Эльфийский лорд - Нортон Андрэ - Страница 42

Из кольца донесся странный смешок.

— Что ж, моим планам нанесен удар. Раз его там не будет, ты мало что сможешь о нем разузнать. Но вот прочие новости интересны, весьма и весьма. Это все, что ты можешь мне сообщить?

Реннати кивнула, забыв на мгновение, что собеседница не видит ее, потом поспешно произнесла:

— Простите, но мне и вправду не удалось больше ничего узнать.

— Новостей немного, но они важны, и я довольна. Как только узнаешь что-нибудь еще, сразу же ставь меня в известность. Теперь можешь выключить кольцо.

Реннати послушно накрыла кольцо ладонью, заслонив его от света, и камень тут же превратился в обычный берилл. Реннати спрятала кольцо в самый дальний уголок своей шкатулки и заспешила вниз.

В конце концов, еще не поздно заслужить очередной щедрый подарок от лорда Киндрета — и, что еще важнее, не исключено, что его удастся потом вызвать на разговор.

Мужчины все одинаковы, что эльфы, что люди: если они не засыпают сразу после утех, их частенько тянет поболтать.

Глава 13

Солнце, освещающее верхушку самой высокой башни замка, окутывало леди Мот блаженным убаюкивающим теплом — что вполне ее устраивало. Ей всегда нравилось греться на солнышке. Ее покойный супруг как-то раз язвительно обозвал ее полуящерицей за то, что она любила сидеть где-нибудь в саду и наслаждаться солнечными лучами.

Но даже если бы сейчас стоял самый разгар зимы, леди Мот все равно поднялась бы на вершину башни, ибо это было единственным местом в поместье, откуда можно было как следует рассмотреть раскинувшуюся внизу долину.

И вид, представший ей при взгляде через окуляр древнего прибора, был воистину чарующим. Царило безветрие. Ни малейшее дуновение не тревожило ни подол серебристо-синего платья леди, ни пряди ее простой прически, ни ветви деревьев, растущих в долине. Поэтому ничто не мешало леди Мот наблюдать за любопытной сценой. Ей жалко было людей-рабов — хотя отсюда все казались крохотными, леди опознала людей по одинаковым тусклым туникам.

Сперва какой-то тип в ярко-алом выстроил их и отправил работать в огород. Не успели люди хоть что-то собрать, как появился другой тип, в фиолетово-синем, и повел их упражняться с оружием. Затем из-за конюшен выплыл третий, в атласе цвета бронзы, и погнал их на поля. Леди Мот даже трудно было представить себе, что должны сейчас думать несчастные, сбитые с толку рабы.

— Леди Мортена, — раздался за спиной у леди чей-то робкий голос. — А что это вы делаете?

Леди Мот оторвала взгляд от окуляра старомодного телескопа с корпусом из бронзы и золота и улыбнулась гостье, что совсем недавно появилась здесь.

— Использую одно старое приспособление, моя дорогая, — дружелюбно сообщила она. Что ж поделать, если леди Виридине никогда не представлялся случай взглянуть на телескоп. — По правде говоря, он восходит еще к эвелонским временам. По крайней мере, линзы точно оттуда.

Он называется «телескоп». Обычно я использую его, чтобы смотреть на звезды. А сейчас я с его помощью шпионю за нашими соседями.

И она погладила длинную бронзовую трубу, украшенную насечкой из золотой проволоки, что образовывала причудливые завитки, — эта труба давно уж стала для нее Другом и товарищем.

Леди Виридина озадаченно наморщила бледный лоб.

Лицо у нее было худым, как после длительной болезни.

— А зачем вам это понадобилось? — удивилась она. — Они же и так уже все вам сообщили, разве нет?

— Вот именно в этом, моя дорогая, я и пытаюсь удостовериться лично. — Леди Мот снова приникла глазом к окуляру, продолжая мысленно фиксировать все перемещения рабов молодых лордов за пределами главной усадьбы. — На самом деле я сильно сомневаюсь, что они и вправду сообщают мне все. Например, они явно до сих пор не пришли к единому мнению по вопросу о том, кто же из них главный. Вот только за то время, что я здесь сижу, три молодых лорда уже несколько раз перегнали злосчастную группу рабов с одного места на другое, ни разу не дав им закончить предыдущую работу.

Леди Мот хихикнула, и собеседница тихонько подхватила ее смех и машинально пригладила уложенные узлом длинные серебристые волосы.

