Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич - Страница 42

42

Я, соблюдая субординацию, не стал открывать рот первым — пусть Родионов обрисует ситуацию.

Чем казак немедленно и озаботился.

Яков Петрович выслушал сообщение с живым интересом и понял, что возникла острая необходимость пообщаться с пленным офицером. Немедленно был отдан приказ доставить Жофрэ пред светлые очи генерала…

— Так что, ваше превосходительство, — не совсем смело, но уверенно доложил унтер-офицер, — полтора часа назад поручик Бужаковский забрали арестованного с гауптвахты по вашему приказу!

Лицо генерала стало медленно багроветь, а глаза явно выискивали в пределах досягаемости какой-нибудь тяжёлый предмет…

— Бужаковского ко мне! Немедля!

Понятно, что поручика уже не найдут — данный шляхтич попытался угадать, где масло на данном «бутерброде». Прогадал, конечно, но сам пока об этом не знает.

А Кульнева, казалось, сейчас разобьёт удар: лицо имело уже совершенно не совместимый с жизнью цвет.

А чего удивляться: он ведь чуть ли не отцом родным каждому своему подчинённому был — и нате вам!

Да уж, почувствовать себя преданным одним из тех, кому верил как себе, — то ещё удовольствие.

В душе шефа гродненских гусар, наверное, ещё теплилась надежда, что это какое-то недоразумение и что с минуты на минуту появится тот самый поручик, но мне было совершенно ясно, что Жофрэ ушёл. Ушёл вместе с тем самым Бужаковским.

О чём и было сообщено генералу минут через десять: поручика нигде найти не могут, пленного тоже.

— Господа, прошу оставить меня, — кивнул нам с Родионовым на выход Кульнев. — Встретимся у графа. Прошу извинить.

Мы с Родионовым немедленно ретировались из штабной избы. Не знаю, о чём думал полковник, но я попытался мысленно заключить с собой пари: что первым придёт в негодность — сабля генерала или имеющаяся в помещении мебель…

Ну и правильно: адреналин повышает уровень глюкозы в крови, и её нужно поскорее сжечь. Физической активностью. Так что лучше пусть Яков Петрович клинком стулья и стол крушит, чем в себе такое пережигает.

«Здесь всё моё и мы, и мы отсюда родом: и васильки, и я, и тополя…»

Почему мне вспомнилась эта песня?

Ни васильков, ни тополей по дороге не наблюдалось, но дело в принципе: это моя земля, и любой цветочек или сосенка роднее и дороже, чем европейский гомо сапиенс с оружием в руках, топающий по российским василькам и прочему клеверу.

И меня совершенно ни разу не волнует национальность — тех же самых природных французов или немцев в российской армии пруд пруди.

Ладно немцы-французы природные: граф Ламберт, генерал де Сен При…

И несть им числа.

Но они теперь РУССКИЕ. И бьют своих сородичей по крови так, что только брызги летят. Кровавые брызги.

Насколько я помню, сам Бонапарт предложил свою шпагу России, но матушка Екатерина в своё время её не приняла.

Обидно — неплохого генерала в перспективе могла приобрести русская армия.

Короче: дело не в национальности, а в том, что ты делаешь на земле Российской Империи.

Но это лирика, а суровая проза жизни требует поскорее воплотить бушующую во мне ненависть в конкретную засаду для наглецов, марширующих по моей земле. И вряд ли времени имеется много…

…На этом совещании у Витгенштейна я даже вякнуть не посмел — одних генералов присутствовало восемь. Не говоря уже о полковниках. Из обер-офицеров, не считая адъютантов, был один я.

А чуть ли не у каждого из генералов имелось своё особое мнение по поводу планирования дальнейших действий. Одни предлагали немедленно атаковать заслоны, обнаруженные на берегу Истры, другие — предпринять поиск на Полоцк, третьи — отступить к Режице или вообще не дёргаться, а оставаться в Себеже, чтобы при подходе корпуса Штейнгеля, каковой факт ожидался через две-три недели, устроить французам «молот и наковальню»…

Я озвучил свои предложения непосредственно Сиверсу, и тот, когда появилась возможность говорить, донёс их до собравшегося «общества»:

— Капитан Демидов предлагает силами своего отряда заблокировать возможный рейд французов на Режицу.

