Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич - Страница 31

31

— Не будет ли не скромно с моей стороны осведомиться: вы не из-под Смоленска ли едете?

— Именно оттуда. А как вы догадались?

— Просто предположил — следуете с севера и с крестами оба… Хотя странно: пионеров с поручениями обычно не отправляют. Но не смею спрашивать о цели вашего визита в корпус.

— Благодарю вас за скромность, — слегка улыбнулся я. — Тем более что всё равно не имел бы возможности удовлетворить ваше любопытство.

— Разумеется. Но я скачу из Петербурга — совсем не знаю о последних новостях с московского направления. Чем закончилось дело под Смоленском?

Ну, об этом можно рассказывать кому угодно.

— Смоленск оставлен. Армия отступает к Москве. Но битву под его стенами можно смело считать победой нашего оружия: противник, имея вдвое большие силы, понёс вдвое большие потери, чем наши войска.

— Так почему же Барклай не дал ещё одного сражения под Смоленском, если всё сложилось так удачно? — Лицо молодого человека раскраснелось.

— Вы не по адресу задаёте вопрос, Иван Севастьянович. Я всего лишь капитан, и со мной не обсуждают стратегию ведения войны.

А про себя подумалось: «Молодец Михаил Богданович, хорошо, что не повёлся на эмоции и не замутил генералку раньше времени — у Наполеона всё-таки значительно больше сил, чем у наших. Хотя и генералитет во главе с Багратионом его наверняка „клюёт“, и в низах небось недовольство то ещё…»

— А что у вас здесь происходило? — поинтересовался Алексей. — Мы ведь тоже совершенно не имеем информации о том, как идут дела на этом театре военных действий.

— При мне было только одно столкновение. Под Клястицами. Здорово набили французам. Только наш полк двенадцать пушек захватил. Генерал Кульнев лично водил гусар в атаку на одну из захваченных в результате батарей. Теперь наверняка должен или «Георгия» второй степени получить, или даже голубую ленту через плечо.

— Так он жив?

— Яков Петрович? Да типун вам на язык! Извините, конечно. Для нашего шефа[5] ещё пуля не отлита. Его превосходительство — Бог Войны. Да, да, господа — именно он, а не Марс. Он погибнуть просто не может…

Ай да я! Ай да молодец! Не знаю, что конкретно я наворотил: может, ту самую пушку в Немане утопил, может, того самого канонира покалечил — неважно. Генерал Кульнев жив! Ему не оторвало ноги ядром под теми самыми Клястицами. Этот «русский Байярд» себя ещё покажет, ещё не одну козью морду его Гродненский гусарский лягушатникам устроит!

— Прошу прощения, — стал изворачиваться я, — просто подумалось, что генерала, ведущего на приступ батареи своих гусар, выцелят и застрелят в первую очередь. Очень рад, что Яков Петрович жив и здоров — он настоящая легенда нашей армии.

— Полностью разделяю ваше мнение, Вадим Фёдорович. И благодарю за лестный отзыв в адрес героя, которого гродненские гусары чтят превыше всех, кроме государя нашего.

Сильно подозреваю, что поручик слукавил — Кульнева гродненцы чтили даже повыше, чем императора, но такое вслух не произнесёшь…

— Я понимаю, господа, что вы, инженеры, — кажется, молодой человек слегка захмелел, — не очень жалуете менее образованных кавалеристов…

— Отнюдь, Иван Севастьянович, — требовалось немедленно прервать данную тираду, которая могла привести к ссоре, — мы неоднократно бились плечом к плечу с ахтырскими гусарами и имели возможность оценить их доблесть и ум. Если вам известен подполковник Давыдов…

— Денис Васильевич? — перебил меня поручик. — Вы спрашиваете гусара, известен ли ему Давыдов?

— Я уточняю. По моему мнению, он должен быть известен всей России, но ведь могу и ошибаться, не так ли?

— В этом вопросе ошибиться нельзя — Денис Васильевич Давыдов действительно известен всей образованной России…

Ишь, как глазки засверкали! Может, ещё и на дуэль вызовет по поводу моих сомнений в его образованности…

— Счастлив познакомиться с офицером, бившимся с врагами рядом со столь достойным воином!

Не, дуэль, кажется, откладывается на неопределённое время, а то и навсегда.

