Возрождение из пепла - Белова Елена Петровна - Страница 4

Один за другим люди поворачивались к экрану… с руинами Сан-Франциско… Милана… Парижа…

Что происходит?!

«Потом… будет затмение… и на улицы… выйдут… демоны. И вампиры…»

Господи…

Испания. Толедо.

26 июля 2024 года, 15 часов 35 минут

– …И вы понимаете, матушка Асунсьон, что от этого урожая зависит благополучие нашей семьи… – втолковывала гадалке сеньора Тисса, комкая в руках платочек. Всегда добродушное лицо казалось усталым и тревожным. Пухлая рука то и дело трогала крестик на груди, словно прося прощения за визит к богопротивной гадалке.

Матушка Асунсьон ее понимала. Семья Тисса, как и все в их тихом испанском городке, жила доходами с земли, и для нее внезапно наступившая среди лета зима (снег, холод, лед) была катастрофой. Не будет урожая – не будет денег, чтобы заплатить банку проценты по ссуде, купить, наконец, новую машину и отправить в престижный русский университет веселую быстроглазую Сантину, их дочку…

Она понимала, но что она могла сделать? Никто в городе пока не знал, почему гадалка вдруг прекратила принимать клиентов. Все равно пытались прийти, просили, сулили больше денег, чего только не обещали! А ей просто нечего было им сказать.

– Матушка Асунсьон, вы ведь настоящая провидица. Посмотрите, удастся ли нам… Может, хоть сад спасем…

Хрустальный шар почему-то жжет руку жаром… потом холодом. Потом болью. Что за…

Матушка Асунсьон, потомственная ведьма, провидица и гадалка, едва сдерживается, чтоб не отдернуть руки… Что с шаром? Что с ее даром? Последние недели он то и дело отказывает ей непонятно почему… Словно… словно его кто-то глушит. И не только у нее. И Тереза из Мадрида, и предсказатель Сантис – те, что были ей знакомы, все жаловались, что уже не могли заглянуть в будущее, не получалось.

Ладно, попробуем хоть что-то сказать. Как бесталанные коллеги, что не видят, а только болтают. Стыдно, но что поделаешь… Шар наконец яснеет и наливается светом… хорошо… Только почему-то багровым… Руки жжет… Терпение… Главное, что ее молчащий уже три недели дар наконец вернулся…

– Что ты хочешь знать, Мария?

– Роща… Наш сад… Он переживет морозы? Наш виноградник? Переживет?

В шаре все сильней мерцает алый свет…

Матушка Асунсьон против воли не может оторвать глаз от багровых бликов…

Бликов, которые для нее, гадалки – картины будущего.

Что это? Что?..

Этого не может быть! Это… это…

Сантина не поедет в университет этой осенью. Она придет домой грозовой ночью, и, когда заплаканная мать бросится ее обнять, девушка улыбнется, показывая отросшие клыки. Ее семья не найдет приюта в церкви – как во сне мелькает совершенно белое лицо отца Маттео, с хищной улыбкой осматривающего бывших прихожан… А это… Господи… Росита, внучка, ее внучка! Ее скромная девочка, ее преемница-гадалка, светлая ведьма, в черном кожаном жилете на голое тело обнимает демона… А тот расстреливает семью мэра… Горячо… Больно… Один за другим перед внутренним взором мелькают дома – с выбитыми стеклами, сорванными дверями, забрызганными стенами… пустые, пустые… серебряное распятие, вплавленное в мостовую… Асунсьон этого уже не увидит – ее дом станет пеплом еще до перелома лета…

Руки жжет нестерпимо. Больно! Как… больно!

И скоро… совсем скоро…

Уже… Уже завтра?!

– Матушка Асунсьон! – вторгается голос в ее видение. – Что же вы молчите? Наш сад переживет эту непогоду?

– Переживет… – шепчут помертвевшие губы. – Он всех нас переживет…

Спаси нас, Боже… Уже завтра.

Россия. Москва. Министерство обороны.

27 июля 2024 года, 1 час 58 минут

– Ничего не понимаю. – Профессор Гремин прикончил пятую чашку кофе и устало потер глаза. – Это… этого просто не может быть!

– Бред, – пробормотал профессор Филин, не отрывая глаз от распечаток экспресс-анализа. – Полный идиотизм…

Ругаться сейчас ни у кого не было сил. Хотя желание – было.

