Рабыня Гора - Норман Джон - Страница 38

Стоящая первой в ряду скованных цепью девушек, леди Сабина застонала.

В самом деле — как рабыня политической ценности она не имеет. Ее можно будет обменять, купить или продать — как заблагорассудится хозяину. Перед законом Гора раб — не человек, а бесправное животное.

— Не отдавай меня в рабство, предводитель! — Она еще надеялась. — Сохрани меня, продай Конфедерации. Верни меня свободной — получишь несметные богатства. Вернешь меня Конфедерации — и ты, и твои люди станете так богаты, как вам и во сне не снилось!

— Благородная дама, ты предлагаешь мне предать Ар? — уточнил Клитус.

Она грохнулась перед ним на колени. Неужели убьет?

— Нет, предводитель, — прошептала она.

— Учитывая твой будущий статус, — назидательно проговорил хозяин, — неплохо бы тебе уже теперь обращаться к свободным мужчинам «хозяин». Тебе это только на пользу — попривыкнешь.

— Да, — склонила она голову, — хозяин.

— Как ты, должно быть, заметила, леди Сабина, за тобой стоит рабыня по имени Лена.

— Да, хозяин.

— Сегодня вечером ты ее как следует высекла.

— Да, хозяин.

— Дай Лене плеть, — велел хозяин одному из мужчин. Лена просияла.

— Лена, — обратился к ней хозяин, — вздумается леди Сабине замешкаться, будет задерживать караван, твоя обязанность — поторопить ее.

— Да, хозяин.

Что ж, леди Сабине не позавидуешь.

— Прости, что я высекла тебя, Лена, — заскулил а леди Сабина.

Лена яростно хлестнула ее по едва прикрытой лохмотьями спине. Несчастная отчаянно вскрикнула. И не думала, наверно, что это так больно. Уж конечно, до сих пор отведать кнута ей не приходилось.

— Лена! — взмолилась она.

— Называй девушек «госпожа», — велел коленопреклоненной купеческой дочери хозяин.

— Да, хозяин.

Лена вновь, не жалея сил, стегнула ее.

— Не бей меня, госпожа! — разрыдалась леди Сабина.

Хозяин отвернулся, заговорил с мужчинами и вскоре, не оглядываясь, зашагал через чащу. Мужчины гуськом двинулись за ним. Один остался позади — он пойдет замыкающим, в нескольких ярдах от нас, скованных цепью.

— Встать, леди Сабина! — гаркнула Лена.

Звеня цепью, леди Сабина вскочила.

— Пойдешь с левой ноги, — приказала Лена, — по моему сигналу. Потом научишься ходить на цепи красиво и грациозно. Пока от невежественной девки этого ждать не приходится.

— Да, госпожа, — отвечала леди Сабина.

— Ты готова, благородная высокочтимая леди Сабина? — полюбопытствовала Лена.

— Прости, что высекла тебя, госпожа, — ныла леди Сабина.

— Не волнуйся, дорогуша, ты свое сполна получишь, уж я постараюсь, — пообещала Лена.

— Прошу тебя, госпожа! — кричала дели Сабина.

— А тебе разрешили говорить? — спросила Лена.

— Нет, госпожа, — простонала леди Сабина. Лена дважды хлестнула ее плетью.

— Ты считаешь меня слабой, леди Сабина? — спросила она.

— Нет, нет! — рыдала леди Сабина.

— Правильно, — согласилась Лена и снова пустила в ход плеть. — Я не слабая.

Леди Сабина заливалась слезами.

— Встать прямо! — приказала Лена. — Прямее! — И ткнула ее плетью.

Глотая слезы, леди Сабина расправила плечи. Сразу стало видно, как она хороша собой. Я улыбнулась. Стоит, выпрямив спину, прелестная, соблазнительная — ну точно рабыня.

— С левой ноги, по моему сигналу, — напомнила Лена.

— Да, госпожа, — ответила леди Сабина.

— Пошли! — хлестнув ее плетью, скомандовала Лена.

Вскрикнув от боли, леди Сабина, спотыкаясь, зашагала с левой ноги.

— Быстрей! — Лена стегнула ее еще раз.

— Да, госпожа!

Мы торопливо семенили следом, пробираясь сквозь заросли — то укрытые тьмой, то залитые лунным светом, стараясь не отстать от хозяев — мужчин.

— Не хочу бегать на потеху деревенским парням, — плакала рабыня Бусинка.

— Молчи, рабыня, — отрезала Лена.

— Да, госпожа.

