Серебряная воительница - О'Доннел Питер - Страница 63

Вода попала Секстону в нос. Он фыркнул, потратив на это драгоценный запас воздуха в легких. Вдруг, словно взбесившись, он стал судорожно хвататься за все, что только было в пределах досягаемости — бедро, руку, плечо Модести, чтобы заставить ее ослабить хватку.

Наконец ему удалось поймать ее ступню. Он призвал на помощь все свои силы, чтобы сломать ее в лодыжке. Но в голове что-то глухо грохотало, в груди бушевал пожар. Модести вроде бы отпустила его горло. В Секстоне загорелась надежда. И тут же угасла, потому как он успел смекнуть, что, ослабив хватку, она одурачила его. Он хотел глотнуть воздуха, а глотнул воды.

После этого Модести снова стиснула его горло, чем вогнала противника в панику. Помутившийся рассудок Секстона вопил, что его одурачили, а не победили. Последнее, что он испытал, было всепоглощающее чувство ненависти, которое погребло под собой даже страх смерти.

Модести почувствовала, как противник вдруг обмяк. Но она не стала ликовать: с таким, как Секстон это было бы преждевременно. Ее организм тоже отчаянно требовал кислорода, но она заставила его замолчать. Собрав все свои силы, она в последний раз стиснула массивную, но уже не сопротивляющуюся шею своего врага.

Стоя на коленях, Таррант напряженно всматривался в полутьму. Рябь на черной воде стала исчезать. Он вдруг почувствовал, как вместо чудовищного напряжения его охватывает апатия. Да, теперь все кончено. Еще недавно, когда он, сидя в лодочке, неистово греб руками, ему казалось, что холод кусает его, словно дикий зверь. Да, с такой водой шутки плохи. Модести ушла на дно, увлекая за собой Секстона. Они оба погибли…

Вдруг что-то плеснуло в десяти футах от того места, куда он всматривался. Таррант увидел, как сверкнуло на черном фоне ее серебряное тело, как судорожно вдохнула она воздух. Ее волосы растрепались, прилипли к лицу. Она откинула их назад и, трижды взмахнув руками, подплыла к берегу, где сидел Таррант.

Когда он кое-как сумел подняться и доковылять до кромки берега, она уже подтянулась и выбралась из воды на камни.

— У-у-х… У-у-х… — Тяжкое дыхание Модести отдавалось глухим эхом в пещере.

Таррант присел возле Модести, хрипло повторяя:

— Милая… Дорогая… Вам надо поскорее одеться… Здесь очень холодно…

Модести подняла голову, посмотрела на него невидящим взглядом.

— Одежда, — только и смогла выговорить она.

Когда Таррант принес ей узел с одеждой, Модести уже стояла на коленях. Она взяла нижнюю рубашку и стала вытираться ею. Вода легко скатывалась со смазки, которая помешала Секстону применить свою хваленую силу и послужила защитой от жуткого холода.

Таррант, помогая Модести обсохнуть, заметил, что ее правая рука расцарапана от плеча до локтя и кровоточит.

Теперь Модести дышала гораздо ровнее. Она надела шерстяные рейтузы, брюки, верхнюю рубашку. Таррант обратил внимание, что у нее стучат зубы и трясутся руки, но холод явно был тут виновен лишь отчасти. Когда Модести посмотрела на Тарранта, он заметил в ее взгляде нечто похожее на страх. Она позволяла страху взять верх, только когда все было позади и он никак уже не мог помешать действовать. Модести тут же подавила вышедшее из-под контроля чувство.

Она кое-как застегнула ремень, мрачно посмотрела на Tap-ранга и срывающимся голосом спросила:

— Какого черта вы еще тут? Я же сказала: уходить!

— Моя дорогая… Я не мог…

— Не могли… Г-господи, вы м-мужчины все од-динаковы… У м-меня ушло д-два г-года, чтобы вразумить Вилли делать свое дело и не мешать мне делать мое…

Таррант едва подавил в себе приступ идиотского смеха.

— Я постараюсь превзойти Вилли, — кротко отозвался он.

Ее гнев погас, и она посмотрела на него с подобием улыбки.

— Погодите. Я заберу лампу. — Она села в лодку, перебралась на ту сторону и вернулась обратно. Когда она выбиралась на берег, по воде снова пошла рябь. Снизу вдруг стало что-то всплывать. Показалась рука в свитере, потом растрепанная копна светлых волос, потом появилось невидящее лицо. Затем тело снова ушло вглубь, но Таррант успел заметить, что голова Секстона была повернута под неестественным углом. Хриплым голосом он сказал:

— Вы проявили предусмотрительность…

Модести кивнула и, выжимая волосы, сказала:

— С такими, как Секстон, иначе нельзя. Сильнее противника у меня еще не было. Я ни за что не победила бы на его поле…

Таррант только кивнул. Да, она была права. Но с другой стороны, сражение есть сражение, и обстоятельства диктуют свои условия. Секстон упустил этот важный нюанс. В отличие от Модести. Она успела заметить еще тогда, в камере, его нелюбовь к холоду, а потом блестяще использовала против него ледяное подземное озеро и смазку…

— Нет, все-таки он оказался далек от совершенства, — сказал Таррант. — Ему не хватало вашего умения использовать внешние факторы.

— Может быть. Но я не хотела бы повторного поединка. Даже здесь. Ну а как вы себя чувствуете?

— Немного шатает, но в целом гораздо лучше.

— Ну и слава Богу. Остался один трудный участок. Пятнадцатифутовый подъем. Через двадцать минут будем на свежем воздухе. Где тепло и сухо.

На самом деле уже через семнадцать минут Модести забрала из тайника спальники, рюкзаки и винтовки и провела Tap-ранга туда, где на склоне имелась уютная впадинка, окруженная кустами. На чистом, голубом небе весело сияло солнце. Несмотря на полный упадок сил, Таррант с воодушевлением взирал на отличный погожий день.

Модести велела Тарранту снять башмаки и забраться в спальник, затем достала из рюкзака шоколад, изюм и таблетки глюкозы, заставила его все это съесть, а потом дала запить бренди из фляжки.

Откинув со лба мокрую прядь, Модести виновато сказала:

— Я, кажется, взъелась на вас в пещере… После всего этого я делаюсь жутко нервной…

— Право же, — только и сказал Таррант. Он слишком ослаб, чтобы смеяться.

— Нет, вы вели себя молодцом. А теперь поспите. — Она погладила приклад винтовки и добавила: — Если к полудню никакого оживления не возникнет, можно будет двигаться. Таррант с наслаждением завернулся в спальник, чувствуя, как по телу разливается тепло от выпитого бренди.