Крымский цикл (сборник) - Валентинов Андрей - Страница 107

Вверх по склону ползут все новые и новые стайки туристов, исчезая за проемом ворот. Скучновато… А еще скучнее будет, если мы так и не дождемся Виктора. Ладно, Борис, ты как хочешь, а я попытаюсь последовать примеру йогов. Ежели лечь на бок, да еще кроссовки под голову…

…Сгорим, испепелимся, исчезнем черным пеплом, сизым дымом, белым облаком, серым пятном на камнях. Ой, жарко!..

Рабочая тетрадь. С. 22.

…Следует отбросить предположение о том, что христиане, не имея храма, могли собираться в старой рыбозасолочной цистерне, на месте которой позже и было сооружено подземное святилище. Худшую конспирацию придумать трудно. Собираться в центре города, в аристократическом квартале, да еще под открытым небом, где каждое громкое слово (не говоря уже о пении) слышно соседям, было бы, мягко говоря, самоубийством. Если христиане действительно имели неизвестного, но могущественного покровителя, то куда проще было предоставить в распоряжение общины надежный подвал или домик на окраине. Сами же гонимые последователи Христа едва ли рискнули бы собираться в подобных условиях.

Единственный фрагмент «Жития», который может быть отнесен к гипотетической «цистерне», — это соoбщение о том, что одного из епископов (святого Василuя» ) нашли в небольшой «пещерке» («… начаша искати пятого епископа и обретеше и в пещерке…» — см. выше). Из текста ясно, что указанная «пещерка» была свя-на с каким-то языческим культом (Афина, Артемида, Херсонесская Дева, богиня Херсонас), поскольку именовалась Парфенон. Епископ, которому грозила смерть, мог прятаться в ней, поскольку такие святилища предоставляли убежище гонимым («Деяния апостолов», случай с апостолом Павлом, который прятался от разгневанных иудеев в храме). Из источника невозможно понять, находилась ли «пещерка» за городом или все-таки в городе. Если допустить второй вариант, то чисто теоретически это могло быть место, где позже возник Подземный храм. Однако в «Житии» сказано лишь, что епископ там находился в описываемый автором конкретный день. Ни о службе (или собрании христиан) в предполагаемом тайном храме, ни о гибели будущего святого на этом месте сведений в «Житии» нет. Святой Василий погиб «идеже христиане столп имуще горе животворный крест поставиша», после того как его приволокли туда из упомянутой «пещерки». И кроме того, «пещерка» — все-таки не цистерна…

От наших рубашек вот-вот пойдет дым. Тень уползла, теперь она на склоне, где не только лежать, но г сидеть опасно. Ладно, как-нибудь примостимся. Перекурить, что ли?

…Первым их замечает Борис. Недаром в армии он был артиллеристом! Несколько фигур медленно ползут вдоль склона прямо к нам, медленно ползут, не торопятся. Вещичек набрали — под самую завязку…

Они? Нет, пока никого не узнаю, ведь я знаком только c Виктором. Но на всякий случай — подъем!.. Гости приближаются, теперь уже можно их хорошо рассмотреть. Два мужика постарше, молодой хиляк, пуxлый юноша, чернявый такой… Две худющие девицы. А кто это впереди с тремя рюкзаками? Черная куртка.

Вроде он… Он! Еще минута — и Черный Виктор, знаток эпохи Божественного Августа, хлопает меня по плечам. Все в порядке, встретились. Они, правда, подзадержались — электричка опоздала, потом попался трудный перевал… Ну, все равно — порядок!

Пока я представляю Бориса, орда падает под смоковницу. Эге, а вымотало их изрядно, даже как-то чересчур. И отчего это Виктор тащит целых три рюкзака? Не много ли на одного? Ох, чую, это еще та команда!..

Гершафтен унд дамен! Во-первых, привет вам из пролетарского Харькова. А во-вторых, Виктор Николаевич, может быть, сразу на Чуфутку, а там и отдыхать будем?

Народ начинает нехотя подниматься. Кто-то жадно хлещет воду, миг — и фляга идет по кругу. Эге, а вот это совсем не годится. Вода в горах, да еще в жару!.. Это же первое правило! Не иначе, сборная в первый раз на серьезном маршруте.

Вперед! То есть понятное дело — вверх.

Мы с Виктором и Борисом в авангарде, остальные ползут следом. А это второе правило — на подъем надо идти быстро, меньше устаешь. Зато есть время поговорить.