В четырех сотнях пасангов к северо-западу от Ара, в двадцати пасангах к западу от Воскского тракта в селении Табучий Брод, у прочерченной на земле линии стояли рабыни Клитуса Вителлиуса — и я среди них.

Крестьянские парни просто ели нас глазами. Еще бы — такие гибкие, такие аппетитные, и самое главное — рабыни! Не каждый день случается, чтобы такие красотки, да еще наложницы Воина, бегали им на потеху. Мы — рабыни. Поймают нас — должны потешить удачливого охотника.

Вокруг шло бурное обсуждение правил погони. Заключались пари. Кое-кто из парней подошел ближе к линии — рассмотреть будущую добычу.

— Ой! — вскрикнула леди Сабина. Деревенский парень похлопывал ее по ноге.

— Хороша скотинка, — облизнулся он.

— Да, — согласился его приятель.

Другой здоровяк ощупывал меня. Я попыталась было чуть высвободиться, но сопротивляться не смела. Я — рабыня. Высекут.

По другую сторону от Донны, высоко подняв голову, стараясь не замечать тискающих ее крестьянских рук, стояла Марла.

Рабыня Бусинка плакала, закрыв лицо руками. Двое местных парней — один стоя, другой сидя на корточках — глазами и руками изучали ее тело — так же спокойно и невозмутимо ощупывали бы они любую другую домашнюю скотину.

Но вот они подошли ко мне. Я закрыла глаза. Они не церемонились. Пожалуй, с телкой боска обошлись бы и то понежнее. А я? Я всего лишь рабыня.

Вот бы броситься на них, выцарапать глаза! Нет, нельзя. Могут высечь, а могут и убить. Ничего удивительного, что на Горе послушные рабыни. Непослушных просто уничтожают. На мгновение вспыхнувший в душе порыв к мятежу испугал меня. Да что это со мной? Что я, на Земле, что ли? Забыла, что это — Гор? Затмение нашло! Горианским рабыням бунтовать не положено.

Двое продолжали изучать мое тело.

Глаза наполнились слезами. Случается, рабыне шутки ради позволяют взбунтоваться, иногда даже, чтобы позабавиться, приказывают: «Бунтуй!» По щекам потекли слезы. Этому приказу, как и любому другому, надлежит повиноваться. Страшный, жестокий приказ. Налюбовавшись вдоволь, ей крикнут: «На колени!» Для того, наверно, и позволяют девушке ослушаться, чтоб слаще было потом вновь поставить ее на колени.

В общем, девушка целиком и полностью принадлежит хозяину — и этим все сказано. Я открыла глаза. Отошли, взялись за Донну.

— Ты плачешь, — шепнула мне Бусинка.

— Ерунда! — тряхнув волосами, ответила я и встала у линии. Земля далеко. Там я была такой утонченной! Писала стихи. А теперь в чужом мире, в Богом забытом поселке, стою у выведенной на земле черты. Нет больше Джуди Торнтон. Есть лишь безымянная полуголая рабыня, ждущая сигнала, чтобы броситься наутек на потеху деревенским парням. Что случилось со мной? Как я сюда попала? Кто я? Чего от меня хотят?

Я улыбнулась себе. Зато одно я знаю точно: я принадлежу Клитусу Вителлиусу, предводителю воинов Ара.

В глубине души, едва признаваясь самой себе, я не противилась. Таких мужчин я доселе не встречала.

Стоя у линии, я оглянулась — туда, где у костра в окружении местных мужчин, бок о бок с Турнусом, главой касты, земледельцем и заводчиком слинов, сидел он.

Сладостный трепет охватил меня. Один взгляд на Клитуса Вителлиуса — и тело под коротенькой та-тирой стало горячим и влажным. А он, не обращая на меня внимания, беседовал с Турнусом. Он из тех мужчин, которые устанавливают женщине — даже свободной — свои условия. Никакую женщину, будь она хоть трижды свободна, и близко к себе не подпустит, не прими она безоговорочно его условия. Не станет спорить, рассуждать, убеждать, не пустится торговаться. И свободная женщина, к ужасу своему, вдруг поймет, что она — если он сочтет нужным — должна просто повиноваться, стать безвольной и безгласной, как рабыня. Ни у кого на поводу он не пойдет. Условия его просты: женщина отдает ему себя полностью, целиком подчиняется его власти, лишается собственной воли — как рабыня, на которую он соблаговолит надеть ошейник. Даже в отношениях со свободной женщиной он всегда — к вящему возмущению жителей Ара — хозяин. И не найдется на свете женщины, которая не согласилась бы принять эти ясные, четкие, общеизвестные условия.