Колонисты - Кавано Джек - Страница 11

Это нововведение так разозлило и раззадорило молодых людей, что они, разбив окно, залезли в церковь и превратили скамью для молодых леди в груду щепок. За столь безобразную выходку каждый из них был оштрафован на десять фунтов и приговорен к порке или выставлен к позорному столбу. Кроме того, по настоянию Присциллы им надлежало восстановить скамью.

Присцилла расцветала в соперничестве с мужчинами. Единственный мужчина, с которым, по наблюдениям Филипа, она ни разу не вступила в состязание, был отец. Отношения между ними всегда отличались особой теплотой и нежностью. Присцилла никогда не повышала на отца голос, прислушивалась к тому, что он говорил, советовалась с ним (хотя частенько поступала по-своему) и проводила долгие часы в его кабинете. Что и говорить, если Присцилла и могла назвать кого-то близким другом, то только своего отца, Бенджамина Моргана. И вот теперь его не стало.

Из-за того что сестра, мать и брат сидели на противоположном конце стола, Филипу было совсем не по себе. Он предпочел бы оказаться сейчас в Гарварде, с книгой в руках. Но почему-то Господь решил призвать отца на небо и возложить на Филипа ответственность за тех, кто остался здесь, на земле. Ну что ж, во имя Всевышнего он исполнит свой долг.

Скрежет стула по деревянному полу возвестил о том, что Джаред покончил с едой. Обращаясь к матери, он сказал:

— Пойду наверх, приведу себя в порядок.

— Джаред, сядь, пожалуйста, — остановил его Филип. — Нам нужно кое-что обсудить.

— Позже поговорим, — отрезал Джаред и нагнулся, чтобы подобрать с пола мушкет.

— Джаред! Сядь! — Голос Филиппа прозвучал резко, как удар хлыста. — Это касается всех нас!

Джаред криво усмехнулся. Он не слушался брата с тех пор, как пошел в школу.

Констанция взяла младшего сына за руку.

— Джаред, прошу тебя, сядь, — мягко сказала она.

Мушкет со стуком упал на пол. Джаред опустился на стул. Напротив него, скрестив руки на груди и хмуро закусив губу, сидела Присцилла; она не сводила холодного презрительного взгляда со старшего брата.

— Спасибо, мама, — поблагодарил Филип. Пока он подыскивал нужные слова, в комнате царило неловкое молчание. Три пары глаз были устремлены на него.

— Смерть отца — тяжелое испытание для всех нас, — Филип сделал паузу, чтобы прокашляться, и почувствовал, как у него начинает теснить в груди, — но Господь почему-то решил забрать его у нас, и теперь мы должны заботиться о себе сами.

— Да будет тебе чепуху молоть, — перебил брата Джаред. — Готов поспорить: Господь не имеет никакого отношения к папиной смерти.

— Видишь ли, Филип хотел сказать, что в Своей мудрости Господь допустил ее, — не выдержала Присцилла. — Ты бы, Джаред, почаще заглядывал в Библию!

— Если Господь допустил это, — выпалил вдруг Джаред, — Он ничуть не лучше убийц отца!

Мгновенно наступила глубокая тишина, которую, к удивлению всех присутствующих, нарушила Констанция.

— Довольно, Джаред! — резко оборвала она сына. — Я не позволю, чтобы в моем доме звучали такие слова!

Вспышка матери ошеломила детей. Никто и никогда не слышал, чтобы Констанция Морган повышала голос. Это было так не похоже на нее…

— Прости меня, мама, — пожал плечами Джаред. — Но я сказал то, что думал.

— Как бы там ни было, — попытался направить разговор в иное русло Филип, — нам нужно кое-что обсудить.

— Что же, сынок?

— Как нам жить дальше, — Филип сконфуженно кашлянул. — Я тут разбирал бумаги отца: счета, рабочие записи, письма. Просматривал счетные книги. Дневник вот нашел… — молодой человек с минуту помолчал, а затем сбивчиво продолжил: — Ни для кого не секрет, что все дела в семье вел отец… Короче говоря, пока я вникаю во все это, мы будем продолжать двигаться курсом, который выбрал для нас отец. Что до тебя, Джаред… — Филип умолк. Он ждал, когда брат поднимет на него глаза. — Отец хотел, чтобы в августе ты поступил в Гарвард. Я договорюсь с ректором о собеседовании. Полагаю, тебе следует посвятить большую часть времени языкам. С сегодняшнего дня я буду говорить с тобой только на латыни.

