Месть - Мельник Сергей Витальевич - Страница 62

«Я помню тебя, после страшного холода и всепожирающей жажды ты единственный, кто не бежал от меня. Ты слушал меня, ты слышал меня. Не как остальные, нет, те лишь бежали прочь!»

Ну, милая, немудрено было при прежнем твоем виде и в штаны наделать, если что. Да уж сейчас она куда милее прежнего образа с ликом смерти, что уничтожала и преследовала своих жертв.

«Я была словно скована этой жаждой, мне хотелось лишь одного — насытиться жизнью тех, кто сделал это со мной, и узнать, наконец, у НЕГО, за что он так поступил со мной».

Да уж. Узнала. Узнали мы с тобой правду, девочка, на свою голову. Ни дать ни взять, не прибавить, не отнять. Все узнали, все до самой сокровенной минуты встало перед нами, мы прожили тот день по памяти твоего возлюбленного. Я был там. Я был в тот день с тобой.

«Теперь ты свободна».

Ой ли? Как там сказали бабушки? Бери свой амулет и своего клеща и предупреди паразитку, что если еще раз начнет пить тебя, рассыплется в прах в мгновение ока. Да уж бабули поработали, постарались на славу, максимально связывая эту дикую мощь самопроизвольной силы на моем амулете. Хотя, судя по их кислым физиономиям, они и вправду не уверены в том, что смогли сделать все на совесть.

«Спасибо».

«Пожалуйста».

Всегда пожалуйста, девочка, попробуй эту жизнь на вкус вновь, попробуй радоваться солнцу и звездам, а главное улыбайся, несмотря ни на что, несмотря на то, что с тобой произошло. Попробуй. Может быть, получится.

«Прости, что пила твою жизнь».

«Прощаю».

Нет, ну а что? Закричать: возвращай мне взад? Понятно, что «пила», понятно, что меня, а кого еще? Даже не знаю, как бы все повернулось, убей она еще кого-то из моих домашних.

«Я старалась сдерживать себя. Ты хороший, я знаю, ты простишь».

«Забудь, лучше скажи, как ты себя чувствуешь сейчас?»

Да, я знатный лекарь призрачных структур, в конце концов вы же помните, что мы в ответе за тех…

«Холод ушел. Я сыта и чувствую, что переполнена энергией. Я на многое способна, благодаря твоему кольцу. Ты только попроси, а уж я попробую не остаться у тебя в долгу».

«Мой друг и подруга погибли из-за одного человека…»

«Твоя война с навками?»

Веер из юбок и волос всколыхнулся, нависая надо мной. Это было так волнительно, пугающе и завораживающе прекрасно, что ею хотелось наслаждаться, снова и снова следя взглядом, не отрывая глаз ни на секундочку.

«Да, именно моя война».

Да, девочка, ты права, это моя вина и это моя война, где я уже потерял больше, чем когда-либо в прошлом.

«Я знаю, кого ты ищешь».

«Ты мне покажешь его?»

Сердце забарабанило в груди, наполняя тело адреналином и заставляя сжиматься кулаки. Вот и все, вот она развязка, finita la comedia.

«А ты разве сам еще не понял?»

О господи, я реально ощутил прикосновение ее легкой ладони к моей щеке! Нежно, легко, словно перышко, а не ладонь проскользнула по моей щеке.

«Боюсь, что нет».

Я повернул голову в желании еще раз коснуться ее руки, но она отдернула ее, ласково улыбнувшись мне.

«Кракен, Ульрих, кракен».

При чем здесь он? Ну сидит у меня в подвале, мышей жует да иногда полголовы высовывает, чтобы милашка Ви погладила ему верхние веки, а он от удовольствия пузыри бы пускал…

«Нет, не о том думаешь».

Едрена кочерыжка, подруга, ты что, можешь мои мысли читать?

Словно перезвоном легких китайских ветряных колокольчиков наполнилась комната при звуке ее смеха. Чистого, нежного и такого волшебного.

«Не важно, Ульрих, это не важно, главное, что ты уже сам знаешь ответ на свой вопрос. Ты ведь уже знаешь, кто этот человек?»

«Думаю, да».

Кракен. А ведь действительно хорошая подсказка. Я знаю. Вот только что мне делать со своим знанием? Да уж, это уже другой вопрос.

«Ты уверен, что поступаешь правильно?»

«Нет, я уверен, что поступаю неправильно, но я обязан поступить так в память о своих друзьях».

