Кожаный Чулок. Большой сборник - Купер Джеймс Фенимор - Страница 89

— Я не жду от них ничего для моего будущего, мой добрый друг, но не могу не вспоминать того, что было в прошлом. Впрочем, не стоит понапрасну тратить слов: через полчаса, быть может, мы узнаем все или даже больше того, что мне хотелось бы знать.

Зверобой, понимавший нетерпение девушки, уселся на стул и начал опять вынимать вещи из сундука. Само собой разумеется, все, что они рассматривали в прошлый раз, оказалось на месте, но вызывало уже гораздо меньше интереса и замечаний, чем тогда, когда впервые было извлечено на свет божий. Джудит даже равнодушно отложила в сторону пышное платье из парчи, ибо перед ней была теперь цель гораздо более высокая, чем удовлетворение пустого тщеславия, и ей не терпелось поскорее добраться до еще скрытых и неведомых сокровищ.

— Это мы уже видели, — сказала она, — и не будем тратить время, чтобы все разворачивать снова. Но сверток, который вы держите в руках, Зверобой для нас новинка, и в него мы заглянем. Дай бог, чтобы он помог бедной Хетти и мне разгадать, кто мы такие.

— Ах, если бы свертки могли говорить, они раскрыли бы поразительные секреты! — ответил молодой человек, спокойно разворачивая грубую холстину. — Впрочем, я не думаю, чтобы здесь скрывался какой-нибудь семейный секрет; это всего-навсего флаг, хотя не берусь сказать, какого государства.

— И флаг тоже должен что-нибудь да значить, — подхватила Джудит. — Разверните его пошире. Зверобой, посмотрим на его цвет.

— Ну, знаете ли, мне жаль прапорщика, который таскал на плече эту простыню и маршировал с ней во время похода. Из нее, Джудит, можно выкроить штук двенадцать знамен, которыми так дорожат королевские офицеры. Это знамя не для прапорщика, а, прямо скажу, для генерала.

— Может быть, это корабельный флаг, Зверобой, я знаю, на кораблях бывают такие флаги. Разве вы никогда не слышали страшных историй о том, что Томас Хаттер был связан с людьми, которых называют буканьерами.

— Бу-кань-ера-ми? Нет, я никогда не слыхивал такого слова. Гарри Непоседа говорил мне, будто Хаттера обвиняли в том, что он прежде водился с морскими разбойниками. Но, господи помилуй, Джудит, неужели вам приятно будет узнать такое про человека, который был мужем вашей матери, если он даже и не был вашим отцом?

— Мне будет приятно все, что даст возможность узнать, кто я такая, и растолкует сны моего детства. Муж моей матери? Да, должно быть, он был ее мужем, но почему такая женщина, как она, выбрала такого человека, как он, — это выше моего разумения. Вы никогда не видели моей матери, Зверобой, и не знаете, какая огромная разница была между ними.

— Такие вещи случаются, да, они случаются, хотя, право, не знаю почему. Я знавал самых свирепых воинов, у которых были самые кроткие и ласковые жены в целом племени; а с другой стороны, самые злющие, окаянные бабы доставались индейцам, созданным для того, чтобы быть миссионерами. — Это не то. Зверобой, совсем не то. О, если бы удалось доказать, что… Нет, я не могу желать, чтобы она не была его женой, этого ни одна дочь не пожелает своей матери… А теперь продолжайте, посмотрим, что скрывается в этом свертке такой странной четырехугольной формы.

Развязав холстину, Зверобой вынул небольшую, изящной работы шкатулку. Она была заперта. Ключа они не нашли и решили взломать замок, что Зверобой быстро проделал с помощью какого-то железного инструмента. Шкатулка была доверху набита бумагами.

Больше всего там было писем; потом показались разрозненные страницы каких-то рукописей, счета, заметки для памяти и другие документы в том же роде. Ястреб не налетает на цыпленка так стремительно, как Джудит бросилась вперед, чтобы овладеть этим кладезем доселе сокрытых от нее сведений. Ее образование, как читатель, быть может, уже заметил, было значительно выше, чем ее общественное положение. Она быстро пробегала глазами исписанные листки, что говорило о хорошей школьной подготовке. В первые минуты казалось, что она очень довольна, и, смеем прибавить, не без основания, ибо письма, написанные женщиной в невинности любящего сердца, позволяли Джудит гордиться теми, с кем она имела полное основание считать себя связанной узами крови. Мы не намерены приводить здесь эти послания целиком и дадим лишь общее представление об их содержании, а это легче всего сделать, описав, какое действие производили они на поведение, внешность и чувства девушки, читавшей их с такой жадностью.

