь маленькой, а прямо здесь, а?

– Давай, – шепотом ответил солдат.

Вот это, значит, и есть оно – счастье!

Пошел дождик – тихий, мелкий, мир тут же съежился, сжался, утратил объем. Со всех сторон – серая пелена, справа, слева… Над головой – такая же серая тусклая мокреть. Совсем не летний дождь.

Ральк накинул на плечи девушке плащ, Сирина укуталась, нахлобучила капюшон.

– Если волосы намокнут, потом не расчешешь, как кудель будут, – доверчиво пояснила она, – ну что, похожа я в этом плаще на ученика чародея?

– На Гунгиллу все-таки больше похожа, – буркнул Ральк. Из-за дождя настроение сразу испортилось. – Ну что, придется домой теперь?..

– Ага, – согласилась Сирина. – Идем к нам. Не то мама ругаться станет, что под дождем гуляем.

Ральк неуверенно взял девушку за руку – прикосновение оказалось необычайно приятным, маленькая ручка Сирины была мягкой и теплой. Она не стала отнимать ладонь, а улыбнулась и заглянула Ральку в глаза – снизу вверх, из-под неуклюжего капюшона.

– С тобой хорошо, – объявила девушка. – Посидишь у нас, а? Ну хоть немного…

– Ладно, – кивнул солдат. – Конечно.

Еще за пару кварталов до жилья Сирины они услыхали крики. Больше орала Терена, изредка в ее трубный голос вплеталась хриплая брань. Молодые люди переглянулись и прибавили шаг. Вот и дом. Терена, уперев мощные руки в бока, загородила вход, а перед ней – под дождем – топтался среднего роста коренастый мужчина с перевязанной рукой. Подойдя ближе, Ральк разглядел и Торкера-младшего, под глазом у парнишки наливался свежий синяк. Прислушавшись к перепалке, стражник понял, что Терена уже одолела и теперь снисходительно позволяет высказаться побежденной стороне. Коренастый, опустив глаза, бормотал:

– Да разве же я не знаю… Конечно… ну, то есть, если бы я мастера Торкера не уважал, я бы мальца и вовсе в ученики не взял бы! Кого б другого, а мастера Торкера сыну – не отказывал, верно же? Но он же, стало быть, пацан-то – с ножом на меня! Разве порядок?

– Не порядок, – согласилась Терена, – а фингал кто ему поставил?

– Так потом же! – снова вскинулся было краснодеревщик, но под суровым оком сердитой матери снова сник. – Он сперва ножом меня, стало быть, ну а потом уж я не сдержался…

– Он первый, мам! – наконец подал голос Торкер-младший. – Он мне подзатыльник…

Тут же здоровенная красная ладонь Терены с размаху опустилась на многострадальный затылок парнишки.

– Он – наставник твой! Молчите, мастер, молчите! – краснодеревщик покорно подавился новой репликой. – Он тебя уму-разуму учить должен! А когда надо – и подзатыльник может дать! Вот как я сейчас!

Каждая фраза сопровождалась взмахом пухлой ладони, но Торкер был уже начеку и неизменно увертывался, крутясь вокруг толстухи. Наконец Терена сообразила, что избранная ею тактика к успеху не ведет и, опустив руки, заключила:

– Ну, вот что. Поладим-ка мы с вами миром, мастер. А?

– Да я что, – забормотал краснодеревщик, радуясь предоставленной возможности высказаться, – я же со всей душою… Со всем почтением к уважаемому мастеру Торкеру, супругу, стало быть, вашему… Да только после нынешнего не смогу я парня учить, невозможно…

– Ладно, – милостиво кивнула Терена. – Из учеников мы его выпишем. Пусть мой старик ему другого наставника ищет. И денег мы с вас не возьмем за нынешнюю неделю, за ученический труд. Уж не держите на нас зла, мастер.

– Да разве ж я… Я же как всегда – к мастеру Торкеру с огромным же почтением… Ну, если так, если миром поладим, так я пойду. Не буду, стало быть, мешать семейству… Вот и доченька пожаловала… Пойду я, стало быть…

Ральк только теперь заметил, что мастер краснодеревщик, оказывается, снял шляпу, беседуя с Тереной. И лишь уходя решился нахлобучить свой колпак на промокшую плешь. Суровая теща будет у Ралька…

Шагая под дождем, Ральк под беззаботную болтовню Сирины размышлял, как и что он скажет матери девушки, но скандал у порога совершенно сбил его с мысли и нарушил весь продуманный план. Когда краснодеревщик удалился, Терена оставила позицию в дверях и Сирина с Ральком зашли в дом, при этом Торкер младший попытался проскользнуть рядом с ними. Не удалось, мать ухватила парня за шиворот и поволокла, не обращая внимания на протесты, по коридору. Открыла дальнюю дверь и зашвырнула сына внутрь, сурово молвив:

– Посиди-ка в кладовке, пока отец не вернется.

С этими словами она заперла дверь на щеколду и обернулась к молодым людям. Ральк смущенно топтался в дверях, он, как положено кавалеру, помог Сирине снять накидку и теперь мял мокрую одежду в руках, судорожно подыскивая слова. Но ему снова не пришлось ничего говорить. Едва Терена покончила с приведением в исполнение приговора Торкеру-младшему, ее лицо тут же прояснилось. С приторной улыбкой толстуха объявила:

– Вот и славно, что вернулись, детки! Скоро старик наш заявится, поужинаем вместе. Ты ведь не торопишься, мастер Ральк?.. – и тут же, без паузы. – Конечно, не торопишься! Старик мой сказал, на службу только к утру, куда тебе торопиться! Ты же холостяк, дома не ждет никто!..

– Так я…

– Вот и посиди с нами, чего тебе одному-то дома мыкаться.

– Скажешь тоже, дома, – фыркнула Сирина. Ральк не успел ответить, а девушка наловчилась вставлять реплики в непрерывный поток рассуждений матери. – Он на постоялом дворе комнату снимает, верно, Ральк? Вот женится – куда молодую жену приведет? А?

Сирина расхохоталась, а у Ралька в груди почему-то стало холодно. Никогда он не боялся – ни в море, на борту «Гнева Фаларика», ни в фенадских горах, когда на гномов с отрядом ходил… А сейчас где-то у горла свернулся тугой комок и медленно-медленно заскользил вниз… Что ж она говорит… Тут Терена, запнувшаяся было на полуслове, подхватил:

– А ну и что ж такого? Все когда-то молодыми были, все начинают как-то… И ничего! Вот сперва у нас поживете, оглядитесь, друг к дружке примеритесь, а если что – мы со стариком поможем, подскажем. А потом, глядишь, и собственное жилье присмотрите, голубки. А пока вон – на втором-то этаже комнату вам освободим, я уже все обдумала… Я так мыслю, что сперва кровать нужно новую, потом еще…

Толстуха говорила и говорила, а холод в ральковой груди рассасывался, таял, словно сосулька под лучами весеннего солнышка, солдат почувствовал, как помимо воли уголки губ растягиваются в улыбке… Улыбаться Ральку было так же непривычно, как и испытывать страх. Он прислушивался к новым ощущениям и думал, что теперь придется привыкать. За себя-то он не боялся никогда, а вот за Сирину, за ее родню, за их дом… За их с Сириной дом… И улыбаться он тоже привыкнет – точно, привыкнет. И все будет хорошо.