Виктор держится молодцом. Еще бы — командир! Правда, три рюкзака — это уже перебор. Начинаю понимать, в чем дело: обе девицы, словно козочки, порхают налегке. Значит, с рюкзаками надо будет что-то придумать…

Тем временем Черный Виктор обрисовывает обстановку. Их планы, оказывается, переменились. От Чуфутки они собираются идти не по Иосафатовой долине, прямо на Себасту, а сделать крюк, чтобы выйти на Куйбышево. Посему поход займет времени слегка побольше, чем думалось, и намеченная турбаза, естественно, накрывается.

…Когда идешь вверх по склону, думается средне, Неважно думается — в основном под ноги смотришь. Две мыслишки приходят на ум сразу. Первую тут же излагаю Виктору. Дело в том, что я обещал вернуться через два дня. Эмоции Д. и Сибиэса можно проигнорировать, но этак я совсем в Луку превращусь. Нет, надо прийти вовремя, а значит, мы пробежим с группой Виктора только первую, самую, впрочем, интересную часть маршрута — до Куйбышева. Дальше они пойдут долиной, это не так интересно.

Вторую мысль я придерживаю — это уже наши с Борисом заботы. Сами виноваты, что наши спальники остались в Хергороде, а ночевать придется на сырой землице с одним одеялом на двоих. Маздоны!

За воротами Чуфутки начинается узкий подъем между двух высоких стен. Логика обороны — гости под полным контролем сверху. Теперь, кажется, направо. Еще подъемчик… Все, пришли!

Борис явно разочарован — города за стенами нет, только невысокие холмы, поросшие желтой высохшей травой. Что ж, и такое видели. Жили тут караимы тысячу лет, до самого двадцатого века дотянули, а потом пришел гегемон. Так что и в этих местах — полный революционный порядок. Ладно, дальше будет интереснее, Куда идем? Если к южным воротам — тогда нам туда.

…И здесь — желтая трава, и здесь — желтый саван, и здесь — желтая вечность. Еще один мертвый город, еще одна мертвая страна, еще один мертвый мир…

Пухлый чернявый юноша, оказывается, наш проводник. Точнее, полупроводник — бывал он здесь лишь однажды, но надеется на лучшее. Хотя по дороге к воротам приходится сделать пару явно лишних кругов, этаких сусанинских…

…Злоязыкий Борис уточняет, что наш полупроводник, ежели приглядеться, не Иоанн Сусанин, а скорее Иоанн Сусман. Особой разницы, признаться, не вижу. Хорошо, что мы взяли карту — и оба компаса, кстати.

Наконец мы на верном пути. Справа остаются две чудом уцелевшие кенессы

— караимские молельни, затем дом Ферковича, караимского Ломоносова, чудoм сохранившийся среди общего разорения. Идем по уложенной гигантскими плитами дороге с навеки оставшимися следами бесчисленных татарских арб. Слева выныривают из-под желтой травы руины мавзолея… Нет, Борис, это не хан, это дама, сестра Тохтамыша, того самого, что Москву спалил. Тут про нее целую легенду сочинили. То ли она от любви утопилась, то ли утопила кого-то — опять же от любви. Ага, вот и дорога!

Южные ворота почти целые. На месте даже вечная дубовая обшивка…

…А жарко-то как!

Короткий привал. Вновь фляга идет по кругу — воздерживаемся лишь мы с Борисом и Виктор. Между тем Иоанн Сусман бегает кругами в поисках одному ему ведомых примет. А куда идем-то? Ежели нам надо пройти через кладбище, то тогда направо и вниз, это даже я знаю. Вот дальше бы дорогу найти!..

Пользуясь свободной минутой, складываем наши вещи в один рюкзак, после чего освобождаем Виктора от излишнего груза. Теперь я похож на парашютиста — рюкзак спереди, рюкзак сзади. А что, даже удобно, уравновешивает… Двинули? Верно, Борис, двигаемся к караимскому кладбищу, тому самому, знаменитому.

…Поднявшись ввысь по каменной твердыне и побродивши по Чуфут-горе, мы шли по жаркой каменной пустыне, скрываясь, чтоб не таять на жаре, под сень деревьев, чьи худые ветки застыли в черной сморщенной коре и листья чьи были сухи и редки… Оставив гору, мы спустились в дол, где углей многочисленные метки тропили след привычному из зол — туристским шайкам, что, бродя повсюду, стремятся вбить в природу смертный кол, что издавна присуще было людям. Тропа текла, и вот в ее конце мы увидали серых блоков груду стены почти разваленной. В торце еще висели старые ворота, немые, словно в брошенном Творце. Из глубины тянуло, как из грота, — сырою гнилью. Сотни мощных крон закрыли солнце, словно своды дота… И мы, впадая как бы в тяжкий сон, бы ли во мрак гигантского погоста, в ковчег навеки сгинувших времен…