Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна - Страница 60

Но Алина краснеет от гнева:

— Иди домой! Врушка! Несчастная врушка!

— Как хочешь… — пугаясь, говорит Динка и покорно идет рядом с сестрой.

Около террасы цепкие пальцы Алины выпускают ее плечо. От крокетной площадки доносятся громкий смех и веселые голоса…

— Крачковские пришли, — упавшим голосом говорит Алина и, взбежав по ступенькам на террасу, скрывается в свою комнату.

Динка кладет на ладонь стеклянный шарик, разглядывает его на свет, пробует языком.

— Вкусный-превкусный… Не конфетка, не игрушка, а неведома зверюшка… счастливо улыбаясь, говорит она.

А на площадке снова раздается общий смех и голос Крачковской:

— Ну что ж, Гога, отвечай, отвечай! Иначе твоя юная дама посадит тебя в галошу!

— Да побей меня бог, если я понимаю, о чем она спрашивает! — комически восклицает Гога.

— Я спрашиваю: из какого ребра сделал бог Еву? И еще: где находятся у человека берцовые кости? — уверенно звенит голосок Мышки.

Динка прячет за пазуху свой шарик и бежит на площадку.

На скамейке, покатываясь от смеха, сидят мама, Катя и мадам Крачковская. В серединке площадки, оправдываясь и пожимая плечами, стоит смущенный Гога, а рядом с ним торжествующая Мышка.

— Ну, как же ты не знаешь! Сколько ребер было у Адама? И потом, берцовые кости… Ведь это же устройство человека, и каждый порядочный джентльмен должен знать, как он устроен! — твердо повторяет Мышка выученную наизусть фразу.

— Ха-ха! Браво, браво, Мышка! — хлопают в ладоши Крачковская и Катя.

Мама вытирает мокрые от смеха глаза.

— Ха-ха-ха! — громко доносится с гамака, где сидит Костя.

— Я проиграл! Проиграл! Сознаюсь! — прижимая руку к груди, кричит Гога и, подняв с площадки брошенную кем-то сухую ветку, подносит ее Мышке. — Отдаю пальму первенства!

— Браво! Браво! — хлопают взрослые.

Динка, забыв про все на свете и наслаждаясь торжеством Мышки, выскакивает на площадку.

— Браво! Браво! — кричит она, тоже хлопая в ладоши. Стеклянный шарик выскальзывает из-под ее рукава и подкатывается под ноги Косте. Костя машинально поднимает его и, проводя пальцем по обитым и исцарапанным бокам, задумчиво говорит:

— Что это за игрушка? Где-то я уже видел такую…

— Это мое! — подскакивает к нему Динка.

Но Костя снова проводит пальцем по исцарапанным бокам и силится что-то вспомнить.

Глава шестнадцатая

СЛЕЗЫ — ЭТО РЕДКАЯ ВЕЩЬ

Крачковские и Катя с Костей уходят на Волгу. Костя обещал покатать их на лодке. Марина весь вечер дурачится и шутит с детьми, потом, забравшись вместе с ними на широкую кровать, рассказывает им про девочку, которая варит обед для всей семьи.

— Нравится вам эта девочка? — спрашивает она. Алине нравится, она не любит лентяек; Мышке тоже нравится, но она беспокоится, что этой девочке все-таки трудно варить на всех обед.

— А кто же приносит ей воду? Ведь ведра очень тяжелые… — говорит она.

А Динка молчит.

— А ты, Динка, хотела бы иметь такую подружку? — неудачно спрашивает мама.

— Нет! — трясет головой Динка. — Зачем она мне? Я не люблю бездельных людей.

— Как — бездельных? Я же только что рассказывала, что эта девочка такая помощница в семье: она варит обед и кормит всех взрослых.

— Ну, так я жалею ее, конечно, потому что у человека… ну, вообще у другой девочки много дела, а у нее все похлебка да похлебка… Они, наверное, запирают ее на весь день, что ли?

— Почему запирают? Она бегает и гуляет, как все дети, но она понимает, что взрослые придут с работы голодные и что им надо сварить обед.

— Все равно не стала бы я… — говорит Динка.

— Смотри какая! А если бы наша мама приехала с работы голодная, ты тоже не стала бы? — удивляется Мышка.

— Дина такая лентяйка! — возмущенно говорит Алина.

— Это очень плохо, — вздыхает мама. — Я приехала и легла бы спать голодная, потому что у меня такая дочка.

— Мамочка, я не такая дочка! Но мне всегда некогда, я тебя чем-нибудь другим покормлю, — жалобно говорит Динка.

