В океане - Панов Николай Николаевич - Страница 80

Так беспощадно прозвучал голос майора, что у Агеева похолодело в груди. И в то же время глубокая радость все больше охватывала его.

— Как это получилось, товарищ майор, что словно мы все с одним человеком встречались? — спросил мичман. — И Кобчиков — агент «Ф 96», и тот, кто Тане подмигивал, и тот, который Фролова ударил, и который на маяке был, как его норвеги описывали, — все точно на одно лицо.

Андросов привстал, снял с полки томик в пестрой суперобложке.

— На этот вопрос, товарищи, кажется мне, отвечает книга, купленная мной в бергенском магазине. Эта стряпня некоего Флоерти, прославляющего деятельность Федерального бюро расследований, дает кое-какие любопытные фактические сведения… Я переведу вам кусочек английского текста.

Людов слушал с интересом.

Андросов раскрыл книгу на заложенной тесемкой странице.

— «Гувер с исключительной тщательностью подбирает нужные ему кадры, — переводил Андросов. — Установлены внешние стандарты, которым должен строго отвечать специальный агент ФБР. Он должен быть в возрасте 25—40 лет, среднего роста, обладать сильной мускулатурой и большой выносливостью, иметь отличное зрение и хороший слух: слышать негромкий разговор на расстоянии до пяти метров. Но прежде всего у него не должна быть бросающаяся в глаза, сколько-нибудь запоминающаяся наружность».

Андросов поставил книгу на полку.

— Эта цитата очень уместна, — сказал майор. — Помнится — наш друг, сотрудник милиции, никак не мог составить словесного портрета убитого. Этим агент «Ф 96» и был похож на всех остальных агентов. Посмотрите на снимок — у него правильное, почти приятное, но какое стандартное, ординарное, незапоминающееся лицо! Они одинаковы своей бесцветностью, умением незаметно приспособиться к любой среде.

Взяв со стола, он задумчиво рассматривал снимок.

— Думаю — мы не ошибемся, уничтожив теперь этот фотодокумент. Находясь в руках врага, он казался страшным орудием шантажа. Перестав быть тайной для нас, утратил всякое значение и силу,

Фотокарточка превратилась в клочки покрытого лаком картона. Майор потянулся — бросить клочки в пепельницу на столе.

А может, разрешите ей эти обрывки отдать? — смущенно поднялся мичман. — Спокойней ей будет, если сама в море их бросит.

Что же, Сергей Никитич, отдайте, — понимающе улыбнулся Людов.

Разрешите быть свободным?

Свободны, Сергей Никитич, — сказал Андросов,