Антидот. Противоядие от несчастливой жизни - Буркеман Оливер - Страница 5

В борьбе с внешними сигналами, вступающими в конфликт с собственным представлением о себе, самооценка может упасть еще ниже.

В процессе исследований Вуд в этом убедилась. В одном из опытов участвовали группы людей с высоким и низким уровнями самоуважения, которым предложили записывать свои ощущения: при каждом звонке колокольчика они должны были повторять про себя фразу «Я – приятный человек». С помощью хитроумных способов оценки настроения выяснилось, что в результате повторения этих слов люди с низким уровнем самоуважения стали ощущать себя существенно более несчастными по сравнению с началом опыта. Они не сознавали себя особенно приятными людьми и до начала эксперимента, а попытки убедить себя в обратном лишь укрепили их уверенность в этом. «Позитивное мышление» ухудшило их настроение.

Прибытие на сцену в Сан-Антонио Джорджа Буша предварило неожиданное появление группы его охраны из секретной службы[13]. В своих темных костюмах и с наушниками эти парни были бы заметны где угодно, но в обстановке Get Motivated! их хмуро-сосредоточенный вид особенно бросался в глаза. Судя по всему, работа по защите экс-президентов от потенциальных убийц явно не предполагает оптимистического взгляда на жизнь и убежденности, что ничего плохого случиться не может.

Сам Буш, напротив, выскочил на сцену с радостной ухмылкой. «Ну, на пенсии совсем неплохо, особенно если ты при этом живешь в Техасе», – начал он и перешел к речи, которую явно произносил далеко не в первый раз. Сначала он рассказал простецкий анекдот про то, как, уйдя из президентов, убирает дерьмо за своей собакой («Восемь лет я откашивал по этому делу, а теперь огребаю по полной!»). Затем в течение какого-то времени складывалось странное ощущение, что главной темой его речи будет история о том, как он выбирал ковер для Овального кабинета («И я подумал: а ведь президенту постоянно приходится принимать решения!»). Но вскоре выяснилось, что тема его выступления – оптимизм. «Я не верю, что можно быть главой семьи, школы, города, штата или страны, не глядя с оптимизмом в светлое будущее, – сказал он. – Знайте, даже в самые суровые дни своего президентства я, как оптимист, верил в то, что будущее будет лучше, чем прошлое, как для наших граждан, так и для всего мира».

Нет необходимости судить о политической деятельности 43-го президента США, чтобы уловить в его словах своеобразные черты, свойственные «культу оптимизма». Можно было ожидать, что в речи перед благожелательно настроенной аудиторией мотивационного семинара, которая наверняка воздержится от неудобных вопросов, он предпочтет не упоминать о многочисленных противоречиях, сопровождавших его администрацию. Но Буш предпочел представить эти сомнительные ситуации в качестве аргумента в поддержку собственного оптимизма. Он сообщил, что успехи его президентского правления подтверждали пользу оптимистического взгляда на вещи наравне с неудачами и откровенными провалами. Если дела пошли из рук вон плохо, значит, вам требуется еще больше оптимизма. В общем, приняв идеологию позитивного мышления, вы станете рассматривать практически любые события как подтверждение своих позитивных мыслей, не тратя времени на обдумывание возможных неприятных последствий своих действий.

Способна ли эта неподдельно искренняя идеология позитивности любой ценой, невзирая на возможные результаты, приводить к опасным последствиям? Оппоненты внешнеполитической деятельности администрации Буша именно так и считают. Эта возможность рассматривается, например, в книге Барбары Эринрайк[14] «Улыбайся или умирай: как позитивное мышление обмануло Америку и весь остальной мир». По ее мнению,

одной из недооцененных причин глобального финансового кризиса конца 2000-х была американская деловая культура, в которой не принято даже задумываться о возможности неудачи, не говоря уже о том, чтоб обсуждать подобные вещи публично.

