Кожаный Чулок. Большой сборник - Купер Джеймс Фенимор - Страница 110

110

Хетти не умела долго спорить и, привыкнув повиноваться старшим, послушно села на бревно рядом с Сумахой, отвернувшись от страшной сцены, которая разыгрывалась на середине круга.

Лишь только закончился этот неожиданный перерыв, воины стали по местам, собираясь показать свое искусство. Перед ними была двойная цель: испытать стойкость пленника и похвастаться своей меткостью в стрельбе в таких исключительных условиях. Воины расположились недалеко от своей жертвы. Благодаря этому жизнь пленника не подвергалась опасности. Но, с другой стороны, именно благодаря этому испытание для его нервов становилось еще более мучительным. В самом деле, лицо Зверобоя было отдалено от ружейных дул лишь настолько, чтобы его не могли опалить вспышки выстрелов. Зверобой смотрел своим твердым взором прямо в направленные на него дула, поджидая рокового посланца. Хитрые гуроны хорошо учли это обстоятельство и старались целиться по возможности ближе ко лбу пленника, надеясь, что мужество изменит ему и вся шайка насладится триумфом, увидев, как он трепещет от страха. В то же время каждый участник состязания старался не ранить пленника, потому что нанести удар преждевременно считалось таким же позором, как и вовсе промахнуться.

Выстрел быстро следовал за выстрелом; пули ложились рядом с головой Зверобоя, не задевая, однако, ее. Пленник был невозмутим: у него ни разу не дрогнул ни единый мускул, ни разу не затрепетали ресницы. Эту непоколебимую выдержку можно было объяснить тремя разными причинами. Во-первых, в ней сказывалась покорность судьбе, соединенная с врожденной твердостью духа, ибо наш герой убедил себя самого, что он должен умереть, и предпочитал такую смерть всякой другой. Второй причиной было его близкое знакомство с этим родом оружия, знакомство, избавлявшее Зверобоя от всякого страха перед ним. И, наконец, в-третьих, изучив в совершенстве законы стрельбы, он мог заранее, глядя на ружейное дуло, с точностью до одного дюйма определить место, куда должна была попасть пуля. Молодой охотник так точно угадывав линию выстрела, что, когда гордость наконец в нем перевесила другие чувства и когда пять или шесть стрелков выпустили свои пули в дерево, он уже больше не мог сдерживать своего презрения.

— Вы называете это стрельбой, минги, — воскликнул он, — но среди делаваров есть старые бабы, и я знаю голландских девчонок на Мохоке, которые могут дать вам сто очков вперед! Развяжите мне руки, дайте мне карабин, и я берусь пригвоздить к дереву самый тонкий волосок с головы любого из вас на расстоянии ста ярдов и даже, пожалуй, на расстоянии двухсот, если только можно будет видеть цель, и сделаю это девятнадцатью выстрелами из двадцати, то есть, вернее, двадцатью из двадцати, если ружье бьет достаточно точно.

Глухой угрожающий ропот встретил эту хладнокровную насмешку. Воины пришли в ярость, услышав подобный упрек из уст человека, который настолько презирал их искусство, что даже глазом не моргнул, когда ружья разряжались у самого его лица, едва не обжигая его.

Расщепленный Дуб увидел, что наступает критический момент, но хитрый старый вождь все еще не терял надежды заполучить в свое племя знаменитого охотника и вовремя вмешался, предупредив этим свирепую расправу, которая неизбежно должна была кончиться убийством. Он вошел в самую середину разъяренной толпы и, заговорив со своей обычной убедительной и изворотливой логикой, сразу же укротил разбушевавшиеся страсти.

— Я вижу, как обстоит дело, — сказал он. — Мы подобны бледнолицым, которые запирают на ночь свои двери из страха перед краснокожими. Они задвигают двери на такое множество засовов, что огонь охватывает их дома и сжигает их, прежде чем люди успевают выбраться на улицу. Мы слишком крепко связали Зверобоя; путы мешают его членам дрожать и глазам закрываться. Развяжите его — тогда мы увидим, из чего сделано его тело.

