Имя его неизвестно - Автомонов Павел Федорович - Страница 16

Комендант взялся руками за голову и усталым, незнакомым голосом промолвил:

– Голова раскалывается на куски… С чего бы это? А? Роберт! Вы спасли мне жизнь. Я этого никогда не забуду… Спасибо.. Но как я поеду на совещание с такой головой? Офицеры и начальство подумают, что я перепил. И Майера нет. Роберт, вы поедете без меня.

– Мне не разрешат присутствовать на заседании, – напомнил Роберт о возможных препятствиях.

– Вы передадите пакет, и все… Ой-ой, голова трещит! – смежив веки, он застонал.

Роберт и часовой помогли Хариху перейти на кровать. Тот снова заохал. Внезапно он рывком поднял голову:

– А не угорел ли я?..

– Н-наверно, – растерянно ответил Роберт.

– Труба и сейчас закрыта… – сказал солдат. – Полицай Омелько Кныш топил!

– Так он же партизан! Ой-ой-ой! Я с этого пьяницы шкуру спущу! – угрожал Харих и попытался стиснуть бессильные пальцы в кулак. – Вы мой спаситель, Роберт! Я никогда не… Положите мне на голову мокрое полотенце…

– Я вызову врача! – пообещал Роберт, собираясь выйти из комнаты.

– Вызовите и готовьтесь ехать.

Роберт не шел, а бежал из комендатуры. Так счастливо начал исполняться его план. О том, что он поедет с Харихом как переводчик, Роберт знал еще вчера. Но этого было мало. Теперь представляется возможность пощупать тот пакет руками и узнать, что должен был передать гауптман своему начальству. Он добился своего! Добился. В мыслях он насвистывал победные марши, чувствовал себя настоящим богатырем. Осуществить бы еще связь с каким-нибудь партизанским отрядом. В случае чего, можно податься туда с Орисей и ее матерью. Да вот еще – командование оставило в одном из оврагов пару сот килограммов взрывчатки, которые могли пригодиться пятерым разведчикам, в случае если немцы начнут отступать. Тол лежал в земле, заботливо завернутый в плащ-палатку. Василию столько взрывчатки не надо, ее можно передать в партизанские руки. Партизанам пригодится – взрывать мосты, железнодорожные пути и эшелоны. Сегодня же Василий напомнит командованию об этом. Вдруг он представил себе на минуту, что на совещание могут приехать переводчики, с которыми, возможно, учился настоящий Роберт Гохберг. При этой мысли он даже остановился, забыв, куда направляется. Что же ему делать?..

«Но, собственно, почему всех переводчиков с курсов должны послать именно на Белгородско-Харьковский плацдарм и в эти районы? – пытался успокоить себя Василий. – Да и не могли же всех переводчиков при комендатурах отослать на фронт!» Роберт уже разузнал все о своем предшественнике; по специальности танкист, он пристроился в комендатуре, но тотальная метла вымела его на передовую. Газеты уже протрубили, что великий Гитлер дает своей армии новые, мощнейшие, наилучшие в мире танки.

«Будь что будет! Двум смертям не бывать. А ехать надо…»

Василий пошел проститься с Орисей. Встретились они под навесом на крыльце. Мать тут же нашла себе работу, взяла коромысла, ведра и пошла со двора. А они стояли у окошка, которое отражало их лица и далекое небо, разукрашенное маленькими синеватыми тучами. Над ними была перекладина, на которую осенью вешали кукурузные початки. Казалось, перекладина вот-вот оборвет перепревший шпагат и упадет. Не говоря ни слова, Василий отвел Орисю ближе к двери в сени.

– Береги себя, – сказала она.

– Береги! – повторил Ва€илий. – Мама моя тоже наказьгвала, когда я уезжал в военное училище: «Береги себя!» И еще раньше, когда я ходил купаться на речку. Боялась, чтобы не утонул. Как давно, кажется, это было..

– Жалела она тебя… – ласково проговорила Орися. – Береженого и бог бережет, сказала бы моя мать…

– Я и берегу себя…

– Говорит и не улыбнется! – девушка смерила Василия взглядам.

– Вот вы с матерью будьте осторожны. Если я не вернусь вечером, чтоб никаких следов здесь не оставалось. Один патрон может погубить вас!

– Не найдут… – сказала Орися и потупила глаза, думая о своем.

