Восемь - Нэвилл Кэтрин - Страница 51

— Да, я всегда считал, что компьютер — это восьмое чудо света! — и снова рассмеялся.

Поднимаясь, я все ломала голову, было ли это простым совпадением, что Мордехай заявил о своем интересе к формулам. В голове у меня, словно заевшая грампластинка, крутился рефрен: «На четвертый день четвертого месяца придут восемь…»

Окна кафетерия выходили на длинный ряд маленьких ювелирных лавочек. Лавки ввиду позднего часа уже позакрывались, и кафетерий был полон людей, которых я видела на улице. Они сняли свои шляпы, оставшись в маленьких круглых шапочках на макушке. У некоторых с висков спускались длинные завитые локоны, как у Мордехая.

Мы нашли столик и начали рассаживаться, а Лили отправилась за чаем. Мордехай подвинул мне стул, затем обошел стол и сел напротив.

— Эти локоны называются пейсами, — сказал он. — Религиозная традиция. Евреям запрещается подрезать бороды или срезать эти локоны, ибо сказано в Левите: «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей»17.

Он улыбнулся, в который уже раз.

— Но у вас нет бороды, — заметила я.

— Нет, — печально ответил Мордехай. — Как сказано где-то в Библии: «Исав, брат мой, человек косматый, а я человек гладкий»18. — Он моргнул. — Думаю, с бородой я выглядел бы солиднее. Но, увы, все, что я могу вырастить, — это жалкое поле стерни…

Лили вернулась с подносом. Она поставила на стол дымящиеся чашки с чаем, а Мордехай тем временем продолжал:

— В древнейшие времена евреи оставляли не только края бороды, но и края своих полей нетронутыми, для того чтобы могли прокормиться старики и странники, которые проходили мимо. Странников иудейская вера чтит. Что-то мистическое есть в самой идее странствия. Лили сообщила мне, что вы тоже скоро отправитесь в путешествие.

— Да, — призналась я.

Интересно, какова будет его реакция, когда он узнает, что я собираюсь провести год в арабской стране?

— Вы пьете чай со сливками? — спросил Мордехай.

Я кивнула и стала подниматься, но он уже вскочил на ноги.

— Позвольте мне…

Как только он отошел от стола, я повернулась к Лили.

— Быстрее, пока мы одни, — прошептала я. — Как твоя семья восприняла известие о Соле?

— О! Ему велели проваливать вон! — сказала Лили и взяла ложку. — Особенно был зол Гарри. Папа обозвал Сола неблагодарным ублюдком.

— Велел проваливать! — изумилась я. — Но Сол не виноват, что его пустили в расход!

— О чем ты? — спросила Лили и как-то странно посмотрела на меня.

— Ты же не думаешь, что Сол организовал собственное убийство?

— Убийство?! — Лили вытаращила глаза. — Послушай, тогда, после турнира, я сгоряча вообразила, что его похитили и все такое. Но он вернулся домой и уволился! Взял и бросил нас после двадцати пяти лет службы!

— Говорю тебе, он мертв! — настаивала я. — Я видела его своими собственными глазами. В понедельник утром он лежал мертвый в комнате для медитаций в штаб-квартире ООН. Кто-то убил его!

Лили замерла, не донеся ложку до рта.

— Происходит что-то жуткое, говорю тебе! — продолжала я. Лили шикнула на меня и огляделась. К нам приближался Мордехай с маленькими упаковками сливок в руках.

— Добыть их было не легче, чем вырвать зуб, — сказал он, усаживаясь между нами. — Увы, в наше время люди забыли, что такое помогать друг другу.

Он взглянул на Лили, потом на меня.

— Ну-ка, что здесь произошло? Вы выглядите так, словно почувствовали могильный холод.

— Что-то в этом роде, — сказала Лили глухим голосом. Лицо ее было белым как простыня. — Похоже, шофер отца ушел…

— Мне жаль это слышать, он ведь долго служил у вас?

— Начал работать еще до моего рождения.

Глаза Лили блестели от слез, мыслями она унеслась далеко.

— Он ведь был немолод? Надеюсь, у него не осталось семьи на содержании? — спросил Мордехаи, глядя на Лили со странным выражением.

— Ты можешь сказать ему… Скажи ему то, что сказала мне, — проговорила она.

— Не думаю, что это хорошая мысль…

— Он знает о Фиске. Скажи ему о Соле.

