Только не дворецкий - Блейк Николас - Страница 56

Теннисный корт оказался довольно далеко в стороне от основных строений усадьбы, ярдах в пятистах или около того. Раньше входная дверь вела на галерею, но когда здание расширяли под гимнастический зал, галерею разобрали, и теперь вошедший попадал прямо в огромное помещение прямоугольной формы; зал был огромный, с высоким потолком, и в нем царила тишина, какая бывает в соборах. Блестящий рыжий линолеум на полу приглушал звук шагов, и только голоса будили обитавшее в здании эхо. Практически весь свет поступал в помещение через стеклянный фонарь в потолке; стеклянный верх был закреплен неподвижно и не открывался, а для доступа воздуха в металлических стенках фонаря устроены были прорези; других отверстий для вентиляции не имелось[70]. Кое-что еще напоминало о временах, когда здесь был гимнастический зал: четыре железных кольца, вделанных в потолок — по-видимому, к ним на крюках подвешивались канаты, — и шкафчики вдоль одной из стен, глядевшие сиротливо в отсутствие ребячьих башмаков. Мебели с тех пор практически не прибавилось. Очевидно, эксцентричный владелец усадьбы удалялся сюда, когда желал укрыться от общества себе подобных: толстые стены не пропускали шума деревенской жизни, а тяжелые двери, запиравшиеся на замок, — непрошеных посетителей. Бредону вдруг подумалось, что здесь хозяин имения наверняка чувствовал себя в большей безопасности, чем ночуя под одной крышей со своими сомнительными протеже.

Всю обстановку зала составляли два предмета, и оба практически в равной мере заинтересовали Бредона как свидетельства недавней трагедии. Прямо посредине стояла кровать, больничного вида кровать с железными перильцами и на колесиках; ее, по всей видимости, передвинули только на время, и от места, где она стояла прежде, колесики прочертили по линолеуму блестящие полосы, еще не успевшие потускнеть. Кровать ничем не была застелена, даже наматрасник был сорван и валялся на полу вместе с одеялами и простынями, разбросанными в причудливом беспорядке. Выглядело это так, будто лежавшего выволокли из кровати силой — трудно было поверить, что он покинул постель по собственной воле, даже будучи в сильном возбуждении или спешке. Поодаль от кровати, у противоположной входу стены, стоял буфет, сплошь уставленный вегетарианской едой. Тут был и кусок хлеба из какой-то муки очень грубого помола, и мед в сотах на стеклянном блюде, и коробка фиников, и какие-то галеты, на вид ломкие, как засохший клей; были даже орехи, прямо в подтверждение слов доктора Симмондса. Словом, в этой комнате обычный человек вряд ли безмятежно сел бы за трапезу, но и, что гораздо важнее, вряд ли умер бы с голоду.

Первым делом Бредон направился к буфету и тщательно исследовал его содержимое. Он потрогал хлеб и по зачерствевшему срезу удостоверился, что ломоть несколько дней пролежал нетронутым. Затем Бредон отпил молока из стоявшего здесь же кувшина; как он и ожидал, молоко оказалось основательно скисшим.

— Скажите, мистер Джервисон всегда пил кислое молоко? — спросил он индуса, серьезно и заинтересованно наблюдавшего за каждым его движением.

— Нет, сэр, — ответил тот. — Я сам принес этот кувшин сюда в тот вечер, когда пророка в последний раз видели живым. Молоко было свежее, прямо с фермы. Его так и не убавилось, ни единой капли, пока вы, сэр, его не попробовали.

Коробка с финиками, хотя и открытая, была наполнена плодами доверху. Мед загустел, и на него толстым слоем осела пыль. Рядом с галетами не было крошек, которые неизбежно остались бы, если бы хоть одну из них разломили. Все положительно говорило о том, что несчастный умирал от голода среди изобилия пищи.

— Если можно, я хотел бы задать вам несколько вопросов, — повернулся Бредон к своему спутнику. — Компания поручила мне выяснить, была ли смерть мистера Джервисона несчастным случаем, или он сам свел счеты с жизнью. Вы не откажетесь мне помочь?

