Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 153

Только если бы он знал, что сейчас происходит на берегу, он как ошпаренный выскочил бы на поверхность, потому что…

На берегу рядом с девушкой стоял тот, вчерашний, парень, который ждал ее около дома. Он говорил ей что-то, вероятно, уговаривал уйти с ним. Он все знает, сестра все рассказала ему, и он считал, что это — дурачество, детство, и он просил ее: «Уйдем!» А она смотрела на воду — почему его так долго нет — этого молодого человека? Ведь все, что говорил этот рассудительный парень, так резонно, и логично, и убедительно, и ему трудно возражать, и очень молодой человек все не появлялся. Потом парень взял ее за руку и повел за собой. Она шла нехотя, все время оглядываясь на воду, но все-таки уходила.

Очень молодой человек, как мяч, выскочил на поверхность, протер глаза, посмотрел на берег — направо, налево — ее нигде не было. Он вышел, тяжело дыша, немного одурев без воздуха и от того, что ее нет.

На песке было две пары следов: ее и еще чьи-то, и следы эти уходили вверх, и он долго стоял и не верил своим глазам. Такой прекрасный сон, и такое грустное пробуждение. Может быть, вернулся ее парень из армии, а может, за ней пришел другой, тот, другой, с усиками, только она ушла, значит, ей так было надо. Темнело, он оделся и медленно пошел к порту, мимо разрушенного города и витрины с рисунками и с елкой.

— Почему ты ушел и не ждал меня и не искал? — послышался голос девушки.

— Я подумал, что тебе так нужно!

— Может быть! Но я вернулась, а ты слишком долго был под водой, слишком долго!

Потом он совсем не к месту спросил ее:

— Ты не получила писем сегодня?

Она <…> сказала, вздохнув:

— Нет, не получила. — Она все еще играла свою роль.

Тогда он спросил:

— Тебя встретил <…> тот, второй? Он тоже хороший парень, но мне больше нравится первый!

И она не могла больше сдерживаться и заговорила резко и торопливо:

— Послушай, зачем ты меня придумал, зачем ты не со мной. Ты похож на лунатика! Как будто ты ходишь с закрытыми глазами и ничего не видишь.

А потом у нее тоже не хватило слов, и она стала петь — и это были печаль и ирония, тоска и смех и еще всякое, чего он, конечно, не понял. Но он понял главное — что не надо больше спрашивать про тех двоих, а она сказала:

— Не бойся, я пошутила! Все так, как ты говоришь! А теперь тебе надо снова на корабль! И завтра ты уже не придешь. А я приду и буду приходить сюда, пока это все не сломают, и смотреть на твои рисунки.

Они пошли к порту, и видны были их уходящие силуэты через стекло, на котором остались разведенные мосты и корабли, и Нева, и Адмиралтейство, и Петропавловка, и все места, где они были вместе. Они прощались на берегу, и он сказал:

— Я, наверное, скоро приеду снова. Ты будешь ждать? Правда, тебе трудно будет ждать теперь двоих!

Но она закрыла ему губы рукой и, может быть, поцеловала его, а может быть — нет, и он что-то написал на листке — должно быть, адрес, а потом быстро пошел к кораблю, не оглядываясь, и она долго стояла, смотрела даже тогда, когда корабль скрылся из вида.

А он на корабле говорил другу:

— Ты помнишь, я видел в день отплытия фильм. Я не досмотрел тогда. Эти два дня я был с той девушкой! Она оказалась еще лучше.

Друг не верил, друг говорил, что он сошел с ума, а потом совсем рассердился и закричал:

— Да ты знаешь, что было дальше! У нее родится ребенок, она вышла замуж за того, с усиками, а первый тоже женился и тоже — с ребенком, и у него заправочная станция, а ты — фантазер и лунатик!

— Она тоже так говорила, — вздохнул очень молодой человек. И он почти поверил другу и вспомнил: «Послушай, зачем ты меня придумал! Зачем ходишь с закрытыми глазами?»

И снова Ленинград, и в каком-то зале — снова фильм. И теперь он досмотрел его до конца, и вышел на улицу, и улыбался. Наверное, был очень рад, что в кино совсем другая белокурая девушка с синими глазами. А его девушка показалась ему еще больше белокурой и глаза у нее еще синее. И он улыбался, потому что видел ее и слышал ее мелодию. А навстречу ему шли люди и тоже улыбались — такое у него счастливое лицо.