Странно все это. Ни опрос свидетелей, ни экспресс-анализ ничего не выявили. В смысле ничего, что прояснило бы хоть что-то. Свидетели твердили, что все, абсолютно все на вверенной территории шло нормально, никого постороннего не было, а в ноль часов две минуты начался внезапный спонтанный рост…

– Страшно так. – Старшина-контрактник все еще опасливо смотрел на темную путаницу ветвей, змеями обвившую фасад… – Как живые ползли.

Охрана подняла тревогу, прибыла дежурная рота, но деревья и лианы перестали двигаться так же внезапно, как и начали.

– За двенадцать минут небольшая рощица превратилась вот в это…

– Ни следов излучения, ни стимуляторов, ни химии, кроме обычного городского смога, – подытожил спешно вызванный из института профессор Максимовский, с восхищением глядя в сторону молчаливо высившихся сосен. – И такой рост! Изумительно!

– «Изумительно»! – съязвил неуживчивый Филин, почти с ненавистью покосившись на неправильные деревья. – Коллега, вы… вы словно не от мира сего! Подумайте, что будет, если эти ваши изумительные деревья вдруг снова примутся расти!

Стало тихо. Только шелестели листья и негромко переговаривались солдаты, распаковавшие еще один сборный домик. Ученым стало неуютно. Филин высказал то, что в глубине души тревожило всех с утра: что, если таинственный фактор, запустивший этот невероятный рост, сработает снова? Что будет с городом? Лес, такой красивый, так радующий днем свежей зеленью, сейчас, в ночную пору, вдруг показался опасным.

– Кстати, – Максимовский отставил чашку, – а что, где-нибудь уже наблюдался повторный рост?

– Нет. – Полковник был заметно встревожен. – Но места, где они выросли, наводят на размышления: Пентагон, Челябинск… Адмиралтейство Великобритании. Волгоград… Военное министерство Бразилии.

– Подождите… Военные? Но почему военные?

– Это не реклама. – Тревога, точившая Гремина с прошлого утра, с той минуты, как он увидел странную рощу и обломки асфальта, холодной ладонью сжала сердце. – Полковник, это не реклама.

Как бы подтверждая его слова, в глубине странного леса что-то заскрипело. Прошумело, скрипнуло слитно, разом, словно под ударом ветра, – и стихло…

Филин нахмурился. Гремин нервно обернулся – ему вдруг показалось, что одна из лиан, неправдоподобно толстая, шевельнулась и проползла к ближайшему окну. Черт…

– Нам лучше отойти отсюда…

Но они не успели.

Шум вернулся снова – слитный шум тысяч ветвей, скрип и грохот.

И лес ожил.

Треснул, взламываясь черными кусками, асфальт. Точно живые, прозмеились по стенам министерства гибкие узловатые ветви лиан и северного винограда. Со звоном полетели стекла, дико вскрикнул чей-то голос, но крик тут же оборвался.

– К оружию! – послышался чей-то приказ.

– В кого он собирается стрелять? – растерянно проговорил Максимовский, оторопело озирая невероятную картину: стократно утолщенные стебли лиан проползали внутрь, круша, корежа, ломая все на своем пути. Как будто аристолохия вдруг стала камнеломкой… только в миллион раз быстрей и агрессивней…

Что происходит?

Свет погас.

– А-а-а! – Кто-то захлебнулся в крике, застучали автоматные очереди, заискрили оборванные провода, и в этом свете, коротком и неровном, профессор увидел, как лиана… схватила человека. А потом сдавила и смяла, как пластиковый стаканчик.

Нет!

Что происходит, черт, черт, что творится?..

Крики рвали ночной воздух, надсадно выла сирена, но все перекрывал грохот – камень рушился. Ломался под напором взбесившихся растений. Сосны вдруг оказались прямо у стен, корни впились в колонны и оконные проемы, и стена задрожала… Пошла трещинами… Раскололась. На этажах заметались люди – несмотря на ночной час, министерство работало, там шло какое-то экстренное совещание…

Скрип, скрип и грохот, здание трясло и корежило, бетон крошился как глина, где-то что-то взорвалось и загорелось. Откуда-то выпал человек – небольшая фигурка в мундире пролетела по воздуху и, ударившись о взломанный асфальт, затихла. Рухнул огромный кусок стены, заклубилась пыль…