Река жизни - Симен Бернард - Страница 38

Последний штрих на карту Реки жизни нанес еще один выдающийся итальянский ученый по имени Марчелло Мальпиги. Мальпиги родился неподалеку от Болоньи в 1628 году (в том самом году, когда Гарвей опубликовал свою книгу). Его щедрый талант обогатил не только анатомию и экспериментальную медицину, но и энтомологию, зоологию и ботанику.

Мальпиги одним из первых использовал микроскоп для биологических исследований. Предпринятое им изучение мельчайших составных частей тканей заложило основы новой науки — гистологии. С помощью микроскопа Мальпиги внимательно изучал строение таких небольших насекомых, как гусеница тутового шелкопряда, и таких крупных птиц, как орел. Его исследования тканей животных, насекомых и растений поражают необычайной глубиной.

Любознательность Мальпиги была столь велика, что открытие им капилляров произошло как нечто само собой разумеющееся. Это случилось в 1661 году, почти через две тысячи лет после того, как Эразистрат впервые заявил об их существовании, и через шестьдесят восемь лет после того, как Чезальпино дал им точное название в своей третьей книге.

Рис. 20. Марчелло Мальпиги (1628–1694), с помощью микроскопа открывший капилляры и завершивший составление схемы кровообращения.

Однажды Мальпиги рассматривал легкие лягушки. Невооруженному глазу они казались скоплением крошечных ячеек. Однако через микроскоп Мальпиги увидел сложное переплетение тканей, клеток и сосудов. В кусочке легкого, которое лежало на предметном стекле, оставалось немного лягушечьей крови… Впрочем, предоставим слово самому Мальпиги, описавшему свое открытие следующим образом: «Перед моим взором предстали еле заметные, но довольно многочисленные следы крови… Приглядевшись к ним с помощью увеличительного стекла (так в то время называли микроскоп. — Ред.), я увидел не просто разбросанные пятна, а сосуды, соединенные наподобие колец. Сосуды эти, ответвляясь с одной стороны от вены, а с другой стороны от артерии, не пронизывают ткань по прямой линии, а извиваются, образуя в пространстве между венами и артериями целую сеть».

Драматизм и торжественность момента побудили Мальпиги заявить: «Мне посчастливилось увидеть такое, что я, пожалуй, не без оснований могу повторить ныне изречение Гомера: „Вижу глазами своими творенье великое“».

Когда существование капилляров было подтверждено, Мальпиги и другие его современники попытались установить, имеются ли они у теплокровных животных или только у пресмыкающихся. Однако методика и техника микроскопии делали тогда еще только первые шаги, и это ставило перед исследователями неразрешимые проблемы.

Прошло более ста лет, прежде чем капилляры удалось найти и у теплокровных животных.

Это сделал физиолог Лаццаро Спалланцани весной 1771 года. Спалланцани направил микроскоп на куриное яйцо с живым зародышем. Ученому вряд ли удалось бы добиться положительных результатов, не покажись ему, что для наблюдений в лаборатории явно не хватает света.

«Так как помещение, где я работал, было освещено недостаточно, — писал Спалланцани, — а я был преисполнен решимости как-то удовлетворить свое любопытство, я решил исследовать яйцо на открытом воздухе, под лучами солнца… Я быстро сфокусировал на нем линзы и, несмотря на окружавшее меня море света, смог, чуть прикрыв глаза, ясно увидеть, как кровь циркулирует по всему комплексу пупочных артерий и вен. Охваченный столь нежданной радостью, я позволил себе вскричать: „Нашел! Нашел!“»

Итак, путь Реки жизни был теперь, по крайней мере в общих чертах, прослежен до конца и зафиксирован в виде стройной схемы. Многое, однако, еще предстояло понять и изучить. Не было, например, ясного представления о том, каким именно образом в легких происходит аэрация крови. Человек не знал, каким путем продукты пищеварения попадают в ток крови и разносятся ею к различным частям организма. Надо было выяснить это и многое другое. Но все-таки над первой, некогда неведомой областью — системой кровообращения — мрак уже рассеялся.

