Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич - Страница 3

Последними дежурили два моих минёра: Кречетов и Малышко. Ребята толковые (а иначе в мою команду и не попали бы), но языками чесать любят!.. Даже когда я проснулся, и то не сразу внимание обратили. Вот чёрт! Появись французы — повязали бы нас за милую душу! Так что мой разнос разгильдяям послужил заодно «будильником» для остальных.

Пока разводили костёр для утреннего, так сказать, чая, сбегал к ручью слегка освежить «морду лица» — для меня эта процедура с утра самая важная. Могу и без завтрака, и без просто кипяточка с хоть какой-нибудь растительной заваркой, но если хотя бы глаза холодной водой не протереть — полутруп на весь оставшийся день.

Спиридон достаточно быстро вывел отряд хоть и не к дороге, но к вполне «человеческой» тропе, по которой можно было передвигаться уже верхом. Правда, цепочкой по одному.

Спор и засада

— Не боитесь встретиться здесь с нашей кавалерией, господин капитан? — возобновил общение голландец, когда мы выбрались на более-менее приемлемую дорогу.

— На войне как на войне, сударь, — вопрос меня нисколько не обеспокоил. — А встретить ваших соотечественников на этой дороге — шансы минимальные.

— А всё-таки? — лукаво улыбнулся пленник. — Ведь я вижу, что ваши солдаты не конники — против разъезда императорской кавалерии у вас шансов нет.

— Ну почему же? Рядом лес. Лошадей придётся бросить, конечно, но в русскую чащу за нами никакие французские драгуны последовать не посмеют. А если рискнут — упокой Господи их души! Хотя если их будет очень много, что совсем уже невероятно — мы, скорее всего, погибнем, но заберём с собой минимум четырёх французов каждый. Размен будет не в вашу пользу.

— Не думал, что русские офицеры такие искусные риторы, — усмехнулся Ван Давль.

— А чего вы ожидали? Что русские — дикари необразованные? Так чего возмущаетесь, что «дикари» воюют с вами не по вашим правилам?

— Кстати, — поспешил уйти от скользкой темы лейтенант, — я подумал над вашими аргументами и теперь знаю, что сказать в ответ.

— Любопытно.

— Да всё просто: вы приводили примеры из достаточно далёкого прошлого. Тогда и в Европе зачастую воевали по-звериному. Вы бы ещё вспомнили гладиаторские бои в древнем Риме… Но ведь человечество развивается, и нельзя сравнивать мораль людей шестнадцатого века с моралью просвещённого девятнадцатого…

Меня передёрнуло просто физически: пример про гладиаторские бои в примитивном Риме и конец третьего тысячелетия, где цивилизованные твари организовывали то же самое…

— Господин лейтенант, — через силу я благожелательно посмотрел на своего собеседника, — почему-то императорская армия в просвещённом девятнадцатом веке не стесняется действовать методами людоеда-Валленштейна.

— Что вы имеете в виду? — вскинулся голландец.

— Реквизиции у местного населения.

— Простите! — казалось, возмущению моего собеседника нет предела. — Армия императора честно платит за провизию и фураж.

— Чем платит, позвольте полюбопытствовать? Французскими деньгами или русскими?

— Этого я не знаю. Не моё дело.

— Тогда ответьте, пожалуйста: если русскими, то откуда их столько у вашего императора? А если французскими, то куда их девать крестьянам? В русских сёлах, как бы это ни было для вас удивительно, нет банков, где их можно обменять. Однако дело даже не в этом. Может, я вас и удивлю, но русские такая дикая нация, что не едят денег. Даже золотых, не говоря уже про ассигнации. Понимаете? Если вы выгребаете у крестьян все запасы, то им просто негде купить еды, чтобы выжить. И чем ваши орды отличаются от ландскнехтов Валленштейна?

— Господин капитан, — посуровел лейтенант, — не так давно вы мне сделали замечание, когда я неуважительно отозвался о русской армии. Теперь позволяете себе то же самое в отношении войск Императора.

А ведь уел! Надо тщательней следить за речью.

— Вы правы, господин Ван Давль. Приношу свои извинения. Перефразирую: «Чем в этом плане действия вашей армии отличаются от действий орд Валленштейна?»

— Повторяю: мы платим за продовольствие и фураж.

Во упёртый!