— Извини, но я не собираюсь поступать в Гарвард, — голос Джареда прозвучал твердо и жестко.

— Скажи это по-латыни, — потребовал Филип.

Джаред в бешенстве стукнул кулаком по столу.

— Я не собираюсь поступать в Гарвард! — закричал он по-английски. — Я хотел сказать об этом отцу, а пришлось вот говорить тебе. С учебой покончено!

— Но отец так хотел, чтобы ты учился в университете! — не отступал Филип. И тут в перепалку братьев вновь вмешалась мать.

— И что же ты будешь делать, Джаред? — примирительно спросила она.

— Понятия не имею. Знаю только, что Гарвард не для меня. Он для таких, как папа и Филип.

— Ну да, для таких, как они, — поспешила подлить масла в огонь Присцилла. — Но ты не расстраивайся: в крайнем случае будешь охотиться по ночам на волков. Похоже, у тебя это неплохо получается!

Джаред как ужаленный вскочил с места; его стул с грохотом полетел на пол.

— Я уж как-нибудь сам разберусь, что мне делать, — огрызнулся он и, подобрав с пола мушкет, захромал к двери.

— Разговор не окончен! — крикнул ему вслед Филип. — Мы еще поговорим о твоих ночных похождениях!

Джаред не ответил.

— А что ждет меня? — с деланным безразличием осведомилась Присцилла. В ее глазах зажегся опасный огонек. Она опустила голову, готовясь к бою.

— Ну, — Филип облизал пересохшие губы и нервно сглотнул. — Я хочу того же, чего и отец.

— А именно?

— Тебе двадцать лет. Самое время найти себе мужа, кого-то, кто мог бы позаботиться о тебе.

Поднеси Филип спичку к бочонку с порохом, он и то получил бы взрыв куда меньшей силы.

— Кого-то, кто сможет позаботиться обо мне?! — лицо Присциллы вспыхнуло. Еле сдерживаясь, она процедила сквозь зубы:

— Вот что, братец, заруби себе на носу: Присцилла Морган не нуждается ни в чьей опеке! Если я еще раз это услышу, тебе придется искать того, кто будет заботиться о тебе!

И, дрожа от гнева, она поспешно вышла. На кухне остались только Филип, и Констанция; мать и сына разделял стол с грязной посудой. Молодой человек, бледный и измученный, сидел ссутулившись.

— Нам всем сейчас нелегко, — робко прервала затянувшуюся паузу Констанция. Филип зашелся глухим кашлем. Они помолчали еще с минуту, а затем мать вновь заговорила.

— Ну а ты, сынок, что будешь делать ты? — спросила она.

Филип вздохнул — его первая попытка стать главой семьи окончилась крахом.

— В августе начнутся занятия и я вернусь в Гарвард, а жить… жить буду дома. Я нужен вам. Ну а пока займусь счетными книгами, да и с нашими вкладами надо разобраться…

— В этом тебе могла бы помочь Присцилла, у нее большие способности ко всему, что имеет хоть какое-то отношение к цифрам.

Филип не хотел спорить с матерью — единственным человеком в доме, смотревшим на него дружелюбно. Однако про себя он тут же решил: ничем таким Присцилла заниматься не будет.

— Отец хотел, чтобы я сделал кое-что еще, — сказал он, старательно избегая слов «это была его последняя просьба», которые вертелись у него на языке, — он хотел, чтобы я нашел фамильную Библию.

Как только молодой человек проговорил это, у него сдавило горло, и он зашелся судорожным кашлем. К счастью, приступ быстро миновал.

— Я помню, как обрадовался Бенджамин, когда узнал о существовании этой Библии, — с грустной улыбкой произнесла Констанция. — Он называл ее своим Святым Граалем[8]; ему казалось, что тот, кто прикоснется к ней, будет обладать сверхъестественной силой.

— Отец считал, что ее нужно искать в Род-Айленде, у наррагансетов. Завтра же я туда поеду. Попробую разузнать, не слышал ли о ней кто-нибудь.

Молодой человек помолчал, размышляя о том, как совместить два столь разных желания: отца — найти Библию и свое — вернуться в Гарвард. После долгой паузы он произнес:

— Для отца эта Библия очень много значила. Если она и впрямь существует, я попытаюсь найти ее.

8

Святой Грааль — согласно западноевропейским средневековым сказаниям, чудодейственный сосуд из цельного алмаза, в котором была собрана кровь распятого Христа.