Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич - Страница 21

Никогда не задумывались, откуда брались на полях сражений редуты, батареи, флеши и тому подобное? Не грибы ведь — сами не вырастут.

Сотни пионеров вонзали штыки своих лопат в землю, зачастую напичканную камнями, бросали её в телеги и тачки, их товарищи тащили оную к месту укреплений и создавали рукотворные «холмы» со строгой геометрией…

Это вам не нашей матери-Земле слегка «поёжиться», чтобы образовались Карпаты или Гималаи — ей легче. А вот на парней, что прямо на моих глазах изменяли ландшафт планеты, пусть и на одном отдельно взятом поле, я смотрел как на полубогов.

Помнится, когда мама захотела иметь на своих шести сотках небольшой, но, блин, глубокий прудик, да ещё и не в виде прямоугольника, а с конкретной асимметрией, я несколько дней корячился с лопатой, хотя почва была достаточно удобной для копания — практически сплошная глина. Так я и прерваться мог, когда угодно, и пивка холодненького попить…

А эти шпарили без перерыва, и буквально на глазах на поле предполагаемой битвы вырастали укрепления.

Да, пионеры не ходят в лихие кавалерийские атаки, не пленяют вражеских офицеров и генералов, не стоят под огнём артиллерии, смыкая разорванные ряды, не ходят в штыковую и не отражают атаки, не палят из пушек гранатами и не принимают врага на картечь… Но, когда необходимо, они работают так, как не представить ни залихватскому гусару, ни стойкому гренадёру, ни меткому артиллеристу. А при необходимости, залезут в ледяную воду и будут под огнём неприятеля наводить мосты. Или наоборот — под тем же огнём мосты уничтожать… Я, кстати, именно с такой формулировкой «Георгия» получил: «За уничтожение моста под огнём неприятеля».

Однако у меня и своих проблем хватило: на почти одеревеневших ногах доставил Дохтурову карту минирования предполагаемого поля брани, обсудил с генералом возможные нюансы. Дико хотелось пойти и сразу брякнуться на боковую — чёрта с два! Ещё необходимо распределить по «окопчикам» инициаторов заложенных фугасов — нечего им под лучами восходящего солнца до места добираться — заметят вороги. Пересидят ребятки ночку в не самой удобной «спаленке», зато в нужный момент организуют те самые «сюрпрайзы», кои, по скромному разумению моему, вполне способны разрушить классические атаки этого чёртова корсиканца. И иже с ним.

Распорядился выдать на ночёвку «секретчикам» граммов по сто пятьдесят — двести водки. Ну и солонины с хлебом на закусь — за ночь не захмелеют, но хоть согреются…

До своей палатки шёл уже на автопилоте — глаза слипались на ходу. И отрубился мгновенно, продрых без всяких сновидений — труп трупом, еле раздраил утром свои «иллюминаторы».

…Седые туманы на рассвете при хорошей погоде — однозначный признак осени. Начинается сентябрь, а французы только подходят к Смоленску. Сорвали мы наполеоновский блицкриг, сорвали. В моей реальности Бородинская битва случилась в конце первой недели сентября, а тут только Смоленская начинается…

И, будем надеяться, накидаем мы по сусалам французам покруче, чем в реале, уж я постарался. Как ни странно, совершенно не было ощущения, что защищаю свой родной город. Не знаю почему, но не было — я чувствовал, что бьюсь за страну, и только за страну…

Правда, когда пришло понимание этого момента, то разозлился я на себя здорово, а потом быстро перевёл градиент этой самой злости как раз на противника. Хотя, что толку-то? Всё, что мог сделать, — сделал. Теперь оставалось только ждать результатов действия моих «подлянок» по войскам вторжения…

Дохтуров, видимо, как в своё время и Остерман-Толстой, получил указания от Барклая беречь мою персону от «неизбежных в бою случайностей», поэтому моё место «по боевому расписанию» находилось на штабном холме.

Начала традиционно артиллерия. Как только разошёлся туман, сразу забабахали пушки и поплыли по небу гранаты, оставляя дымные хвосты.