Мордехаи с вежливым любопытством взглянула на меня.

— Речь идет о какой-то драме? — светским тоном поинтересовался он. — Мой друг Лили считает, что гроссмейстер Фиске умер неестественной смертью. Возможно, вы такого же мнения?

Он осторожно отпил чаю.

— Мордехай, — сказала Лили, — Кэт утверждает, что Сол убит.

Старик, не поднимая глаз, отложил ложку в сторону и вздохнул.

— Я боялся услышать это от вас. — Он посмотрел на меня через толстые стекла очков своими печальными глазами. — Это правда?

Я повернулась к Лили.

— Послушай, я не думаю…

Однако Мордехаи вежливо прервал меня:

— Как случилось, что вы первой узнали об этом, в то время как Лили и ее семья, насколько я понял, пребывают в неведении?

— Я была там.

Лили попыталась что-то сказать, но Мордехаи шикнул на нее.

— Леди, леди, — сказал он, поворачиваясь ко мне. — Будьте любезны, начните-таки сначала!

Я начала сначала и вдруг обнаружила, что рассказываю все, о чем уже поведала Ниму: о предупреждении Соларина перед матчем, о пулевых отверстиях в машине и, наконец, о трупе Сола в здании ООН. Конечно же, кое о чем я умолчала. Я не стала упоминать о предсказательнице, о человеке на велосипеде и об истории Нима о шахматах Монглана. О последней я поклялась молчать, а что касается остального, это звучало так нелепо, что не хотелось повторять.

— Вы все очень хорошо объяснили, — сказал Мордехаи, когда я закончила. — Думаю, мы можем предположить, что смерти Фиске и Сола как-то связаны между собой. Теперь остается только установить, какие люди или события объединяют их, и таким образом мы узнаем правду.

— Соларин! — воскликнула Лили. — Все указывает на него. Конечно же, он и есть связующее звено!

— Дитя мое, почему Соларин? — спросил Мордехаи. — Какой у него мотив?

— Он хочет убрать всякого, кто может его победить, потому что не желает отдавать формулу оружия.

— Соларин не занимается оружием, — вмешалась я. — Он получил степень по акустике.

Мордехаи бросил на меня странный взгляд и подтвердил:

— Это правда. На самом деле я знаком с Александром Солариным. Просто я никогда не говорил тебе об этом, Лили.

Лили надулась, очевидно задетая тем, что у ее тренера были секреты, которыми он с ней не делился.

— Это произошло много лет назад, когда я активно занимался торговлей алмазами. Как-то я был в Амстердаме, на фондовой бирже, и, прежде чем вернуться домой, решил заехать а Россию навестить друга. И там мне представили юношу лет шестнадцати. Он зашел к моему другу, чтобы получить инструкции для игры.

— Но Соларин занимался во Дворце пионеров, — перебила его я.

— Да, — согласился Мордехай, снова бросив на меня взгляд. Он понял, что мне известно немало, и я поспешно прикусила язык.

— В России все играют в шахматы со всеми. На самом деле там больше нечего делать. Итак, я сел играть против Александра Соларина. По глупости я решил, что смогу научить его одному-двум трюкам. Конечно же, он разгромил меня наголову. Этот юноша оказался лучшим шахматистом из всех, кого я знаю. Моя дорогая, — добавил он, глядя на Лили, — возможно, ты или гроссмейстер Фиске и могли бы выиграть у него, но мне трудно в это поверить.

Какое-то время мы сидели молча. На улице стемнело, в кафетерии, кроме нас, никого не осталось. Мордехай посмотрел на свои карманные часы, взял чашку и допил чай.

— Ну-с, возвращаясь к нашим баранам…— бодрым голосом сказал он, нарушив молчание. — Вы не подумали, у кого еще может быть мотив, чтобы уничтожить так много людей?

Мы с Лили отрицательно покачали головами, совершенно потрясенные.

— Никаких объяснений? — спросил старик, поднимаясь на ноги и надевая шляпу. — Ну что ж, я уже опаздываю на ветречу, да и вы тоже. Когда у меня будет свободное время, я подумаю над вашей головоломкой. Однако я уже догадываюсь, что даст анализ ситуации. Вам вполне по силам разгадать загадку самостоятельно. Осмелюсь предположить, что смерть гроссмейстера Фиске не имеет отношения ни к Соларину, ни к шахматам вообще.

[17]

Левит], 19,27.

[18]

Бытие, 27,11.