Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 57

57

ПЕСНЯ О ШТАНГИСТЕ

Василию Алексееву

Как спорт — поднятье тяжестей не ново В истории народов и держав: Вы помните, как некий грек другого Поднял и бросил, чуть попридержав? Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю — Чего мне ждать: оваций или — свист? Я от земли Антея отрываю, Как первый древнегреческий штангист. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движениях не скор. Штанга, перегруженная штанга — Вечный мой соперник и партнер. Такую неподъемную громаду Врагу не пожелаю своему — Я подхожу к тяжелому снаряду С тяжелым чувством: вдруг не подниму?! Мы оба с ним как будто из металла. Но только он — действительно металл. А я так долго шел до пьедестала, Что вмятины в помосте протоптал. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движениях не скор. Штанга, перегруженная штанга — Вечный мой соперник и партнер. Повержен враг на землю — как красиво! — Но крик «Вес взят!» у многих на слуху. «Вес взят!» — прекрасно, но несправедливо: Ведь я внизу, а штанга наверху. Такой триумф подобен пораженью, А смысл победы до смешного прост: Все дело в том, чтоб, завершив движенье, С размаху штангу бросить на помост. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движениях не скор. Штанга, перегруженная штанга — Вечный мой соперник и партнер. Он вверх ползет — чем дальше, тем безвольней, — Мне напоследок мышцы рвет по швам. И со своей высокой колокольни Мне зритель крикнул: «Брось его к чертям!» Еще одно последнее мгновенье — И брошен наземь мой железный бог! …Я выполнял обычное движенье С коротким злым названием «рывок». 1971

«Целуя знамя в пропыленный шелк…»

Целуя знамя в пропыленный шелк И выплюнув в отчаянье протезы, Фельдмаршал звал: «Вперед, мой славный полк! Презрейте смерть, мои головорезы!» Измятыми знаменами горды, Воспалены талантливою речью, — Расталкивая спины и зады, Одни стремились в первые ряды — И первыми ложились под картечью. Хитрец — и тот, который не был смел, — Не пожелав платить такую цену, Полз в задний ряд — но там не уцелел: Его свои же брали на прицел — И в спину убивали за измену. Сегодня каждый третий — без сапог, Но после битвы — заживут как крезы, — Прекрасный полк, надежный, верный полк — Отборные в полку головорезы! А третии — средь битвы и беды Старались сохранить и грудь и спину, — Не выходя ни в первые ряды, Ни в задние, — но как из-за еды Дрались за золотую середину. Они напишут толстые труды И будут гибнуть в рамах, на картине, — Те, кто не вышли в первые ряды, Но не были и сзади — и горды, Что честно прозябали в середине. Уже трубач без почестей умолк, Не слышно меди, тише звон железа, — Разбит и смят надежный, верный полк, В котором сплошь одни головорезы. Но нет, им честь знамен не запятнать. Дышал фельдмаршал весело и ровно, — Чтоб их в глазах потомков оправдать, Он молвил: «Кто-то должен умирать — А кто-то должен выжить, — безусловно!» Пусть нет звезды тусклее, чем у них, — Уверенно дотянут до кончины — Скрываясь за отчаянных и злых, Последний ряд оставив для других — Умеренные люди середины. В грязь втоптаны знамена, смятый шелк, Фельдмаршальские жезлы и протезы. Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк, В котором сплошь одни головорезы?! 1971

«Так дымно, что в зеркале нет отраженья…»

Так дымно, что в зеркале нет отраженья И даже напротив не видно лица, И пары успели устать от круженья, — И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить — пропал, — И лучше мне молча допить бокал… Полгода не балует солнцем погода, И души застыли под коркою льда, — И, видно, напрасно я жду ледохода, И память не может согреть в холода. Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить — пропал, — И лучше мне молча допить бокал… В оркестре играют устало, сбиваясь, Смыкается круг — не порвать мне кольца… Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь, — И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Тусклей, равнодушней оскал зеркал… И лучше мне просто разбить бокал! 1971