С каждым днем она все сильнее привязывалась к Василию. Не повидает его день – сама не своя. Тревога за судьбу близкого человека не оставляла ее. Почему им и вправду не жить, не любить друг друга?.. Она подняла голову, глаза ее заволокли слезы.

– Я вернусь, Орися! – шептал он. – Наперекор всем врагам вернусь!

А она смотрела ему в лицо, будто хотела навсегда запомнить все его черточки. Потом приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам.

– Родная моя!

– Пусть тебя охраняет от злого недруга моя любовь и материнская молитва. Мать каждый вечер молится за воина Василия, за воина Петра и за воина Степана. Она тебя считает своим.

– Не знаю, что и сказать, – ответил Василий. – Твоя мать… настоящая мать!

Он сделал было несколько шагов, потом вернулся и крепко обнял Орисю, прижимая к своей груди.

– Ты слышишь, как отстукивает мое сердце?! Это оно твердит безостановочно, тысячи раз и будет твердить всю жизнь: «Люблю Орисю! Люблю Орисю!»

Всю дорогу и долго патом, ожидая вызова у высокого начальства, видел Василий черные глаза и нежное румяное лицо девушки, ее широкие черные брови, ощущал прикосновение немного припухших губ. Он жил сейчас своей весною, своим юношеским счастьем…

Василий так погрузился в свои думы, что не сразу услышал, когда его вызвали.

Его спросили, почему прибыл не сам комендант, поинтересовались, как дела у них в районе. Роберт отвечал так, как его проинструктировал гауптман.

Майор, с которым разговаривал Роберт, любезно обратился к невероятно длинному, худощавому человеку с погонами генерал-лейтенанта:

– У вас ничего не будет, господин генерал?

– Нет. – Генерал поднял глаза на посланца Хариха. – Гауптман заболел?

– Так точно.

– Жаль… Я собирался к нему. – И он пристально посмотрел на Василия.

Молчание казалось ему бесконечным, а на деле оно длилось две секунды. Прервал его майор, спросив у генерал-лейтенанта:

– Вы знаете гауптмана Хариха?

– Харих мой земляк, – ответил генерал. – С его фабрики в Баварии я всегда получал свежие молочные сосиски!..

«Подавился бы ты этими сосисками!» – облегченно подумал Василий, постепенно овладевая собой…

– Передайте гауптману Хариху: возможно, через несколько дней я заверну к нему.

– Сочту большой честью передать ваши слова моему начальнику. Мы будем безмерно рады приветствовать вас в наших краях! – торжественно и громко, как будто отдавая рапорт, промолвил Гохберг.

– Кстати, господин генерал, вы будете иметь возможность заблаговременно ознакомиться с местностью, – сказал тихим и вкрадчивым голосом третий из присутствующих, склонив голову к генералу. – Кажется, там будет дислоцироваться ваша славная дивизия.

– Кажется, – небрежно ответил генерал, рассматривая какие-то бумаги.

Майор теперь уже доброжелательно обратился к переводчику Гохбергу:

– Вы можете отдохнуть и перекусить в столовой для офицеров. Если у вас в городе дел нет, возвращайтесь домой…

– Спасибо! Слушаю!

– Итак, продолжим! – сказал генерал. – Фюрер хочет эту мощную, историческую операцию назвать «Цитадель».

Василий шел к двери, а ноги его тянули назад. «Цитадель»! Что это за операция? Где она будет осуществляться? Ради какой операции коменданты привозят сведения, принуждают жителей городов и сел копать рвы, траншеи? Василий замедлил было шаги.

– Вы что-нибудь забыли сказать? – окликнул его майор.

– Простите, господин майор, – извинился Роберт. – Нет. Ничего…

Василий поспешно вышел. И только когда был уже в двухстах шагах от этого здания, опомнился.

Он шел утомленный, как будто его долго парили в бане.

В столовой сел за отдельным столиком и начал просматривать меню.

Вокруг велись негромкие разговоры о службе, о женщинах, о будущих поездках в родные края. Одни офицеры верили в то, что к лету получат отпуска. Другие, пессимисты, возражали и жаловались на свою судьбу.

– Расхныкались! А знаете ли вы, какие к нам танки присылают? Русские «Т-34» ничто против наших «Т-6». У Иванов и снарядов таких нет, чтобы пробить нашего «Тигра»! – стиснул кулаки командир танковой роты.