Страшное дело быть в эти времена пехотинцем: раз уж твой полк выстроили на поле боя, то стой и жди. И не смей даже дёрнуться, когда видишь, что прямо в тебя летит выпущенный из вражеского орудия снаряд. Остаётся только молиться и надеяться, что доживёшь до момента, когда хоть что-то станет от тебя зависеть, когда перед тобой появится вражеский солдат, в которого можно хотя бы выстрелить, хотя бы наставить на него штык, а там посмотрим, чья возьмёт…

А пока стой и жди… Жутко. А ничего не поделаешь — эпоха такая. Если начать действовать по-другому — мигом будет потеряно управление боем, и поражение гарантировано.

Стой и жди!

Наконец часовая канонада чуть поутихла, и со стороны французов послышались звуки барабанов. Понеслось!

Теперь было жутковато смотреть на наплывающие в сторону наших позиций разноцветные «стены». Неумолимо движущийся синий (красный, зелёный) строй казался неуничтожимым, на психику давило здорово. Даже мне, находящемуся в паре километров от непосредственной близости с врагом.

Хотя вскорости должен был наступить момент обратного «психологического давления». Я просто считал про себя секунды, видя, как французы приближаются к линии «Икс»…

Нате вам! Ух, как здорово получилось! Просто ядерный взрыв в миниатюре.

Пороховые заряды вышибли на свет божий три бочки со светлой нефтью, разметав и оболочку, и содержимое по окрестной атмосфере, а потом всё это мелкодисперсное горючее полыхнуло по всему объёму, что успело занять… Ух, зрелище! Пара десятков соток вокруг каждого из эпицентров пылала. Теперь пофантазируйте, наши «западные друзья», что было бы с вами, если бы я не предупредил своих ребят рвать заряды до того, как вы подойдёте, а?

Сработало моё психоружие — здорово тормознули вражеские колонны. Минут пятнадцать-двадцать ушло у их офицеров, чтобы строй в порядок привести и заставить его двигаться дальше.

А наши пушкари в это время отнюдь не лентяйничали — продолжали сыпать гранатами по остановившимся французам, полякам и прочим голландцам с португальцами.

Ещё пять минут… Вторая серия: над полем выросли ещё два «гриба». Снова замешательство в стане неприятеля, которого теперь обстреляли ещё и наши егеря, благо дистанция уже позволяла проредить строй противника из штуцеров.

Но выстояли в очередной раз под ружейно-артиллерийским огнем и пошли дальше. Невесело, подозреваю, пошли — весьма тускло ощущать, что сейчас может рвануть ещё раз, и забегаешь ты пылающим факелом по данному полю… Но двинулись. Уважаю. Действительно эти солдаты «достойны одержать победу», но я уже вовсю постарался, чтобы такового не случилось.

Хотя моя роль в этом совсем невелика — всё решит мужество русского солдата, как это и произошло за полтора века до моего рождения.

Шарахнули растяжки, установленные уже на ближних подступах к редутам, — ещё несколько десятков оккупантов в минус. Почти всё, что я мог сделать, сработало. Ну что же, Дмитрий Сергеевич, ваша очередь — моими стараниями вычеркнуто из списков живущих и воюющих несколько сотен солдат противника. Остались ещё несколько фугасов-камнемётов, но это уже непринципиально.

— Капитан Демидов! — словно услышал мои мысли командир корпуса. — Подойдите, пожалуйста!

— Слушаю, ваше высокопревосходительство! — вытянулся я перед генералом.

— Оставьте, капитан, — махнул рукой Дохтуров. — Приношу вам благодарность от лица всего корпуса и от себя лично: задержать на четверть часа под нашим огнём наступающего противника — дорогого стоит.

— Премного благодарен!

— Никогда такого не видел, — продолжал Дмитрий Сергеевич, — просто даже сочувствовать стал вражеским пехотинцам — такой ад перед ними открылся…

— Но я ведь вам обещал, что от огневых фугасов ни один из солдат противника не пострадает.

— И не упрекаю. Но даже с этого холма смотреть было жутковато. Турки наверняка бы ретировались. Да чего там — бежали бы. А эти идут вперёд…

Колонны врага действительно пренастырно шли в направлении центра, который занимала дивизия генерал-лейтенанта Капцевича: Либавский, Псковский, Московский и Софийский пехотные полки. И два егерских: Одиннадцатый и Тридцать шестой.