Капитан первого ранга - О'Брайан Патрик - Страница 106

— Изящный почерк, — заметил Стивен, разглядывая надпись.: «Зашла луна, зашло созвездие Плеяд; минула полночь; часы сменяются часами, а я лежу одна, одна. Быть может, здесь и я, Сафо, лежу одна. Пол не имеет значения, он для партнеров одинаков».

Кругом полное безмолвие. Воздух неподвижен, ни малейшего колебания. Запах некрашеных досок. Комод повернут ящиками к стене.

В ее комнате такие же стерильные чистота и порядок: даже зеркало закрыто чехлом. Это было явно излишней предусмотрительностью, поскольку серый свет был слишком слаб. В глухой тишине не было атмосферы ожидания или какой-то напряженности. Поскрипывание досок под ногами не было сопряжено с опасностью, не обостряло неутоленную страсть. Он мог бы прыгать и кричать, но достиг бы не большего результата, чем мечущаяся между стекол муха. Картина была столь же бессмысленная, как смерть, как череп в полутемном склепе; здесь не было ни будущего, ни прошлого. У него возникло ощущение, что все это он уже когда-то испытал, обстановка была будто знакома ему; он знал, что будет дальше в этом сновидении; предвидел, какие слова будут сказаны незнакомцем в карете и что он на них ответит, угадывал расположение комнаты, которой никогда не видел, и даже помнил рисунок обоев.

В корзину для бумаг были брошены скомканные листы — единственный знак беспорядка в этом царстве отрицания жизни, единственное исключение в завершенности прежде увиденной картины, кроме идущих часов.

— Что же я ищу? — спросил доктор, и звук его голоса прокатился по открытым комнатам. — Сообщение о моей безвременной смерти?

Но это были листки, исписанные рукой слуги, с совершенно бессмысленным содержанием. На одном видна была проба пера: строки, написанные пером, которое разбрызгивало чернила, очевидно, имели какой-то смысл, но теперь ничего невозможно было разобрать. Он швырнул их назад в корзину, долгое время стоял, прислушиваясь к своему сердцу, и направился прямо в гостиную Дианы. Здесь он нашел то, что и рассчитывал найти: совершенно голые стены. Нарядная мебель из атласного дерева, придвинутая к стене, была не в счет и не меняла общей картины. Однако в этой комнате сохранился едва ощутимый аромат хозяйки, исходивший не то от какой-то полки, не то от буфета, где-то он был чуть сильнее, где-то чуть слабее, и требовалось особое обоняние, чтобы его уловить.

— Во всяком случае, — произнес Стивен, — ничто не указывает на то, что мы расстались навсегда.

Очень осторожно затворив дверь, он спустился в залу; остановил часы, наложив свою печать на дом, и вышел в сад. Заперев замок, пошел по усыпанным павшими листьями, заброшенным дорожкам и, выйдя через зеленую калитку, очутился на пролегавшей вдоль берега моря дороге. Заложив руки за спину и не отрывая глаз от убегавшей вниз дороги, пока она была видна, он шагал по ней до тех пор, пока не увидел огоньки Диля. Вспомнив, что оставил шлюпку в Дувре, до которого было несколько миль, повернулся и пошел назад.

— Вот и ладно, — проронил доктор. — А то сидел бы в гостиной какого-нибудь отеля, а затем отправился спать, не поговорив и не обменявшись любезностями ни с кем. Все вышло очень удачно. Я наслаждаюсь этой гладкой, песчаной дорогой, которой нет конца.

Утром произошло много событий, к примеру более близкое знакомство с мистером Флорисом, судовым врачом, который предложил ему посетить лазарет, оборудованный сконструированным им виндзейлем, подававшим свежий воздух в нижние помещения. Мистер Флорис рассыпался в любезностях и страстно желал услышать мнение доктора Мэтьюрина относительно операции, которая предстояла Уоллесу. Такой операции по поводу надлобковой кисты доктору Мэтьюрину наблюдать еще не доводилось. Вторым событием было появление миссис Миллер с ребенком. Этим ясным, ранним утром «Резвый» стоял на одном якоре, и на мачте развевался синий с белым квадратом отходной флаг.

