Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 22

22

ПЕСНЯ-СКАЗКА О НЕЧИСТИ

В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх: Воет воем, что твои упокойники, Если есть там соловьи — то разбойники. Страшно, аж жуть! В заколдованных болотах там кикиморы живут, — Защекочут до икоты и на дно уволокут. Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают, А уж лешие — так пó лесу и шастают. Страшно, аж жуть! А мужик, купец и воин — попадал в дремучий лес, — Кто зачем: кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез. По причине попадали, без причины ли, — Только всех их и видали — словно сгинули. Страшно, аж жуть! Из заморского из лесу, где и вовсе сущий ад, Где такие злые бесы — чуть друг друга не едят, — Чтоб творить им совместное зло потом, Поделиться приехали опытом. Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник главный им устроил буйный пир, А от их был Змей трехглавый и слуга его — Вампир, — Пили зелье в черепах, ели бульники, Танцевали на гробах, богохульники! Страшно, аж жуть! Змей Горыныч взмыл на древо, ну — раскачивать его: «Выводи, Разбойник, девок, — пусть покажут кой-чего! Пусть нам лешие попляшут, попоют! А не то я, матерь вашу, всех сгною!» Страшно, аж жуть! Все взревели, как медведи: «Натерпелись — сколько лет! Ведьмы мы али не ведьмы, патриотки али нет?! Нáлил бельма, ишь ты, клещ, — отоварился! А еще на наших женщин позарился!..» Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит, — Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа, ты, заморский паразит! Убирайся без бою, уматывай И Вампира с собою прихватывай!» Страшно, аж жуть! …А теперь седые люди помнят прежние дела: Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела, — Прекратилося навек безобразие — Ходит в лес человек безбоязненно. И не страшно ничуть! <1966 или 1967>

ПЕСНЯ О НОВОМ ВРЕМЕНИ

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги, — Значит, скоро и нам — уходить и прощаться без слов. По нехоженым тропам протопали лошади, лошади, Неизвестно к какому концу унося седоков. Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи! И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед. Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей, На скаку не заметив, что рядом — товарищей нет. И еще будем долго огни принимать за пожары мы, Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов, О войне будут детские игры с названьями старыми, И людей будем долго делить на своих и врагов. А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется, И когда наши кони устанут под нами скакать, И когда наши девушки сменят шинели на платьица, — Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять!.. <1966 или 1967>

ГОЛОЛЕД

Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Будто нет ни весны, ни лета — В саван белый одета планета — Люди, падая, бьются об лед. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Даже если всю Землю — в облет, Не касаясь планеты ногами, — Не один, так другой упадет На поверхность, а там — гололед! — И затопчут его сапогами. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Только — лед, словно зеркало, лед, Но на детский каток не похоже, — Может — зверь не упавши пройдет… Гололед! — и двуногий встает На четыре конечности тоже. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Зима 1966/67, ред. <1973>

«Вот — главный вход, но только вот…»

Вот — главный вход, но только вот Упрашивать — я лучше сдохну, — Вхожу я через черный ход, А выходить стараюсь в окна. Не вгоняю я в гроб никого, Но вчера меня, тепленького — Хоть бываю и хуже я сам, — Оскорбили до ужаса. И, плюнув в пьяное мурло И обвязав лицо портьерой, Я вышел прямо сквозь стекло — В объятья к милиционеру. И меня — окровавленного, Всенародно прославленного, Прям как был я — в амбиции Довели до милиции. И, кулаками покарав И попинав меня ногами, Мне присудили крупный штраф — За то, что я нахулиганил. А потом — перевязанному, Несправедливо наказанному — Сердобольные мальчики Дали спать на диванчике. Проснулся я — еще темно, — Успел поспать и отдохнуть я, — Встаю и, как всегда, — в окно, Но на окне — стальные прутья! И меня — патентованного, Ко всему подготовленного, — Эти прутья печальные Ввергли в бездну отчаянья. А рано утром — верь не верь — Я встал, от слабости шатаясь, — И вышел в дверь — я вышел в дверь! — С тех пор в себе я сомневаюсь. В мире — тишь и безветрие, Чистота и симметрия, — На душе моей — тягостно, И живу я безрадостно. Зима 1966/67