Как мы уже говорили, Джудит осталась чрезвычайно довольна письмами, раньше всего попавшимися ей на глаза. Они содержали переписку любящей и разумной матери с дочерью, находящейся с ней в разлуке. Писем дочери здесь не было, но о них можно было судить по ответам матери. Не обошлось и без увещеваний и предостережений. Джудит почувствовала, как кровь прилила к ее вискам и озноб пробежал по телу, когда она прочитала письмо, в котором дочери указывалось на неприличие слишком большой близости — очевидно, об этом рассказывала в письмах сама дочь-с одним офицером, "который приехал из Европы и вряд ли собирался вступить в честный законный брак в Америке"; об этом знакомстве мать отзывалась довольно холодно. Как это ни странно, но все подписи были вырезаны из писем, а имена, попадавшиеся в тексте, вычеркнуты с такой старательностью, что разобрать что-нибудь было невозможно. Все письма лежали в конвертах, по обычаю того времени, но ни на одном не было адреса. Все же письма хранились благоговейно, и Джудит почудилось, что на некоторых из них она различает следы слез. Теперь она вспомнила, что видела не раз эту шкатулку в руках у матери незадолго до ее смерти. Джудит догадалась, что шкатулка попала в большой сундук вместе с другими вещами, вышедшими из обихода, когда письма уже больше не могли оставлять матери ни горя, ни радости.

Потом девушка начала разбирать вторую пачку писем; эти письма были полны уверений в любви, несомненно продиктованных истинной страстью, но в то же время в них сквозило лукавство, которое мужчины часто считают позволительным, имея дело с женщинами. Джудит пролила много слез, читая первые письма, но сейчас негодование и гордость заставили ее сдержаться. Рука ее, однако, задрожала, и холодок пробежал по всему ее телу, когда она заметила в этих письмах поразительное сходство с любовными посланиями, адресованными когда-то ей самой. Один раз она даже отложила их в сторону и уткнулась головой в колени, содрогаясь от рыданий. Все это время Зверобой молча, но внимательно наблюдал за ней. Прочитав письмо, Джудит передавала его молодому человеку, а сама принималась за следующее. Но это ничего не могло дать ему; он совсем не умел читать. Тем не менее он отчасти угадывал, какие страсти боролись в душе красивого создания, сидевшего рядом с ним, и отдельные фразы, вырывавшиеся у Джудит, позволяли ему приблизиться к истине гораздо больше, чем это могло быть приятно девушке.

Джудит начала с самых ранних писем, и это помогло ей понять заключавшуюся в них историю, ибо они были заботливо подобраны в хронологическом порядке, и всякий, взявший на себя труд просмотреть их, узнал бы грустную повесть удовлетворенной страсти, сменившейся холодностью и, наконец, отвращением. Лишь только Джудит отыскала ключ к содержанию писем, ее нетерпение не желало больше мириться ни с какими отсрочками, и она быстро пробегала глазами страницу за страницей. Скоро Джудит узнала печальную истину о падении своей матери и о каре, постигшей ее. В одном из писем Джудит неожиданно нашла указание на точную дату своего рождения. Ей даже стало известно, что ее красивое имя дал ей отец — человек, воспоминание о котором было так слабо, что его можно было принять скорее за сновидение. О рождении Хетти упоминалось лишь однажды; ей имя дала мать. Но еще задолго до появления на свет другой дочери показались первые признаки холодности, предвещавшие последовавший вскоре разрыв.

С той поры мать, очевидно, решила оставлять у себя копии своих писем. Копий этих было немного, но все они красноречиво говорили о чувствах оскорбленной любви и сердечного раскаяния. Джудит долго плакала, пока наконец не должна была отложить эти письма в сторону; она буквально ослепла от слез. Однако вскоре она снова взялась за чтение. Наконец ей удалось добраться до писем, которыми, по всей вероятности, закончилась переписка ее родителей.