Её звали Карма (СИ) - Поли Светлана - Страница 20

-- Боженька... - слеза поползла по впалой, обветренной щеке. - Море! - она побежала к воде, собрав остатки сил. Споткнулась и рухнула на камни. - Дошла... Дошла? Я дошла! Господи, не может быть. Глазам не верю, - шептала Карма, уливаясь слезами, не в силах подняться с камней.

Наконец, она встала и уселась на валявшееся трухлявое бревно. Брызги обжигали лицо, и море казалось ледяной серой бездной. Это отрезвляло. Привыкнув к мысли, что до моря она дошла, Карма попыталась подумать теперь о дальнейшем своем пути.

- Дойти-то я дошла. А дале как? Нужен челн... - она медленно поднялась с бревна и побрела вдоль берега.

Никакой переправы не было. Единственное, что ее заинтересовало, это выброшенная рыба, еще живая и довольно-таки крупная. Не долго думая, Карма вспорола ей брюхо, обнаружив в ней икру, содрала кожу и, освободив от кишков, съела находку за милую душу. Утолив голод, который кричал громче мыслей, теперь почти ничто не мешало думать.

-- Переправы нет, ждать ее неоткуда. Да и нельзя ждать. Знать надобно идти дале...Но куда? По правую руку аль по левую? Что ж, пущай буде правая, - проговорила она и, вздохнув, побрела вдоль берега, получше закутывая в шкуры и лохмотья.

3

-- Нет! Нет! Нет... - прошептала Карма во сне, мечась головой по подстилке и изо всех сил пытаясь избавиться от кошмара, мучившего ее. Она открыла глаза и, отходя от ужасов сна, огляделась. Ее тело покоилось на плетеной циновке, натянутой на деревянную раму, и было укрыто тряпьем, от которого несло рыбой. Карма лежала в какой-то маленькой темной комнатушке. Через крохотное оконце под низким потолком к ней заглядывали звезды. Ночь. Вокруг было тихо и спокойно.

"Где я? Что со мной было? Как я очутилась здесь? И где это - здесь?" - думала она, поднимаясь с плетенки.

Тело было еще слабым; понадобилось достаточно много сил, чтобы оторвать его от жесткой подстилки и взглянуть на окружающий мир вертикально. Голова кружилась, руки дрожали от слабости. Но любопытство оказалось сильнее недомогания, и путешественница выбралась на улицу, отогнув войлочный полог, закрывавший дверной проем.

На дворе было довольно прохладно, но стояла необычная духота. То ли это аромат пряностей смешивался с затхлым рыбным запахом, то ли в этой местности воздух был наполнен чем - то чуждым, непонятным и непривычным. Возможно, от этих причудливых запахов девушка и пришла в себя.

В небе ярко светила луна, освещая постройки, предметы, находившиеся во дворе, сам двор: глиняные высокие стены, такую же глинобитную хижину, возле стены лавку с домашней утварью, посреди двора развешенные рыбацкие снасти. Все было незнакомым: и запахи, и предметы, и звезды, и даже она чувствовала себя кем-то другим, как - будто все произошедшее случилось не с ней. А она только что родилась и теперь пытается познать окружающий ее мир.

Под большим раскидистым деревом она заметила огромный глиняный кувшин. На гладкой поверхности воды как в зеркале отражалась луна. Карма перегнулась через край и заглянула внутрь кувшина, желая увидеть и свое отражение. Из воды на нее глянуло лицо, кого-то отдаленно напоминавшее. Казалось, вся юношеская прелесть и свежесть безвозвратно покинули смотревшее на нее существо. Это лицо было обветренным, в пятнах, губы маленькими и потрескавшимися. Впалые щеки, спутавшиеся волосы, тонкая шея и ввалившиеся глаза глядели по ту сторону водной глади, словно с того света.

Немного поразмыслив, Карма тяжело вздохнула и оглядела свое одеяние. На ней были короткие красные штаны и коричневая просторная рубаха до колен. Путешественница опустила руки в воду (та оказалась достаточно холодная) и умыла лицо, размазывая обжигающую влагу по щекам, будто желала стереть грязь и страхи минувших дней. Уткнувшись лицом в широкий рукав, дождалась, когда ткань впитает воду, и, оглядевшись по сторонам, направилась обратно в хижину.