Миссис Миллер была миловидная молодая, решительного вида женщина, умевшая распорядиться той толикой свободы, которую дают обручальное кольцо и ребенок. Ничего этого, конечно, не было видно, когда Джек Обри поздоровался с нею на шканцах. Налицо была лишь сдержанная благодарность и извинения за вторжение. Маленький Брайджес совсем не будет помехой, уверяла молодая женщина. Он уже освоился на море, плавал до Гибралтара и обратно, никогда не страдал морской болезнью и не плакал.

— Что ж, мадам, мы польщены вашим обществом и были бы рады наслаждаться им далее Портсмута. Как же не подвезти жену и сестру своего брата офицера? Хотя я надеюсь, что мы будем иметь удовольствие видеть вас продолжительное время. Ветер дует как раз в те богом забытые южные края.

— Дядя Джон, — произнес юный Брайджес. — Зачем вы киваете и подмигиваете маме? Она совсем мало разговаривала с капитаном и, полагаю, сейчас перестанет с ним говорить. А я вообще не сказал ему ни слова.

— Стивен, — произнес капитан. — Можно войти? Надеюсь, я вас не разбудил? Вы спали?

— Нет, — отвечал Стивен. — Не спал.

— Видите ли, кают-компания волнуется. Выяснилось, что нынче утром тысячи ваших жадных тварей утопились в их какао. Они покончили с собой, забравшись в кофейник через горлышко. Обитатели кают-компании заявляют, что еще один такой завтрак заставит их отказаться от тягот и лишений флотской службы.

— А они отметили, в какое точно время это произошло?

— Думаю, да. Уверен, что не было заботы важнее, даже вахтенные офицеры бросили свои посты: они торопились определить точный момент события по двойным хронометрам штурмана, ха-ха.

— Не сомневаюсь, что вы иронизируете. Но это пример поразительной мудрости пчел. Я кормил их сиропом из какао и сахара. Запах какао для них связан с едой. Они обнаружили новый источник запаха какао и тотчас известили об этом открытии своих подруг. Так что вся эта суматоха — вполне убедительное доказательство моего тезиса. Надеюсь, завтра кают-компания заметит время их первого появления. Готов биться о заклад, что это произойдет в пределах десяти минут до или после семи склянок — в это время пчел впервые здесь покормили.

— Вы хотите сказать, что они прилетят снова?

— Пока в кают-компании будут пить чересчур подслащенное какао, я не вижу причин, почему они должны прекратить свои вылазки. Интересно будет выяснить, передадутся ли эти знания последующим поколениям пчел. Я благодарю вас, Джек, за то, что вы мне сообщили: за многие годы ни одно открытие не доставило мне такого удовлетворения. Спустя несколько недель или месяцев после того, как оно будет тщательно проверено, я доложу о нем месье Юберу.

Его восковое, утомленное лицо так сияло от удовольствия, что Джек Обри не смог выполнить обещание, данное кают-компании. Моряки могли заделать все щели в переборках, замочных скважинах, световых люках, могли пить чай или кофе, закутаться в москитные сетки на день или два — разве такие пустяки помешают им нести службу? Капитан сказал доктору:

— У меня для вас сегодня сюрприз, Стивен: с нами будет обедать миловидная молодая женщина! Нынче утром на судне появилась сестра Дэшвуда — очень симпатичная молодая дама. Глядеть на нее одно удовольствие, причем она очень воспитанная. Тотчас спустилась в каюту брата и с тех пор так и не появлялась.

— Увы, должен извиниться. Я жду, когда моя настойка опия окажет свое действие на больного, а затем начну оперировать. Мистер Флорис ждет меня, а его помощники в данный момент затачивают бистуры — это такие хирургические ножи. Я бы предпочел подождать, пока мы не доберемся до Хазлара, но при таком ветре, полагаю, на это уйдет двое суток или около того. А пациент ждать не может. Моим коллегам не терпится понаблюдать за операцией; мне тоже хочется удовлетворить их любопытство. Вот почему я даю своим членам расслабиться. При такой операции нельзя допустить ни единого промаха. Кроме того, мы должны учитывать состояние пациента. Это обязательно. Когда мы станем копаться в его внутренностях, он должен быть уверен, что у хирурга твердая рука, поскольку пройдет какое-то время, прежде чем мы обнаружим больное место и закончим работу.