Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 120

120

«Много во мне маминого…»

Много во мне маминого, Папино — сокрыто, — Я из века каменного, Из палеолита! Но, по многим отзывам. Я — умный и не злой, То есть в веке бронзовом Стою одной ногой. Наше племя ропщет, смея Вслух ругать порядки; В первобытном обществе я Вижу недостатки, — Просто вопиющие — Довлеют и грозят, — Далеко идущие — На тыщу лет назад! Собралась, умывшись чисто, Во поле элита: Думали, как выйти из то — Го палеолита. Под кустами ириса Все попередрались, — Не договорилися, А так и разбрелись… Завели старейшины — а Нам они примеры — По две, по три женщины, по Две, по три пещеры. Жены крепко заперты На цепи да замки — А на Крайнем Западе Открыты бардаки! Перед соплеменниками Вовсе не стесняясь, Бродят люди с вениками, Матерно ругаясь. Дрянь в огонь из бака льют — Надыбали уют, — Ухают и крякают, Хихикают и пьют! Между поколениями Ссоры возникают, Жертвоприношениями Злоупотребляют: Ходишь — озираешься, Ловишь каждый взгляд, — Малость зазеваешься — Уже тебя едят! Люди понимающие — Ездят на горбатых, На горбу катающие — Грезят о зарплатах. Счастливы горбатые, По тропочкам несясь: Бедные, богатые — У них, а не у нас! Продали подряд все сразу Племенам соседним, Воинов гноят образо — Ваньем этим средним. От повальной грамоты — Сплошная благодать! Поглядели мамонты — И стали вымирать… Дети все — с царапинами И одеты куце, — Топорами папиными День и ночь секутся. Скоро эра кончится — Набалуетесь всласть! В будущее хочется? Да как туда попасть!.. Колдуны пророчили: де, Будет все попозже, — За камнями очереди, За костями — тоже. От былой от вольности Давно простыл и след: Хвать тебя за волосы, — И глядь — тебя и нет! Притворились добренькими, — Многих прочь услали, И пещеры ковриками Пышными устлали. Мы стоим, нас трое, нам — Бутылку коньяку… Тишь в благоустроенном Каменном веку. …Встреться мне, молю я исто, Во поле Айлита — Забери меня ты из то — Го палеолита! Ведь, по многим отзывам, Я — умный и не злой, — То есть в веке бронзовом Стою одной ногой. <Между 1970 и 1978>

«Я первый смерил жизнь обратным счетом…»

Я первый смерил жизнь обратным счетом — Я буду беспристрастен и правдив: Сначала кожа выстрелила потом И задымилась, поры разрядив. Я затаился, и затих, и замер, — Мне показалось — я вернулся вдруг В бездушье безвоздушных барокамер И в замкнутые петли центрифуг. Сейчас я стану недвижим и грузен, И погружен в молчанье, а пока — Меха и горны всех газетных кузен Раздуют это дело на века. Хлестнула память мне кнутом по нервам — В ней каждый образ был неповторим… Вот мой дублер, который мог быть первым, Который смог впервые стать вторым. Пока что на него не тратят шрифта, — Запас заглавных букв — на одного. Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта, Но дальше я поднялся без него… Вот тот, который прочертил орбиту, При мне его в лицо не знал никто, — Все мыслимое было им открыто И брошено горстями в решето… И словно из-за дымовой завесы Друзей явились лица и семьи, — Они все скоро на страницах прессы Расскажут биографии свои. Их всех, с кем вел я доброе соседство, Свидетелями выведут на суд, — Обычное мое, босое детство Обуют и в скрижали занесут… Чудное слово «Пуск!» — подобье вопля — Возникло и нависло надо мной, — Недобро, глухо заворчали сопла И сплюнули расплавленной слюной. И вихрем чувств пожар души задуло, И я не смел — или забыл — дышать. Планета напоследок притянула. Прижала, не желая отпускать. Она вцепилась удесятеренно, — Глаза, казалось, вышли из орбит, И правый глаз впервые удивленно Взглянул на левый, веком не прикрыт. Мне рот заткнул — не помню, крик ли, кляп ли, — Я рос из кресла, как с корнями пень. Вот сожрала все топливо до капли И отвалилась первая ступень. Там, подо мной, сирены голосили, Не знаю — хороня или храня, А здесь надсадно двигатели взвыли И из объятий вырвали меня. Приборы на земле угомонились, Вновь чередом своим пошла весна, Глаза мои на место возвратились, Исчезли перегрузки, — тишина… Эксперимент вошел в другую фазу, — Пульс начал реже в датчики стучать. Я в ночь влетел — минуя вечер, сразу, — И получил команду отдыхать. И неуютно сделалось в эфире, Но Левитан ворвался в тесный зал И отчеканил громко: «Первый в мире…» — И про меня хорошее сказал. Я шлем скафандра положил на локоть, Изрек про самочувствие свое. Пришла такая приторная легкость, Что даже затошнило от нее. Шнур микрофона словно в петлю свился Стучали в ребра легкие, звеня. Я на мгновенье сердцем подавился — Оно застряло в горле у меня. Я отдал рапорт весело — на совесть, Разборчиво и очень делово. Я думал: вот она и невесомость — Я вешу нуль — так мало, ничего! Но я не ведал в этот час полета, Шутя над невесомостью чудной, Что от нее кровавой будет рвота И костный кальций вымоет с мочой… <Между 1970 и 1978>