— Тогда и я повторю: вашими деньгами крестьяне не могут кормить ни семью, ни скот. А им нужно пережить целый год до будущего урожая. Кстати: даже для этого самого будущего урожая необходимо иметь семена, которых вы тоже не оставляете. Ваша армия обрекает этих людей на голодную смерть. Не так?

— Во-первых, через месяц-два Россия падёт под ударами нашей армии, и тогда Император достаточно быстро урегулирует данный вопрос…

— А во-вторых, — перебил я собеседника, — вы случаем не обратили внимания, что я принёс извинения по поводу того, что неуважительно высказался в отношении вашей армии. Вы же до сих пор не соизволили сделать этого после вашего вчерашнего высказывания.

— Но я действительно так считаю, — слегка смутился голландец.

— Да? Я тоже искренне считаю, что ваши войска по отношению к мирному населению ведут себя как грабители и мародёры. — Я здорово разозлился и не стеснялся в выражениях. — Однако постарался не оскорблять ваши чувства. Итак?

— Вы ждёте от меня извинений?

— Вы чрезвычайно догадливы, — мрачно процедил я сквозь зубы, стараясь смотреть ему прямо в глаза.

Подскакивая в седле, это было не так просто сделать, но я постарался хотя бы обозначить данный взгляд.

— Хорошо, прошу прощения за свою несдержанность, — чувствовалось, что искренности в этих словах ноль целых хрен десятых, но «дожимать» голландца не стал.

— Принято.

Некоторое время ехали молча, потом Ван Давль не выдержал:

— Господин капитан, согласитесь, что солдат нужно кормить, лошадей тоже.

— Вполне разделяю ваше мнение, — весело посмотрел я на собеседника, догадываясь, о чём пойдёт речь дальше.

— В нашей армии около полумиллиона человек, они должны что-то есть…

— Господин лейтенант, вы в самом деле искренне считаете, что меня, да и любого русского, беспокоят проблемы наполеоновского войска? Думаете, что я хоть сколько-нибудь расстроюсь, узнав, что гренадеру Жану или гусару Пьеру не удалось сегодня поесть? Повторяю: любой вооружённый иностранец в России для меня не человек, а враг. И я буду стараться уничтожить его любым доступным способом.

— Почему же вы не убили меня?

— Не было необходимости — вы уже не представляли опасности для моей страны.

— А зачем я вам вообще нужен живым? Разве не проще было сделать лишний выстрел?

Во тупой!

— Понимаете, — терпеливо начал я, — ни мне, ни русским вообще не нужна конкретно ваша кровь, но у нас не имелось десяти человек, владеющих верёвкой так, как этот башкир. И не беспокойтесь — я не везу вас к своей армии, чтобы изуверскими пытками вытягивать какую-то страшную военную тайну…

— Кстати, насчёт этого дикаря… — перебил меня голландец.

— Господин Ван Давль! — пришлось резко прервать его реплику. — Гафар состоит в армии Российской Империи. Потрудитесь воздержаться от оскорбительных эпитетов.

— Но разве он в военной форме? — поднял брови лейтенант.

— Это форма его полка. Пусть она и отличается от общеармейской. У вас вроде тоже мамлюки одеты не так, как все остальные. А ведь — гвардия.

— Но ведь большинству представителей Великой Армии этот факт неизвестен, и к таким, как этот азиат, будут относиться, как к обычным бандитам.

— Кого это вы назвали бандитами?

— Да хотя бы тех крестьян, что нападали на наших фуражиров.

— Я вроде бы объяснил, что они просто боролись с теми, кто обрекал их семьи на смерть от голода.

— Да? А если наши войска, чтобы уберечься от удара в спину, начнут действительно просто уничтожать население и забирать весь провиант безо всякой оплаты?

— Думаю, что ни ваш император, ни его маршалы на такое никогда не пойдут: сразу же за такими действиями начнётся повальное бегство крестьян по всему планируемому маршруту вашего следования. Вместе с припасами. Вашей армии придётся наступать через «пустыню». А ваши фуражиры будут подвергаться гораздо большей опасности, чем солдаты в генеральном сражении. Начнётся дезертирство, причём в огромных масштабах: прошу не забывать, что всевозможным португальцам, швейцарцам, испанцам и пруссакам глубоко наплевать на амбиции вашего Бонапарта, да и вашим соотечественникам — голландцам, тоже. Вы его боготворите, пока он ведёт войска от победы к победе, а как только начнутся серьёзные проблемы — солдаты Великой Армии станут разбегаться.