Патриоты - Кавано Джек - Страница 57

Исав с опаской вглядывался в ночной мрак: нет ли кого за спиной человека, именующего себя Джоном Андерсоном. Судя по всему, англичанин был один: он и сам напряженно прощупывал глазами темноту. При встрече они назвали вымышленные имена. Исав откликнулся на имя Эндрю Мэтьюз. Это имя носил первый Морган, обосновавшийся в Америке, фамилию Мэтьюз носила в девичестве его жена. Джон Андерсон был никем иным как Джоном Андре. Они встретились на востоке от Гудзона, у моста Пайн.

— Вы принесли письмо? — прокричал англичанин.

Исав сунул руку в дорожную сумку.

Но не успел он вытащить письмо, как раздался топот копыт и скрип подвод. Мужчины переглянулись, их лица исказила гримаса страха, каждый подумал, что его предали. Исав покачал головой. Это не его люди. Андре ответил тем же движением.

— Под мост! Живо! — скомандовал он.

Молодые люди нырнули под мост, их кони стояли неподалеку, в воде. Деревянный настил моста сотрясался от топота копыт, грохот стоял оглушительный. Над головами Андре и Исава проскакало не менее двадцати лошадей и проехало не менее шести подвод. Наконец наступила благословенная тишина. Они так и не разглядели, были это британские солдаты или американские.

Андре и Исав стояли совсем близко друг от друга.

— Не перебраться ли нам, — повернулся англичанин к Исаву, — в более удобное место? В четверти мили отсюда я приметил сарай. Рядом с ним — сожженный дотла дом. В сарае, похоже, никого нет. Мы можем спрятаться там от дождя и развести костер.

«Не ловушка ли это? — подумал Исав. — Впрочем, будь это ловушка, я бы уже в нее попался». Сделав такой вывод, он кивнул и последовал за Андре.

Между молодыми людьми весело потрескивал огонь. Близ костра сушилась мокрая одежда. Вглядываясь в сидящего против него человека, Исав мысленно соглашался с Пегги, что тот приятен и внешне, и в разговоре. Андре — ему не минуло еще и тридцати — был невелик ростом, темнобров, тонкогуб. Кроме того, природа наградила его большим, четко вылепленным носом и красивыми вьющимися волосами.

Молодые люди вспоминали роскошные филадельфийские гулянья. Андре с упоением рассказывал Исаву об одном из них, устроенном по случаю отъезда генерала Хоу. Длившееся сутки, оно было самым дорогим в истории города.

— Праздник начался с водного представления. — От избытка чувств Андре размахивал руками. — Дамы и кавалеры плыли по реке в красиво украшенных лодках, играл оркестр, развевались флаги. У Ореховой рощи все сошли на берег — там мы подготовили поле для рыцарского турнира. У нас имелось семь рыцарей Прекрасной Розы и семь рыцарей Горящей Горы. Они должны были сражаться друг с другом, облачившись в сверкающие доспехи. Само собой, бой был бескровным… Просто развлечение. И, представьте, повсюду — дамы в турецких костюмах!

Исава позабавило то, с каким увлечением его собеседник описывал праздник.

— После поединка были танцы, азартные игры, еда и напитки. Все помещения устроители обставили в современном стиле, лишь зал для азартных игр декорировали а-ля Древний Египет. Вечерний банкет поражал великолепием — четыреста тридцать гостей! А потом мы снова танцевали, играли, пили. В четыре часа утра начался фейерверк! — Бурно жестикулируя, Андре попытался изобразить множество взрывающихся в небе огней. — Вот как, мой дорогой мистер Морган, следует жить: веселиться, радоваться, танцевать. — А не… — Он потянулся за своим мокрым мундиром. — Заниматься этой ужасной войной.

Исав прыснул.

— Так могла бы сказать одна моя знакомая. Большую часть времени она проводит на балах.

— Вы имеете в виду Мерси?

Исав не мог скрыть своего изумления.

— Я знаю о ней от Пегги, — поспешил объясниться Андре. — Она ее боготворит. Пегги рассказала мне и о вас с Мерси… немного, вряд ли ей много известно… Просто упомянула, что вы хотели бы других отношений.

В облике Андре, в его манере держаться сквозила такая сердечность, что Исав не только не смутился, но и сам вкратце изложил историю своих отношений с Мерси.