— Благодарю за столь лестный отзыв в мой адрес, но в сражении вместе с самим Давыдовым мне участвовать не довелось — мы прикрывали отход подчинённого ему отряда. Но с самим Денисом Васильевичем мы добрые друзья, смею вас уверить. А тем отрядом командовал поручик Бекетов. Вы не знакомы?

— Не имел чести познакомиться. Даже не слышал о таковом. В конце концов, не может же каждый офицер знать каждого офицера. Даже если оба они гусары. Вот вы, например, всех пионеров знаете?

— Ни в коем случае, уважаемый Иван Севастьянович, — поспешил замять тему я. — Несмотря на то, что пионерных полков только два, а гусарских больше десятка. (Я судорожно вспомнил последнюю страницу одного из журналов «Наука и жизнь», где были нарисованы доломаны, ментики и кивера гусарских полков того времени: Александрийский, Ахтырский, Белорусский, Гродненский, Елизаветградский, Изюмский, Лубенский, Мариупольский, Ольвиопольский, Павлоградский, Сумский, Лейб-гусарский… кого-то забыл, но уже больше десятка — хватит, не наврал, и то ладно.)

— Вадим Фёдорович, — гусар сам перевёл разговор на другую тему, — прошу простить моё любопытство…

— Не стесняйтесь.

— Я смотрю у вас орден Владимира без банта. Как же так — вы же офицер?

— Офицер я относительно недавно, и надеюсь, временно. Я учёный-химик.

Глаза поручика стали вылезать из орбит.

— Химик? В армии?

— А что вас удивляет, любезный Иван Севастьянович? Сейчас каждый старается принести Отечеству как можно большую пользу там, где возможно. Я довольно неплохой специалист по взрывающимся веществам — а где они сейчас более необходимы, как не в войсках?

— Так вы не инженер?

— Мы с Вадимом Фёдоровичем имеем честь быть минёрами, — немедленно вставил Алексей.

— Ах, вот как! Тогда понятны и ваши боевые награды. Хотя у меня в голове не укладывается, зачем с главного направления отправлять минёров в наш корпус.

Вот пусть и дальше не укладывается. Да и я сам хорош — распустил язык сверх всякой меры. И хвост распустил. Павлиний. Пора закругляться с этим хвастовством. Нет, парень явно «наш», но расслабляться нечего.

— Прошу нас простить, но — служба. Пора двигаться с отрядом дальше. Был чрезвычайно рад знакомству с вами, Иван Севастьянович. Предложил бы составить нам компанию по дороге на Себеж, но подозреваю, что темпы нашего передвижения не подойдут лихому кавалеристу. Если ошибаюсь, милости просим ехать с нами.

— Не ошибаетесь, Вадим Фёдорович. Благодарен за приглашение, но мне действительно нужно спешить. Честь имею, господа! Надеюсь, что ещё встретимся.

— Пути войны неисповедимы. До встречи!

Пётр Христианович Витгенштейн являлся единственным из командиров корпусов (не считая казачьих, конечно), который носил усы — право на это ему давало шефство над лейб-гвардии гусарским полком.[6]

В приёмной меня промариновали относительно недолго — всего лишь полчаса. Командующий Первым корпусом был достаточно приветлив и благосклонно принял пакет от Барклая.

Во время чтения послания он неоднократно удивлённо приподнимал брови, но беседовать со мной стал только после полного прочтения письма:

— Уважаемый Вадим Фёдорович, я, конечно, весьма польщён тем, что в распоряжение моего корпуса направлены столь ценные и храбрые офицеры, как вы с подпоручиком Соковым, но почему именно вы? Ведь ваши знания и доблесть весьма пригодились бы на основном фронте, — генерал выжидательно посмотрел на меня.

— Не могу судить о решении господина министра, ваше превосходительство! Я получил приказ и выполняю его, — ну не делиться же своими домыслами по поводу неприязни Дохтурова?

— Хорошо, не будем выяснять причин, по которым вас отправили из основной армии ко мне. О предстоящей работе представление имеете?

вернуться

5

В то время все полки русской армии имели шефов, как правило, ими являлись генералы, реже — полковники.

вернуться

6

В русской армии того времени только офицеры лёгкой кавалерии (гусары, уланы, казаки) могли носить усы. И они этим правом очень дорожили — сам Денис Давыдов в своё время отказался от генеральского чина и должности командира бригады конноегерей именно потому, что тогда пришлось бы лишиться этого «украшения лица».