Оставалось исследовать вторую область — природу крови, ее состав и функции. Только слепому было неясно, что кровь представляет собой жидкость красного цвета, что она ярче в артериях, чем в венах, что при определенных условиях она свертывается и что она, по всей вероятности, играет важную роль в жизнедеятельности организма. Кроме этого, в сущности, ничего не было известно, хотя и бытовало множество прочно укоренившихся и часто противоречивших друг другу поверий, которые касались главным образом магических и мистических свойств крови, а также ее связей с «душой». Медицинские же воззрения на кровь продолжали оставаться в плену у ряда нелепых догм, в соответствии с которыми кровопускание считалось основным средством лечения почти всех болезней. Природа крови была окружена такой глубокой тайной, что, не будь микроскопа, человек, возможно, вообще не догадался бы о ее существовании.

Первый шаг к разгадке сделал все тот же Мальпиги. Пользуясь микроскопом для преодоления границ видимого, он показал, что кровь вовсе не простая красная жидкость и что врожденное несовершенство подвело человеческие глаза. В 1665 году, через четыре года после раскрытия тайны капилляров, Мальпиги обнаружил в крови человека эритроциты, или красные кровяные тельца. Перед исследователями открылся совершенно новый мир.

Если поток крови нес с собой невидимые твердые частички одного вида, то можно было предположить, что в нем имеются и другие частички, которые предстояло открыть и охарактеризовать. Поскольку в природе все разумно и гармонично, эти таинственные незнакомцы имели, вероятно, особые функции, установить которые могли лишь люди, обогащенные новыми знаниями, новым инструментарием и анализом все чаще проводимых экспериментов.

В бой вступали все новые и новые ученые, чьё любопытство росло не по дням, а по часам. Открытие эритроцитов в конечном счете привело к выяснению роли крови в процессе дыхания. Открытие одной твердой частички в потоке крови побудило к поискам других. В итоге были найдены лейкоциты, или белые кровяные тельца, а также прочие форменные элементы, входящие в состав крови.

Все эти открытия стали возможными благодаря гению Мальпиги, вооруженному микроскопом.

И снова, как и во все драматические моменты истории цивилизации, когда человечество как бы оказывалось на перепутье, люди раскололись на два враждующих лагеря. Лагерь смелого меньшинства стремился вперед. Другой лагерь — лагерь влиятельного и окопавшегося на тепленьких местечках большинства — сопротивлялся переменам, ибо они угрожали заведенному порядку вещей. Очутившись между этими полярными силами, одна из которых увлекала вперед, а другая тянула назад, основная часть человечества ухитрялась медленно, с большим трудом продвигаться по пути прогресса.

В родном городе Мальпиги — Болонье, куда он прибыл с целью публикации своих работ и где он основал новую анатомическую школу, вокруг него сформировалась группа студентов, интересовавшихся научными исследованиями. Однако многие преуспевавшие врачи и ученые встретили Мальпиги крайне враждебно. Разумеется, — и у них были весьма веские причины не сомневаться в этом — они боялись, как бы Мальпиги не нанес смертельного удара по догмам, на которых покоилось их безбедное существование. Учение Галена все еще имело многочисленных и всемогущих приверженцев — упорных противников любых новых идей, которые могли бы окончательно расшатать и без того непрочные бастионы их веры.

Тот факт, что Мальпиги располагал возможностью продемонстрировать свои выводы с помощью микроскопа, лишь усиливал исходившие от него опасность и угрозу. Повторялась та же история, что и с анатомическими доказательствами, представленными в свое время Серветом, Чезальпино и Гарвеем. Неприязнь к Мальпиги усиливалась с неимоверной быстротой. Со всех сторон он подвергался нападкам, издевкам, клевете, публичным насмешкам. Ко всеобщей травле присоединились газеты. Преследуемый бедами, глубоко несчастный, Мальпиги, этот одинокий титан, продолжал разведку невидимых сфер жизни.