Серебряная воительница - О'Доннел Питер - Страница 32

Квинн клацал зубами так, что не мог говорить. Он мотал головой, пытаясь успокоиться. Модести держала его за руку. Затем он перестал мотать головой и уставился на нее с удивлением. Теперь уже он затих, и все его защитные механизмы вышли из строя. Модести подумала, что он выглядит очень юным и уязвимым.

Наконец он снова заговорил — тихо и как-то монотонно:

— В общем, все пошло наперекосяк. Тот, кто пытался схватить гранату, не пострадал. Уцелела и его жена. Но девочка погибла. А кроме того, скончались еще двое, сидевших сзади. Те, кто были снаружи, быстро обезвредили второго араба… Ну а потом началось расследование. Меня обвинили в том, что я пошел на неоправданный риск. Они, конечно, были правы.

Квинн лежал и тяжело дышал. Потом в лице его появилась уже знакомая Модести агрессивность, и он пробормотал:

— Ну, говорите, что я вовсе не виноват, что просто так уж неудачно все вышло. Все мои друзья говорят это мне. По крайней мере, в лицо…

— То, что думают они или я, не имеет никакого значения, — спокойно отозвалась Модести. — Это ваше бремя, Квинн, и никому, кроме вас, не будет позволено нести его.

— Так, вот слова железной женщины, — усмехнулся Квинн, пытаясь подавить смятение. — Но между нами, что вы об этом думаете?

— Я скажу вам, что я знаю, а не что думаю. Если бы вам удалось обезвредить террориста, вы стали бы героем и о вас писали бы газеты — «Отчаянный поступок летчика спасает пассажиров». Но не надо забывать, что «отчаянный» означает и «рискованный», и все может обернуться плохо.

— Так, собственно, и вышло.

— Очень жаль. В отношении терроризма я жестко смотрю на вещи, Квинн. Если дать понять этим мерзавцам, что их угрозы действуют, они обнаглеют донельзя. Собственно, так уже и происходит.

— Я убил троих, в том числе ребенка…

— Ежедневно умирает множество людей — в автокатастрофах, при бомбежках, в результате бандитских налетов.

— Одним больше, одним меньше, не велика разница? Здорово.

— Несколько погибших могут спасти пару сотен других людей. Они могут помешать чуме распространяться с такой легкостью.

— Чудно. Если не оказаться в числе этих двоих…

— Как начертано в книге судьбы, так и происходит, — кивнула Модести.

— Вы из фаталистов?

— Отчасти, — улыбнулась Модести. — Но не из пассивных.

— Я могу это засвидетельствовать. — Взгляд его потеплел. — Бах, трах, тарарах! — Он вздохнул: — Спасибо, что дали мне возможность выговориться. И за то, что напомнили насчет моего личного бремени. Это лучше, чем слюнявые утешения. В основном я справляюсь с собой, только вот ночные кошмары… Стоит заснуть, и ты оказываешься без брони и лат… Хотите знать, почему я так мерзко вел себя по отношению к вам с самого начала?

— Ну?

— Вы внушаете мне благоговейный ужас. Вы сильнее меня. А мне это не по душе.

— Благоговейный страх? Бросьте, Квинн, что за ерунда.

— Это сущая правда. Вы слишком уж совершенны. Я не говорю про ноги, фигуру… Нет, вы потрясающе справляетесь с ситуацией. Не проигрываете. Ну а для того, кто знает, что такое поражение, это уж слишком.

— Извините, — ответила Модести. — Но постарайтесь не восставать против меня. Ну, что, теперь вы будете хорошим мальчиком и ляжете спать?

Он покачала головой и, натянуто улыбнувшись, произнес:

— Нет, вряд ли это получится без моего плюшевого мишки. Слишком уж все жутко. Стоит кошмарам начаться, они не отпускают. А вы идите спать. И забудьте про кофе. Я уже не хочу спать. Но можно покурить?

Модести кивнула, потом сказала:

— Может, вам будет легче, если я останусь?

— Вы… со мной? — неуверенно спросил Квинн. — Здесь? — Он оглянулся. В комнате не было второго дивана. — В постели?

— Если это поможет отогнать ваши кошмары.

Она заметила, как на его лице отразилась борьба противоречивых чувств.

— Старину Квинна хотят совратить?

— Старине Квинну есть из чего выбирать. Но не надо делать над собой усилие. Если присутствие теплого женского тела пойдет ему на пользу, тем лучше. — Она развязала халат и сбросила его. — А ну-ка, уступите место даме.

Модести скользнула к нему, улеглась рядом, положила его голову себе на плечо, потом протянула руку к шнуру бра.

— Свет выключить?

— Пока нет. — Он чуть слышно охнул при первом соприкосновении их тел, потом осторожно провел рукой по ее гладкой коже. Через некоторое время, когда он стал выказывать признаки настоящего пробуждения, она шепнула ему на ухо:

— Ничего не надо доказывать, Квинн. Просто получайте удовольствие.

Позже она испытала удивление перед тем, как бережно он обращался с ней, как внимательно реагировал на ее поведение. Она охотно оставила роль утешительницы, отдавшись тому сложному сочетанию игры, что неизбежно входит в понятие «заниматься любовью».

Еще позже, уже перед тем, как заснуть, Квинн погладил ее грудь и, издав смешок, сказал:

— Это лучше, чем плюшевый мишка. Раз-раз — и на матрас…