— Я расскажу все, о чем вы пожелаете узнать. Я уверен, вы человек очень справедливый.

— Что ж, тогда… скажите, Джервисон часто здесь ночевал? И почему он решил остаться спать здесь в ту ночь — в ночь, когда его видели в последний раз?

— Раньше никогда, но в ту ночь он должен был произвести эксперимент — особенный эксперимент. Вам здесь, на Западе, этого не понять…

Он собирался принять наркотическое снадобье, которое сам для себя изготовил; это снадобье должно было на время освободить его дух от телесных оков. Но человека очень опасно тревожить, пока душа его блуждает вдали от тела, поэтому пророк решил провести ночь здесь, где никто не мог бы помешать ему, и мы прикатили из дома вот эту кровать. Все это вы найдете в его дневнике — он тщательно все записал. Если с ним что-то случится во время эксперимента, все должны знать, что в этом нет нашей вины, — так сказал пророк. Я покажу вам этот дневник.

— А, так, значит, в ту ночь он принял наркотик? Как вы думаете, не мог он принять слишком большую дозу и от этого умереть?

Индус, едва заметно улыбнувшись, пожал плечами:

— Но врач сказал, что он умер от голода. И тот доктор, который приехал с вами, подтвердит то же самое. Нет, по-моему, причина в другом. Пророк часто воздерживался от пищи, особенно когда хотел достичь свободы духа. Я думаю, пробудившись ото сна в ту ночь, он получил какое-то откровение и ему захотелось еще глубже проникнуть в тайны. Он стал голодать, вот только на этот раз голодал слишком долго. Возможно, от голода он потерял сознание, ему не хватило сил, чтобы дотянуться до пищи или выбраться наружу, где ему могли бы помочь. А мы ждали в доме, погруженные в собственные искания, пока пророк умирал… Все это было предрешено свыше.

Но теологическая сторона этого вопроса интересовала Бредона меньше, чем его правовой аспект. Считать ли самоубийцей человека, непреднамеренно уморившего себя голодом? Так или иначе, с этим предстоит разбираться юристам.

— Благодарю вас, — сказал он своему провожатому. — Я дождусь мистера Симмондса здесь. Не стану вас задерживать..

Индус поклонился и вышел — как будто бы с неохотой, отметил про себя Бредон. Теперь он собирался тщательно осмотреть помещение: было что-то в обстановке этой комнаты, что настораживало его. Дверной замок? Нет, не похоже было, чтобы его трогали. Разве что у кого-то был второй ключ… Стены? Но кто станет делать потайные двери в теннисном корте… Окна? Их нет, только эти щели под самым потолком, в стенках фонаря, футах в сорока над землей и ровно такой ширины, чтобы человек мог просунуть руку — не больше. Черт возьми, десять дней он пробыл здесь один и не притронулся к пище, не попытался выбраться… Рядом с кроватью лежал даже блокнот с бумагой и карандашом на веревочке; пророк хотел записать свои откровения, когда проснется, догадался Бредон. Однако на верхней странице лежала пыль, а покойный не оставил ни строчки. Может быть, все-таки безумие? Или прав индус в своей догадке? А может быть, даже… ведь кто не слыхал о том, какие странные вещи проделывают эти восточные фокусники? Неужели четверым «просветленным» удалось похозяйничать в комнате, не проникая в нее?

Но тут Бредон заметил на полу что-то интересное, так что Симмондс и маленький доктор, возвратившись, застали его стоящим на четвереньках у кровати; когда он обернулся, лицо его было серьезным и сосредоточенным, но в глазах блестел огонек предвкушения близкой победы.

— До чего же вы долго! — с упреком произнес Бред он.

— Да ведь тут такую тревогу подняли! — воскликнул Симмондс. — Явились ваши приятели из полиции, и всю общину только что увезла «черная мария» — она как раз им под цвет. Оказывается, в Чикаго они уже успели прославиться. Но хоть убейте, я ума не приложу, что полиция сможет предъявить им по этому делу. Наш «пророк» сам уморил себя голодом. Только не надо мне говорить о наркотиках, Бредон, они тут совершенно ни при чем.

70

См. глоссарий (24).