Стихотворения и поэмы. Дневник - Ахмадулина Белла Ахатовна - Страница 21

21

Описание обеда

Как долго я не высыпалась,писала медленно, да зря.Прощай, моя высокопарность!Привет, любезные друзья!Да здравствует любовь и легкость!А то всю ночь в дыму сижу,и тяжко тащится мой локоть,строку влача, словно баржу.А утром, свет опережая,всплывает в глубине окналицо мое, словно чужаяпредсмертно белая луна.Не мил мне чистый снег на крышах,мне тяжело мое чело,и всё за тем, чтоб вещий критикне понял в этом ничего.Ну нет, теперь беру тетрадкуи, выбравши любой предлог,описываю по порядкувсё, что мне в голову придет.Я пред бумагой не робеюи опишу одну из сред,когда меня позвал к обедусосед-литературовед.Он обещал мне, что наука,известная его уму,откроет мне, какая му́каугодна сердцу моему.С улыбкой грусти и приветаоткрыла дверь в тепло и светжена литературоведа,сама литературовед.Пока с меня пальто снималаих просвещенная семья,ждала я знака и сигнала,чтобы понять, при чем здесь я.Но, размышляя мимолетно,я поняла мою вину:что ж за обед без рифмоплётаи мебели под старину?Всё так и было: стол накрытыйдышал свечами, цвел паркет,и чужеземец именитыймолчал, покуривая «Кент».Литературой мы дышали,когда хозяин вёл нас в зали говорил о Мандельштаме.Цветаеву он также знал.Он оценил их одаренность,и, некрасива, но умна,познаний тяжкую огромностьделила с ним его жена.Я думала: Господь вседобрый!Прости мне разум, полный тьмы,вели, чтобы соблазн съедобныйотвлек от мыслей их умы.Скажи им, что пора обедать,вели им хоть на час забытьо том, чем им так сладко ведать,о том, чем мне так страшно быть.В прощенье мне теплом собратаповеяло, и со дворавошла прекрасная собакас душой, исполненной добра.Затем мы занялись обедом.Я и хозяин пили ром, —нет, я пила, он этим ведал, —и всё же разразился гром.Он знал: коль ложь не бестолкова,она не осквернит уста,я знала: за лукавство слованаказывает немота.Он, сокрушаясь бесполезно,стал разум мой учить уму,и я ответила любезно:– Потом, мой друг, когда умру…Мы помирились в воскресенье.– У нас обед. А что у вас?– А у меня стихотворенье.Оно написано как раз.1967

«Я думаю: как я была глупа…»

Я думаю: как я была глупа,когда стыдилась собственного лба —зачем он так от гения свободен?Сегодня, став взрослее и трезвей,хочу обедать посреди друзей —лишь их привет мне сладок и угоден.Мне снился сон: я мучаюсь и мчусь,лицейскою возвышенностью чувствпылает мозг в честь праздника простого.Друзья мои, что так добры ко мне,должны собраться в маленьком кафена площади Восстанья в полшестого.Я прихожу и вижу: собрались.Благословляя красоту их лиц,плач нежности стоит в моей гортани.Как встарь, моя кружится голова.Как встарь, звучат прекрасные словаи пенье очарованной гитары.Я просыпаюсь и спешу в кафе,я оставляю шапку в рукаве,не ведая сомнения пустого.Я твердо помню мой недавний сони стол прошу накрыть на пять персонна площади Восстанья в полшестого.Я долго жду и вижу жизнь людей,которую прибоем площадейвыносит вдруг на мой пустынный остров.Так мне пришлось присвоить новость встреч,чужие тайны и чужую речь,борьбу локтей неведомых и острых.Вошел убийца в сером пиджаке.Убитый им сидел невдалеке.Я наблюдала странность их общенья.Промолвил первый:– Вот моя рука,но всё ж не пейте столько коньяка. —И встал второй и попросил прощенья.Я у того, кто встал, спросила:– Выоднажды не сносили головы,неужто с вами что-нибудь случится? —Он мне сказал:– Я узник прежних уз.Дитя мое, я, как тогда, боюсь —не я ему, он мне ночами снится.Я поняла: я быть одна боюсь.Друзья мои, прекрасен наш союз!О, смилуйтесь, хоть вы не обещали.Совсем одна, словно Мальмгрен во льду,заточена, словно мигрень во лбу.Друзья мои, я требую пощады!И всё ж, пока слагать стихи смогу,я вот как вам солгу иль не солгу:они пришли, не ожидая зова,сказали мне: – Спешат твои часы. —И были наши помыслы чистына площади Восстанья в полшестого.1967