Желая добиться во что бы то ни стало успешного выполнения какого-нибудь плана, мы нередко хватаемся за любое средство, каким безнадежным оно бы ни казалось. Так было и с гуронами. Предложение вождя было встречено благосклонно; несколько рук сразу принялись за работу, разрезая и развязывая лыковые веревки, опутавшие тело нашего героя. Через полминуты Зверобой был уже совершенно свободен, как час назад, когда он пустился бежать по склону горы. Понадобилось некоторое время, чтобы восстановилось кровообращение. Только после этого он мог снова двигать руками и ногами, совершенно онемевшими от слишком тугих пут.

Расщепленный Дуб охотно допустил это под предлогом, что тело бледнолицего скорее обнаружит признаки страха, если вернется в свое нормальное состояние.

В действительности же хитрый вождь хотел с помощью еще одной отсрочки дать остыть свирепым страстям, уже начавшим пробуждаться в сердцах молодых людей.

Хитрость удалась. Зверобой растирал себе руки, притопывал ногами и вскоре восстановил свое кровообращение; к нему опять вернулась физическая сила, словно с ним ничего не случилось.

В расцвете лет и здоровья люди редко думают о смерти. Так было и со Зверобоем. Еще совсем недавно, связанный по рукам и ногам, он имел основания предполагать, что стоит на грани, отделяющей мир живых от мира усопших. И вдруг он очутился на свободе, в него влились новые силы, и он опять владел своим телом. Зверобою казалось, что он внезапно вернулся к жизни. Снова воскресли надежды, от которых он лишь недавно отрекся. Все его планы изменились. Сейчас наш герой подчинялся законам природы; мы старались показать, как он уже собрался покориться судьбе, но у нас не было намерения изобразить его жаждущим смерти. С той самой минуты, когда чувства его ожили, он стал напряженно думать, как обмануть врагов, и опять стал проворным, находчивым и решительным жителем лесов. Ум его сразу обрел свою природную гибкость.

Освободив Зверобоя от пут, гуроны расположились вокруг него сомкнутым кольцом. Чем труднее было поколебать его мужество, тем сильнее индейцам этого хотелось. От этого теперь зависела честь племени, и даже женщины уже не чувствовали сострадания к мученику. Мягкие и мелодичные голоса девушек смешались с угрожающими криками мужчин: обида, нанесенная Сумахе, внезапно превратилась в оскорбление, нанесенное всем гуронским женщинам. Шум все возрастал, и мужчины немного отступили назад, знаками давая понять женщинам, что на некоторое время уступают им пленника. Таков был распространенный обычай. Женщины насмешками и издевательствами доводили жертву до исступления, а затем внезапно передавали ее обратно в руки мужчин. Пленник обычно бывал уже в таком состоянии духа, что с трудом переносил телесные муки. Сейчас за выполнение этой задачи взялась Сумаха, славившаяся своей сварливостью. Кроме того, вероятно для соблюдения приличий и поддержания моральной дисциплины, отряд сопровождали две или три старые карги вроде Медведицы. К таким мерам нередко прибегают не только в диком, но и в цивилизованном обществе. Бесполезно рассказывать здесь обо всем, что могут изобрести для достижения своей гнусной цели жестокость и невежество. Единственная разница между этим взрывом женского гнева и подобными же сценами, встречающимися в нашей среде, сводилась к форме выражений и к эпитетам: гуронские женщины обзывали пленника именами известных им самых гнусных и презренных животных.

Но Зверобой, слишком занятый своими мыслями, не обращал внимания на ругань разъяренных баб. При виде такого равнодушия бешенство их возрастало все сильнее и сильнее, и вскоре фурии обессилели от неистовства. Заметив, что опыт кончился полным провалом, вмешались воины, чтобы положить конец этой сцене. Сделали они это главным образом потому, что уже начали готовиться к настоящим пыткам, собираясь испытать мужество пленника жесточайшей телесной болью. Однако внезапное и непредвиденное сообщение, которое принес разведчик, мальчик лет десяти-двенадцати, мгновенно прервало все приготовления. Этот перерыв теснейшим образом связан с окончанием нашей Истории, и мы должны посвятить ему особую главу.

 ГЛАВА XXX

Да, судишь ты неумолимо

О том, что есть и что лишь мнимо

Но урожая иной

Не мирною с серпом рукою

Здесь убран, а жестокой, злою,

Держащей меч рукой.

Скотт [Перевод А. Лаврина]