— У меня в жизни тоже была своя Мерси. — Лицо Андре омрачилось, а голос приобрел задумчивые нотки. — Ее звали Онора. Умом она не блистала, зато с лихвой компенсировала этот недостаток красотой. Я по ней с ума сходил! Писал любовные письма на нескольких листах, рисовал всякую ерунду на полях, сочинял сонеты! Мне помогала ее сестра, Анна, — она была полной противоположностью Оноры, умная, но некрасивая. Мы с ней переписывались, все думали, как завоевать сердце Оноры. Но прекрасную Онору интересовала только одна вещь, которой у меня как раз не было, — деньги. Не было у меня и перспектив их получить. А когда я заговаривал о том, чтобы отказаться от своей отвратительной работы…

— Вы работали на какого-то коммерсанта?

— Мой отец был торговцем, а я вел его счета.

— И я! — воскликнул Исав.

— Как я это ненавидел! — продолжил задумчиво Андре. — Вечно рисовал картинки на полях счетных книг. Отца это приводило в ярость.

— Только в этом и отличие. Мне нравится вести счета и возиться с документами.

Андре пожал плечами.

— Каждому свое. А я люблю искусство: литературу, театр, живопись. Но за это мало платят… Так что Онора меня бросила. И я записался в армию. По мне, это куда увлекательнее, чем сидеть со счетами и накладными.

— Пегги показывала одну вашу работу. Наброски ее портрета. У вас неплохо получается.

Андре лишь повел плечами.

— Похоже на то, но в этом нет ничего выдающегося.

— Да, пока я не забыл… — спохватился Исав и потянулся за сумкой, в которой лежало письмо от Арнольда.

Андре его тотчас вскрыл.

— Оно зашифровано, — пояснил Исав.

— Разумная предосторожность.

Андре сложил письмо и стукнул им по своей ладони.

— Генерал требует, чтобы ему выложили за измену кругленькую сумму.

Видимо, это следовало из предыдущих писем Арнольда.

— Он состоятельный человек, — сказал Исав, — и он лишится всего, если перейдет на вашу сторону.

— Скорее всего, временно, — ответил Андре. — Как только мятеж подавят, он вернет свое состояние. Между тем Арнольд настаивает на очень серьезных суммах — похоже, он не верит в то, что мы совладаем с бунтовщиками.

— Я знаю Арнольда не первый год. Он агрессивен. Потому-то он и стал хорошим генералом. Он выжмет из вас все, до последней капли, причем сделает это здесь и сейчас. И только после этого будет выстраивать свои действия.

— Верно подмечено, — улыбнулся англичанин. — А вы, Исав? Чего хотите вы?

— В моем положении просить не приходится. Я мелкая сошка, мне нечего предложить королю.

Андре сунул письмо в сумку.

— Нам приходилось иметь дело с куда менее информированными людьми, — возразил он, — и они без колебаний просили вознаграждения за свою верность королю Георгу. Так чего желает Исав Морган?

— Моя верность не продается, — ответил молодой человек. — Речь идет о моей доброй воле.

Однако Андре выжидающе молчал.

— Я всегда хотел одного: жить в мирной и спокойной стране — там, где я смогу заработать на достойную жизнь, создать семью, радоваться бытию. Когда я поехал учиться в Англию, мне думалось, что до счастья рукой подать. По возвращении я должен был жениться на Мерси, войти в семейное дело, жить в верной Англии семье, наблюдать за тем, как богатеет колония. Моя мечта оказалась химерой. Быть может, вернувшись в Англию, я сумею начать все сначала. Быть может, у меня получится зачать новую мечту. Хотя я уже и не молод.

— У вас душа поэта, Исав Морган. В этом мы схожи. К несчастью, люди нашего типа редко находят то, что ищут. Порой я сожалею, что не могу быть таким, как генерал Арнольд. Он хватает все, до чего может дотянуться, и не занимается пустыми мечтаниями. Когда война закончится, владеть миром будут такие, как он, а у нас с вами останутся только мечты.

И вот наконец Бенедикт Арнольд предстал перед судом. Он опровергал одно обвинение за другим, произносил пространные речи, иной раз голос его дрожал от ярости и возмущения. По трем из пяти пунктов обвинения он был оправдан. По четвертому пункту обвинения было признано, что он поступил не самым благоразумным образом; по пятому, наиболее незначительному, его признали виновным (с оговоркой — без злого умысла). Суд приговорил Арнольда к очень мягкому наказанию — выговору главнокомандующего. В своем письме Вашингтон не преминул упомянуть о безупречной службе Арнольда.