Зажгли свет в зале, а зрители сидели притихшие, немного грустные, некоторые с заплаканными глазами, а некоторые — с улыбкой, и все вдруг стали аплодировать, потому что на сцену перед экраном вышли люди, и среди них — девушка из кинофильма. Замелькали вспышки блицев, зашептали зрители.

Потом представляли режиссера, оператора, актрису, говорили слова, и молодой человек смотрел во все глаза на сцену, на девушку с белыми волосами и счастливо улыбался. Он знал теперь, чего знакомая из Шербурга никого не ждет, нет, ждет — его, а не тех двоих, но она так похожа на эту, которая теперь на сцене.

Когда актриса шла к машине в окружении корреспондентов и еще каких-то людей, к ней подошел молодой человек и сказал на французском языке:

— Мне очень нужно поговорить с вами, я хочу вам кое-что рассказать. Поверьте, что это не просто ловкий трюк, чтобы познакомиться с вами! Хотите завтра поехать за город со мной и с моим другом? Это очень важно для меня!

Она ответила, что у нее очень насыщенная программа, и что Неделя французских фильмов в Ленинграде подходит к концу, и что она скоро уезжает. А потом вдруг подумала и сказала:

— Хорошо! Поедем! И еще пусть с нами поедет мой ленинградский друг! Познакомьтесь!

Ленинградский друг был улыбающийся короткий человечек, взглянув на которого сразу понятно — журналист. Он мило пошутил, пожал протянутую руку, и машина отъехала.

А утром они вчетвером ехали по заснеженным окраинам Ленинграда. Был прекрасный морозный день, солнце. Девушка сидела впереди и задумчиво смотрела перед собой. За рулем был тот самый парень, который рассказывал нашему молодому человеку конец фильма — там, на корабле, в Шербурге. Он краснел, стеснялся и молчал. Молчали все, кроме журналиста, который без умолку говорил — о местах, по которым они ехали, рассказывал анекдоты и просто говорил, не останавливаясь.

А молодой человек думал о своей девушке из Шербурга и немного грустил, что это не она сейчас с ним. Машина остановилась на берегу залива. Море замерзло, всюду громоздились ледяные торосы, замерзшие волны, которые сверкали на солнце.

Они вышли на лед и пошли прямо на море.

— Почему такие глыбы? Как они получаются, — спросила она. Ей все было интересно и все нравилось, и ей было совсем безразлично, кто с ней. Сегодня — это довольно милый парень, который показал ей замерзшее море, и только. Она была вежлива, держала себя просто, но не больше. А молодому человеку и не надо было больше. Он отвечал ей, немного внимательно смотрел на нее и думал о чем-то своем.

— Вы что-то хотели рассказать мне? — спросила она, скорее из вежливости.

— Это потом, когда мы приедем назад! Пока все идет хорошо. Вам нравится здесь?

— Да! Очень! Я никогда не видела так много льда и таких замерзших глыб. Здесь красиво! Спасибо вам!

И ему на миг показалось, что он говорит со своей девушкой из Шербурга. Он сказал даже:

— Наконец-то вы здесь. Я очень долго ждал!

Но она удивленно посмотрела на него, и иллюзия кончилась. Сзади их спутники валялись на снегу и кидали ледяные куски, которые со звоном рассыпались на тысячи сверкающих осколков.

— Жаль, что я не могу увезти с собой кусок этого голубого льда. Это был бы лучший сувенир! — сказала она.

— Зато вы увезете воспоминание. Это долговечнее!

Нет! Конечно — она, наверное, замечательная девушка, красивая и талантливая, но ему с ней совсем по-другому, чем там, в Шербурге. И очень обрадовался этому, потому что ведь влюбился он в эту.

Но… все равно замечательно, что он показал ей такие красивее места, что ей нравится здесь, что она довольна, ведь это ей он обязан своими двумя днями в Шербурге, может, не только двумя.

Потом они сидели в ресторане «Олень», ели вкусное лосиное мясо, и журналист произносил тосты. Рядом пылал камин. Стол был из пня громадного дерева, а стулья из пней деревьев поменьше.