— Это то, что приходит с возрастом, Виридина, — подозрительность. Я уже давным-давно перестала с ходу принимать все за чистую монету.

— И я тоже… Только вот вы научились находить другие способы выяснять то, что вам хочется знать, а я, в отличие от вас, даже не пыталась… — печально произнесла Виридина, теребя в пальцах чудную ткань струящегося многослойного платья из фиолетового шелка. — Быть может, если бы я…

Она не договорила, но леди Мот вовсе не собиралась допускать, чтобы Виридина погрузилась в сознание собственной вины.

— Если бы ты и научилась, это вряд ли что-либо изменило бы. Во всяком случае, я в этом сильно сомневаюсь.

Мы с тобой находились в безраздельной власти наших мужей — о которых, смею заметить, теперь ни капли не скорбим, — и никакое знание или даже предвидение не помогло бы нам изменить того, что с нами происходило. Знание далеко не всегда дает силу. — Она снова улыбнулась. — Иначе поместьем сейчас управляла бы леди Мот, а не эта бестолковая толпа молодых лордов.

Когда молодые лорды подняли мятеж против своих отцов, леди Мот заранее знала, что готовится восстание рабов. Ей об этом сообщили ее собственные рабы. Она к этому времени уже покинула дом постылого супруга. Леди Мот заключила с ним сделку: он выделяет ей собственное владение — в качестве такового были выбраны примыкающие к его поместью земли, — а она, в свою очередь, не станет чинить ему никаких неприятностей, когда он обратится в Совет с просьбой о разводе. Супруг леди Мот положил глаз на очень юную эльфийскую девушку — в последнее время ему стали нравиться такие вот едва созревшие девицы, — и ему осточертела жена, не способная или не желающая воспринимать его с той серьезностью, какой он заслуживал (по его мнению).

— Хотелось бы мне, чтобы поместьем и вправду управляли вы, — с сожалением вздохнула Виридина. — Мне становится не по себе при одной мысли о том, какой ущерб эти легкомысленные мальчишки наносят вашему прекрасному дому.

В ответ на это леди Мот лишь пожала плечами.

— Здесь у меня не менее прекрасный дом, а управляться с ним куда проще, — резонно заметила она. — Возможно, это даже к лучшему, что я и не пытаюсь управлять.

Леди Мот, с ее стороны, настолько осточертел ее супруг — с учетом того, что она не имела желания повторно выходить замуж и могла содержать собственный, хотя и небольшой, дом, — что она готова была позволить ему в попытках освободиться от нее говорить все, что ему будет угодно. Мот подозревала, что он собирался заявить, будто она спит с людьми-рабами. Но так уж вышло, что ему не выпало случая сказать что бы то ни было. Так что ее репутация осталась незатронутой.

— Можно, я тоже взгляну? — в конце концов спросила Виридина, когда любопытство взяло верх над сдержанностью. Мот рассмеялась, показала ей, как наводить резкость, и встала, уступая место Дине, Супруг Мот не дожил до начала восстания — а если бы Дожил, они с сыном, несомненно, оказались бы по разные стороны баррикад. Сын же, ставший внезапно столь же консервативным, как и отец, стоило лишь ему заполучить власть, умудрился погибнуть почти сразу же после начала восстания. Дочь леди Мот попыталась сама управлять поместьем, но попытка провалилась, и дочь бежала. Леди Мот, в соответствии с традициями ее семейства, всегда относилась к своим рабам с уважением, будто это были не рабы, а слуги, будто они вольны были уйти со службы, если пожелают. Она забрала всех своих рабов, когда переселялась, — всех, для кого удалось сочинить хотя бы самый косвенный повод отправиться с ней. Вероятно, этот факт мог бы дать обильную пищу для инсинуаций ее супруга. Перебравшись в свое владение, Мот тут же отключила все эльфийские камни в ошейниках рабов, отчего ошейники превратились в чистейшей воды декорацию, и прямо заявила рабам, что теперь они на самом деле вольны остаться с ней или уйти. И они, все до единого, решили остаться. Именно рабы предупредили ее о назревающем мятеже. Именно они укрепили владение Мот — а она снабдила оружием тех, кто умел им пользоваться. Соединенными усилиями им удалось дать отпор взбунтовавшимся рабам и молодым лордам. Здоровяки-телохранители леди Мот именовали ее матушкой и относились к ней с такой заботой и почтением, словно она и вправду приходилась им родительницей, — в отличие от ее собственного отпрыска.