В другой комнате под покровом зимней ночи мирно спали четверо: в углу - старуха, у окна - мужчина с женщиной, а у другой стены в подвешенной к потолку колыбели спал ребенок.

Посмотрев на людей, приютивших непонятно откуда взявшуюся чужестранку, девушка вернулась на свою плетеную кровать. Спать не хотелось. В голове вертелись вопросы, вопросы, которые зудили душу, а также догадки, надежды, мечты...

Через небольшое окно на Карму заглядывала любопытная луна, томясь своей догадкой: что же ждет эту занесенную судьбиной былинку завтра, когда она проснется? Та же спокойно спала, ровно вздыхая во сне. Изредка пробиравшийся в комнату ветерок дергал ее за выбившийся локон, будто бы проверял, крепко ли она спит.

***

Карма открыла глаза. Было уже утро. За стенами хижины слышались звуки гремящей посуды и глухие удары палки по ковру. Душная ночь осталась позади. Поднявшись с плетеной кровати, путешественница вышла из хижины и остановилась на пороге, жмурясь от яркого дневного света. Посреди двора, под могучим раскидистым деревом сидела на циновке женщина и маленькими руками месила тесто. Раскатав лепешки, она сдабривала их специями и, побрызгав водой, лепила в большой круглой печке на стены. Других обитателей дома поблизости видно не было.

Увидев Карму, молодая хозяйка махнула ей рукой, мол: "Иди сюда ближе". Девушка не спеша подошла к ней и стала вглядываться в незнакомое лицо . Рассмотрев при дневном свете хозяйку получше, определенно сложно было назвать это юное создание серьезным словом "женщина". Ее личико, такое хорошенькое, и по-детски открытое, уже было охвачено заботой, нелегким домашним трудом и появившимся на свет ребенком. Причудливо завязанный на голове платок слегка взрослил эту девочку, как впрочем и немыслимое количество балахонов на ней.

Карма улыбнулась, не зная, как еще отреагировать на непонятную и незнакомую речь, схожую со звуком рассыпавшихся стеклянных бусинок, и на явное радушие к ней этой женщины. И, хотя глаза хозяйки были пытливо внимательными, в них зиждился детский интерес ко всему новому. Он придавал этим черным маслинам живость и блеск.

В этот момент заплакал ребенок, и молодая мать, подскочив, как вскакивают четырнадцатилетние девочки, побежала к своему малышу. Карма без интереса проводила ее взглядом до порога и, как только та скрылась в хижине, стала оглядывать двор: удивительное дерево, которого она нигде прежде не встречала (его крона закрывала от палящих лучей солнца почти весь двор), внушительных размеров кувшин с водой, вкопанный в землю, навес, под которым сушилась рыба. Но запах вяленой рыбы не прельщал голодную северянку. Нет. Притупленное чувство голода вспыхнуло с новой силой благодаря другому аромату, манящему, зовущему, будоражащему все внутренности, пьянящему, заставляющему забыть о стыде и воспитании. Бедняжка учуяла аромат свежего хлеба. И сейчас ее интересовало только дувало, на стенках которого пеклось заветное лакомство, и о котором Карма уже и мечтать перестала. Она опустилась на колени, поискала на земле возле себя заостренную палку и, заглянув в печь , достала ею румяную плоскую лепешку. Не отходя далеко от печи, она уселась на землю и стала жадно отрывать зубами горячие куски хрустящего хлеба.

Эта была настоящая еда, первая с той поры, когда она еще по осени, распрощалась с охотниками. Господи, как же это было давно! А этот хлеб сейчас хрустел на зубах зажаристой корочкой, чуть солоноватый с привкусом каких-то зерен. Он был горячим, мягким, упругим. От него пахло теплом, жизнью и безграничным счастьем.

Карма не заметила, как из хижины вышла хозяйка. Она продолжала кусками посылать в рот горячий хлеб, икая и с трудом пережевывая ослабевшими скулами большой кусок. Женщина жалостливо посмотрела на нее и, быстро подойдя к печи, тронула Карму за плечо. Та испуганно оглянулась, застыв с поднесенной ко рту рукой, в которой остался всего лишь крошечный кусочек некогда большой лепешки. Молодая хозяйка погладила голодную по голове и, забрав из руки остатки хлеба, присела рядом.

-- Нельзя есть горячих хлеб. Умрешь. Подожди, я сейчас принесу тебе еду.