Перед ее глазами встает железная плита, на которой булькает целая кастрюля похлебки, а она сама стоит и мешает да мешает ложкой в этой кастрюле, а Ленька сидит на утесе и ждет, а шарманщик опять ушел с утра по дачам… Нет, какая тут похлебка, когда что ни день, то новые дела… А кто станет высиживать у дороги и гнать Катиных женихов? А еще что-нибудь случится, так та похлебка целый день будет одна булькать на плите…

— Нет, какая тут похлебка, — пожимая плечами, повторяет Динка, и у нее делается такое испуганное лицо, так смешно морщится одна бровь с чердачком посредине, так недоуменно таращатся на всех глаза и подымаются дыбом клочкастые кудри, что все сразу покатываются со смеху, а мама весело шутит:

— Нет, уж, видно, не есть нам Динкиной похлебки! — Но чужая девочка не выходит у нее из головы. — Вот посмотрите, — говорит она. — Когда я первый день задержалась в городе, вы все вылезли к калитке я начали плакать… А ту девочку — ее зовут Настя — я спросила: «Поздно приходит твоя мама?» И она спокойно ответила: «Когда как… Если остается на вечернюю смену, то поздно…»

— Так она привыкла, мамочка, а мы думали, что с тобой что-нибудь случилось, — защищается Мышка.

— Э, нет! Вы вообще любите плакать по всякому поводу. А человек должен уметь сдерживаться, слезы — это очень редкая и дорогая вещь, их вовсе не льют, как воду… Обиделись — заплакали, поссорились — заплакали, мама опоздала опять заплакали. Да что это за неиссякаемые колодцы такие? Я понимаю, когда случается горе или жаль кого-нибудь очень, а помочь не можешь, — ну, плачет человек тихонько, не может не плакать — так тяжело ему. Ведь я же не плачу, а мало ли у меня всяких неприятностей? — серьезно спрашивает мама.

— Много, — вздыхает Мышка, прижимаясь к ней щекой…

— Взрослые редко плачут, — задумчиво говорит Алина.

— Так маленький тоже будет взрослым когда-то! Надо же растить себя самому крепким, закаленным, а то ведь можно так и остаться хныкалкой на всю жизнь. Что вы думаете — есть такие люди: ходят и хныкают и жалуются вечно на что-нибудь… Вы смотрите следите за собой! — предупреждает мама.

Но Динка весело машет рукой:

— А я реву, когда захочу! Еще когда что болит, так я только хныкаю, а если от злости или кого-нибудь мне жалко, так я прямо и ногами и руками дрыгаю и голосом реву, просто я разрываюсь, мама! Не знаю, что делать!

— Ну, вот так и вырастешь большая тетенька, пойдешь куда-нибудь в гости и вдруг — что такое? Все смотрят: валяется наша тетенька, руками и ногами дрыгает и ревет не своим голосом, — смеется мама.

— Ха-ха-ха! — подхватывает Мышка. — Она еще не то делать будет!

— Она еще и побьет кого-нибудь в гостях! — хохочет Алина.

— Ну да, — недовольно сопит Динка. — Я в гостях всегда тихенькая, у меня даже рот не разжимается. Я там больной делаюсь.

— Зато дома ты здоровая! — острит Алина.

— И не дома, а на воле… На воле, когда ревешь, так и потер ревет: у-у-у!.. А смеешься — и ветер смеется: ха-ха-ха! И никто не вмешивается, говорит Динка. — А ведь хуже всего, когда человека утешают!

— Не знаю, что хуже, что лучше… — рассеянно говорит мама и смотрит на часы: — Ой-ой-ой? Уже двенадцать! А вы не спите! И Кати с Костей еще нет… Неужели они все еще катаются на лодке?!

— Конечно, катаются! Сегодня такая луна! — глядя в окно, говорит Алина и, словно вспомнив что-то, быстро выходит.

— А вдруг лодка перевернулась? — шепчет Мышка.

— Заплачь! Ну, заплачь! — дергает ее Динка. — Они уже в воде бултыхаются! Хоп! Хоп!

— Отстань! Я просто так сказала! Я ничуть не думаю даже! — отбивается Мышка.

— Не думаешь? И тебе не жаль Кати? А на Волге такие волны… что я… мы… э… а… никогда уже… нашу… Катю… — притворно всхлипывает Динка.

— Мамочка! — кричит Мышка. — Она хочет, чтоб я заплакала! Она все нарочно делает!

— Что такое? — вмешивается мама.

Динка с хохотом выбегает из комнаты.