Банкиры, чье самолюбование подогревалось культурой больших амбиций, потеряли способность видеть различия между собственными эгоистичными представлениями и конкретными результатами. Одновременно с этим ипотечные заемщики решили: можно получить все, что угодно, если только как следует захотеть (интересно, сколько из них читали книги типа «Тайны»[15], где это утверждается) и ринулись за кредитами, которые не были в состоянии вернуть. Финансовый сектор захлестнула волна безотчетного оптимизма, а профессиональные поставщики такого оптимизма – гуру самосовершенствования, мотивирующие ораторы и организаторы семинаров – были рады всячески поощрять его. Эринрайк пишет: «Ровно в той мере, в которой позитивное мышление стало областью бизнеса, его главным клиентом всегда оставался именно бизнес, охотно воспринимавший хорошие новости о том, что при помощи умственного усилия возможно все. Это считалось полезным для работников, от которых на рубеже XXI века стали требовать работать больше за меньшие деньги и в менее комфортных условиях. Но и для руководителей высшего звена это оказалось удобной системой взглядов: какой смысл корпеть над финансовой отчетностью и заниматься тщательным анализом рисков, зачем волноваться по поводу головокружительных уровней задолженности и угрозы дефолта, если тех, кто с достаточным оптимизмом смотрит вперед, и так ожидает блестящее будущее?»

Эринрайк обнаруживает истоки этого мировоззрения в Америке XIX столетия, в квазирелигиозном движении под названием «Новая Мысль». Оно зародилось как реакция на угрюмый посыл аскетического протестантизма (кальвинизма), доминировавшего в Америке: неустанная упорная работа – долг каждого христианина, а предопределенность судьбы означает, что вам, может быть, суждено провести вечность в аду, несмотря на ваши прижизненные труды. В противовес этому «Новая Мысль» предполагала, что, опираясь на силу разума, можно достичь счастья и жизненного успеха. Согласно выросшему на той же почве и тогда же религиозному учению Христианской Науки, сила мысли способна даже лечить физические недуги. Но, как поясняет Эринрайк, заменив кальвинистский упорный труд на позитивное мышление, «Новая Мысль» стремилась навязывать собственные субъективные рамки. Негативное мышление яростно отвергалось – примерно так же, как «порицание греха в старой религии», и к этому добавлялось «настойчивое требование постоянной внутренней самокритики». Ссылаясь на социолога Микки Макги, Эринрайк указывает, что в этой новой господствующей установке на оптимизм «продолжительная и бесконечная работа над собой предлагалась не только как путь к процветанию, но и как нечто вроде мирского аналога спасения души».

Получается, что, провозглашая важность оптимизма в любых обстоятельствах, Джордж Буш опирался на освященную веками традицию. Но его речь на Get Motivated! закончилась, практически не успев начаться. Щепотка религии, невнятный короткий рассказ о террористических актах 11 сентября 2001 года, несколько хвалебных фраз в адрес армии, и вот он уже простился с аудиторией («Спасибо, Техас, дома всегда так хорошо!») и уходит в окружении плотного кольца телохранителей. Среди восторженных воплей я слышу на соседнем сиденье вздох облегчения лесника Джима. Ни к кому особенно не обращаясь, он ворчит: «Ну вот, теперь я точно мотивировался. Не пора ли по пивку?»

Один из персонажей рассказа Эдит Уортон[16] говорит: «Есть куча способов быть несчастным, но только один – быть в полном порядке: это значит перестать гоняться за счастьем». Язвительное замечание хорошо выражает проблему «культа оптимизма» – нелепой, обреченной на провал битвы, в которой в результате яростных усилий гибнет позитивность. Но в нем есть и намек на возможность более обнадеживающей альтернативы, подходов к обретению счастья какими-то совершенно иными способами. Первый этап – научиться не гоняться за позитивом. Многие из адептов «негативного пути» идут еще дальше, утверждая парадоксальным, но убедительным образом: