Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 133

— Нам сюда.

Дверь в подвал — гнусно-коричневая, ноздреватая, будто до покраски по ней колотили ледорубом, — висела на одной петле и открывалась с жутким звуком, который не назвать было ни скрипом, ни завыванием. Коломиец включил свой мощный фонарь, осветил лестницу, и мы стали спускаться: участковый впереди, Крис за ним, потом я, потом Ираида и последним — наша главная ударная сила.

Внизу было холодно. С тянущихся повсюду труб свисало какое-то мочало. Воняло страшно. Не в смысле: очень сильно, а в смысле: вонь внушала страх. Да, кровь, да, дерьмо, которым и лучшие из нас плотно набиты, — но было в этом букете что-то еще… что-то утонченное.

— Ну, вот… — голос участкового зазвучал глухо. — Тут все и было. Смотрите сами.

— Ага… — это был Крис. — Ага… Так. Погасите-ка свет. И молчите.

Коломиец послушно щелкнул выключателем, и нас окутала тьма. Я уже довольно долго работал с Крисом, чтобы научиться различать качества тьмы. Тьма бывает легкая, тяжелая, вязкая, плотная, прозрачная, волокнистая, туманная… тьма как отсутствие света и тьма как исчезновение света… активная и пассивная, наконец. Здесь была тьма — мертвая. Труп тьмы, уже начавший разлагаться.

Это понимание пришло, конечно, не сразу. Мы стояли, проникаясь местом. Потом я услышал, как тяжело дышит Ираида. И только потом почувствовал тьму.

Говорят, что врачи привычны к покойникам, и вообще… Так вот — это неправда.

Когда оказываешься замурован в разлагающемся трупе, все профессиональные навыки идут к черту. Наружу прет подкорка, и удача, если удается ее перехватить.

Я успел, но чудом.

— Включай, Женя, — услышал я как будто сквозь накинутый на голову мешок.

В свете фонаря лица казались известковыми.

— Ну, а теперь надо все глазами осмотреть…

— Может, я вам уже не нужен? — слабо сказал участковый. — Чувствую, сейчас облюю вам тут все…

— Хорошо, — сказал Крис. — Подышите воздухом, только далеко не уходите. Висел он там? — и Крис показал рукой куда-то в угол.

— Да-да…

Сопровождающий наш торопливо застучал сапогами по ступеням.

Крис достал диктофон и, прохаживаясь по подвалу и заглядывая в углы, заговорил:

— Итак, осмотр места преступления. Подвальное помещение, типичное для домов подобного типа. Высота около двух метров, потолок деревянный, опирается на стальные балки, возможно, рельсы. Размеры помещения приблизительно девять метров в длину и семь в ширину, пол земляной, большое количество коммуникаций. Хотя дом восьмиквартирный, вижу только три уцелевшие кладовки. Судя по следам на полу и потолке, остальные кладовки здесь были, но их сравнительно недавно разобрали — возможно, на доски. Часть досок сложена у стены — гнилые. Далее: в правом дальнем от входа углу, в боковой стене, имеется еще одна дверь, ведущая в небольшое закрытое помещение размером примерно три на четыре метра, пустое. Правее этой двери, примерно в полутора метрах от нее, имеется вбитый в потолок крюк, согнутый из ребристого арматурного прута марки «тринадцать». По показаниям участкового милиционера капитана Петренко, именно на этом крюке и висело тело убитого. Атмосфера в подвале крайне гнетущая, возникает чувство пристального злобного взгляда в затылок, нехватки воздуха…

— Можно, я поднимусь? — спросила Ираида.

— Конечно… — рассеянно отозвался Крис и продолжал: — Звук голосов приглушается, эха, характерного для пустых помещений, практически нет. Ощущение опасности и страха. Предметы кажутся более тяжелыми. Далее — осмотр пола. К сожалению, все следы затоптаны при официальном осмотре, но с некоторой долей уверенности можно утверждать, что следы крови под крюком несколько неадекватны действительной кровопотере, на таком утрамбованном полу лужа должна значительно превышать те шестьдесят-семьдесят сантиметров в диаметре, которые мы наблюдаем…

Вернулась Ираида.

— Отдышалась? — спросил я.

— Я? Да я к дядечке милиционеру бегала. Спросила, были ли вчера здесь бабы. Следователи там или кто еще…

— И что он сказал?

— Не было. А следы-то — есть.

— Крис!

— Я слышу. Где? Покажи.

— Вот. Вот. Вот. И вон там — целая семейка…

— Женя, свети!

И Крис, встав в пресловутую коленно-локтевую позу, принялся рыть носом землю. Ух ты, шипел он, уххх…

Ираида подошла к пустой комнатке, предназначенной то ли для трансформатора, то ли для бойлера, заглянула внутрь. Для этого ей понадобилось сильно нагнуться. Потом она задумчиво постучала пальцами по косяку двери.

— Дядя Женя! — окликнула она Коломийца. — Подойди, пожалуйста!

— Что у тебя? Еще что-то нашла?

— Не знаю. Странно просто. Тут все старое такое, а косяк — из сырого дерева.

— Отсырело…

— Да что я, не отличу? Месяц назад эта оси на еще в лесу стояла… — и для подтверждения она постучала костяшками пальцев по косяку.

— Ну тебя, ей-богу. Оно вон черное все, а ты говоришь — месяц.

Подошел Крис. Коснулся спорной двери. Потом как-то мучительно передернул плечами.

— Вот она где, кровь-то вся…

Ираида прижала к губам запястье.

ГЛАВА 4

— Пока мы тут балаболим, — сказал Коломиец, — на Петровке, мабуть, человек пять на этот эпизод раскололи.

Они сидели в приемной при не бог весть каком свете зеленой лампы. Все, кроме Ираиды, чувствовали себя погано. Доктор сказал, что налицо типичный похмельный синдром без предшествующих возлияний. Думалось через «не могу».

— Что мы имеем? — в который раз медленно проговорил Крис и стал загибать пальцы. — Кровью убитого вымазали дверь. Перед дверью все истоптано. За дверью следов мало. На полу воск. Не парафин — именно воск. Этот непонятный автобус. То ли был, то ли нет. Куча окурков. В основном «Лаки страйк», некоторые с помадой… В поселке вырубался свет, причем в разных домах в разное время. Куда-то делись бродячие собаки…

— Крыса на дереве, — напомнила Ираида.

— Крыса на дереве, — согласился Крис. — Дети чего-то боятся, а дети — оторви да выбрось. А главное — молоко скисло.

— Почему главное? — спросил Коломиец.

— Если молоко скисает, то рядом черт, — популярно объяснил доктор.

— Ты на черта не клепли, братья коников свели, — сказал Коломиец. — Хотя… не знаю. Вот в Африке я бы такому не удивился, но чтобы у нас…

— А ногу-то тебе кто отрывал? — спросил доктор. — И не в Африке…

— Ну, это другое, — засомневался Коломиец.

— Удивляюсь я твоему скептицизму, Женя, — сказал Крис, глядя в потолок. — Ты бы после того должен был или в монастырь податься, или каким-нибудь гуру заделаться. Видно, верно говорят: хохол прежде черта родился…

— Ты не отвлекайся, — сказал Коломиец. — Дело надо делать. Воны хочуть поженуть вэлыку хвылю. У твоего же братца в министерстве неприятности будут.

— Он-то отмажется, — сказал Крис. — Вечный заместитель. На них, падлах, все и держится… А ридна мова у тоби, товарышу Коломийцю, дуже погана, як у самого Кучмы…

— Да с вами, москалями, повяжешься…

Все замолчали. Из кухни вышла Хасановна с подносом. Стаканы были, конечно, граненые, с пузырьками, зато в серебряных подстаканниках. К чаю она, в честь Ираиды, подала варенье. После ритуальных прихлебываний и причмокиваний доктор задумчиво сказал:

— Чай бывает питьевой и технический…

— То вы на бессонницу жалуетесь, а то настоящего чаю требуете, — сказала Хасановна.

— А-а, — оживился доктор. — Все равно нам не спать, так что и правда, заварите-ка нам, Дора Хасановна, вот именно настоящего, чтоб лом стоял…

— Как хорошо, что девушку завели, — сказала Хасановна. — Хоть без мату пожить… При Никите вашем допустили эту антинародную привычку!

— Я, собственно, лом только и имел в виду, — стал оправдываться доктор. — Ну, Хасановна, настоящий чай! Вы же помните, что такое — настоящий! Бессонные ночи в наркоматах и все такое…

— Тогда людей кто попало не убивал, государственный был порядок…

С этим она повернулась и ушла на кухню.