В общем, мне разрешили. И предоставили ещё с полсотни родионовских казаков в качестве прикрытия и разведки.

Чтобы мы смогли успеть пораньше на Режицкий тракт, Витгенштейн выделил местного — Матвей, наверное, и так бы нас проводил лесными тропами, но ему была обещана за помощь армии та самая строевая лошадь, на которой он указывал путь моему отряду. А это для местного крестьянина целое состояние.

Поэтому вывел нас проводник на тракт очень качественно — отпустил я его на вновь приобретённом жеребце со спокойной совестью.

А место — ну очень подходящее. Мои минёры немедленно уподобились бандерлогам и полезли на деревья, ветви которых образовывали купол над лесной дорогой. Егеря, вопреки своему основному предназначению, взялись за лопаты. Казаки умчались навстречу возможному продвижению французов. Кроме одного — того, кого Кречетов увёл на ближайший холм обучать запуску сигнальных ракет.

Работа кипела. Даже я сам присоединился к подготовке фугасов для наших «гостей» — взял лопату и выгребал достаточно нелёгкую землю из жерл будущих «пушек».

Щебня и гальки для их заряжания было катастрофически мало, картечи с собой практически не захватили, так что пришлось снаряжать фугасы чёрт знает чем — вплоть до сосновых шишек. Шишек, конечно, молодых и плотненьких. Смешно, понимаю, но не песком же фугасы заряжать, а эти «дети сосен», может, ещё и загореться, вылетая, успеют… В один фугас, правда, кроме всего прочего, снарядили бочонок скипидара, изготовлением которого я озаботил своих подчинённых в последние две недели безделья.

Вроде всё. Егеря, отработав землекопами, и сами нашли себе подходящие позиции.

Ждём гостей.

— Идут, Вадим Фёдорович, — доложил мне запыхавшийся казачий хорунжий Самойлов, — полуэскадрон кавалерии, а за ним батальон пехоты следует.

— Понятно. Кавалеристов пропускаем, а инфантерию встретим. Вас заметили?

— Да Боже упаси! — оскорбился хорунжий. Мы — казаки.

Ясненько: углубляться в эту тему себе дороже.

Батальон, это немного, значит, в небо уйдёт одна ракета: «Обнаружено движение противника на тракте незначительными силами». Ещё две можно будет использовать в качестве оружия. Дохленького, конечно, скорее психологического, чем боевого…

Потянулись минуты ожидания. Приблизительно через полчаса послышался дробный перестук копыт и показался кавалерийский авангард. В синих драгунских мундирах, но с киверами на головах, а не в касках. Действительно, около полусотни. В принципе, тридцать казаков, предварительно шарахнув по ним из ружей, могли запросто вырубить под корень всю эту германскую шелупонь практически без потерь. Но нас интересовала «рыба пожирнее». Ожидаем пехоту.

А эти никуда не денутся — пройдут версты три и развернутся на звуки катавасии, которая здесь планируется. Вот тогда хорунжий со своими хлопцами их и встретит.

Еще минут двадцать, и затопали по дороге сапоги пехотинцев.

Нет — ну всё у этих немцев не как положено у людей: драгуны в киверах, а инфантерия в касках. В драгунских. Ладно — их проблемы, а нам пора готовиться вышибать из этих касок мозги. И прочее содержимое из элегантных, голубых с жёлтой грудью мундиров.[10]

Пропустив около двадцати шеренг, я потянул за бечеву. Верёвка послушно проскользила через несколько вкрученных в ствол и сучья железных колец и выдернула из замка гвоздь, удерживающий полупудовую артиллерийскую гранату. Снаряд по закону дедушки Исаака немедленно устремился к планете, но не успел пролететь и метра, как возникла некоторая проблема в виде бечевы, один конец которой был привязан к суку, а второй закреплён в самой гранате. На соплях, правда, закреплён. Вернее, на том составе, который заставляет радостно бабахать в новогоднюю ночь хлопушки…

вернуться

10

Форма баварского полка «Герцог Пиус».