Да именно так проще всего оправдать месть, прикрыться памятью, и я это знаю, а также прекрасно понимаю и теперь принимаю этот грех на душу. При всем своем налете цивилизованности, пусть и невсеобъемлющем, но человеколюбии и веры в светлое, я осознанно беру этот камень за пазуху, чтобы пронести его в будущем через всю свою жизнь, зная, что не простил, зная, что не смог стать выше глупых эмоций и не менее глупой ситуации.

«Не грусти, я буду рядом».

«Спасибо».

Я блаженно прикрыл веки, ощущая еле уловимые прикосновения, когда ее руки стали успокаивающе гладить меня по голове, и вправду успокаиваясь внутренне и где-то, может даже, примиряясь с самим собой в душе. И пусть я не святой, но по крайней мере переживать по этому поводу не стану.

А наутро закрутилась карусель забот и дел. Рано, еще при первых лучах солнца я, пошатываясь, самостоятельно смог слезть с осточертевшей до ужаса кровати, водружая себя на свой трон на колесиках. Вот оно сладкое чувство победы и ощущение прилива сил после долгой и затяжной болезни. Ну до полного выздоровления еще, конечно, далеко, два гвардейца спустили меня в главный зал, где я уже, казалось, тысячу лет не бывал, чтобы поприсутствовать на завтраке, на который собрались все домочадцы.

— Улич?! — Мила Хенгельман удивленно вскинула брови. — Тебе и вправду, смотрю, лучше!

— Пивет! — Малышка Ви с разгону залетела на меня, чуть не завалив на пол вместе с коляской. — Покатай мя на колесиках!

— Привет, моя хорошая. — Я чмокнул девочку, поглаживая ее по головке. Вот непоседа!

— Пестик, ну-ка сядь на место и доешь кашу! — Взвились тут же бабушки, перехватывая малявку.

— Не качу-у-у кашу-у-у! — Тут же насупилась Пестик-Ви. — Ее Пра-пра ест!

Пра-пра это Прапор, один из парочки лесных братьев енотов, что на правах, если и не полноправных, но уж точно хозяев жили в Лисьем, привезенные мною из леса во время военной кампании против Когдейра.

— Здравствуй, муж, — холодно, но с поцелуем в щечку поприветствовала меня моя жена, что уже стало целой победой в наших с ней отношениях. Да, о любви тут речи не идет, но по крайней мере уважение друг к другу мы проявляем искреннее.

— Улич, ну наконец-то тебе лучше! — Герман облапил меня, похлопывая по спине. — Рад видеть, что тебе уже лучше, того и гляди, скоро на рыбалку махнем!

— А как же, конечно, махнем! — Я тоже с удовольствием пообнимался с ним.

— Долго ты что-то! — Ко мне подошла Деметра. Ух, а девочка-то растет! Какие-то пару лет прибавили ей солидности в разных местах, ну а взглядом эта томноокая барышня никогда не была обделена. — В принципе я знала, что ты не тот человек, которого легко сломать, но даже для тебя что-то долговато ты кис да помирал.

— Иди сюда, всезнайка! — Я улыбнулся и тоже обнял ее, чем, похоже, вогнал ее немного в краску.

Ну что, Ульрих? Жизнь-то не закончилась? Есть, есть еще на свете люди, которые любят тебя и переживают о твоей судьбе. Не один ты на белом свете!

«Как мы себя, оказывается, любим!» — рассмеялась Адель, легким ветерком проносясь по комнате.

«Цыц», — улыбнулся я.

Хорошо, действительно хорошо вот так вот с утра просто позавтракать со своими домашними, болтая о всяких несуразицах и, казалось бы, никчемных мелочах. Как же много на самом деле в этом скрыто, я даже никогда раньше не задумывался об этом. Взять хотя бы простое ребячество с енотами, когда мы, зля бабушек, тайком скармливали вкусности двум мохнатым зверушкам, смешно клянчившим что-то со стола.

— Всем доброе утро! — В зал вошел Жеткич, присаживаясь за стол. — Рад видеть, что вам гораздо лучше, барон!

— И вам не кашлять, — поприветствовал я его колбаской, насаженной на вилочку. — Сегодня просто особенный день.

Я с умным видом погрузился в созерцание и жевание вкусностей на своей тарелке, вроде как подвешивая фразу в воздухе, так как сюрпризом мое дальнейшее решение станет для всех присутствующих.

— Кхм. Особенный? — Первой не выдержала, к моему удивлению, Мила Хенгельман. — И чем, по твоему мнению, этот день будет отличаться от предыдущих и последующих?