Моя прелестная роза - Патни Мэри Джо - Страница 49

— Царь богов — и репа? Никак не вяжется, — со смешком запротестовала она. Разбуженная чувственность истомно сомкнула ее веки. Ее ноги раздвинулись, и, будя волнующие ощущения, цветок коснулся заповедных тайн. Кровь быстрее запульсировала в ее теле. Бедра беспокойно двигались, ожидая тяжелого упругого давления, куда более ощутимого, чем слабое прикосновение цветка. В этот момент она перестала ощущать почти призрачное касание розы. Ее глаза широко раскрылись.

— О, злой человек! Или, может быть, я должна сказать: злой цветок. Ты не можешь остановиться.

— А я и не хочу останавливаться. Но на этот раз я надеюсь, что главную работу сделаешь ты сама.

Он подтянул ее ближе и усадил на себя. Нетерпение бурлило в нем так же сильно, как и в ней. Хотя Розалинда никогда не предавалась любви в такой позе, она хорошо представляла себе, что делать. Она присела на колени и обняла его. Затем, вся истаивая в блаженном удовольствии, села на напряженное древко. Мышцы ее напружинились.

Он жадно глотнул воздух и схватил ее за бедра.

— Так кто же из нас злой?

С громким смехом Розалинда положила голову ему на плечо, а ее бедра медленно сблизились с его бедрами. На этот раз все происходило не в такой отчаянной спешке, как прежде: чувственная истома как бы разливалась по всему ее телу, а не сосредоточивалась в каком-то определенном месте. Ей нравилось, что она может контролировать ритм. Она даже слышала, как учащается биение его сердца, когда вбирала в себя упругую плоть. Но больше всего ей нравилось, как хорошо они чувствуют друг друга. Их слияние на этот раз сильно отличалось от той страсти, которая еще недавно сотрясала их, однако чувства, которые они при этом испытывали, были не менее глубокими.

Истома постепенно превращалась в нетерпеливое желание, Розалинда крепко вцепилась в его плечи, оставляя многочисленные следы ногтей. На ее вскрик Стивен ответил каким-то гортанным звуком.

Покрытые легким потом, их тела мало-помалу расслабились. Он начал ласкать ее, теплой ладонью поглаживая спину. Никто не проявлял желания отодвинуться. Ей нравилось, что их тела близки, хотелось, чтобы они навсегда оставались сплетенными.

Погружаясь в сон, Розалинда почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы: ей было жаль, что мучительно-сладостная красота их любви скоро увянет, как роза.

Глава 20

Стивен проснулся рано. Розалинда спала рядом, свернувшись клубочком, положив одну руку ему на грудь. В окно тихо постукивал дождь, перламутровый рассвет неярко озарял ее волосы, веером разметавшиеся по его плечу. Стивен ласково погладил их. Вздохнув, она теснее прижалась к нему.

Он с удовольствием вспоминал о вчерашнем дне, прошедшем почти идеально, если не считать легкого приступа боли. Брачная же ночь притупила все чувства. Теперь, поддавшись эгоизму, он мечтал еще об одном таком же дне. И таком же утре. Какое это счастье — просыпаться рядом с Розалиндой, в безмятежном покое! Почему бы нынешнему дню не быть таким же, как вчерашний? Даже лучше?

Чуть погодя, он задремал, а когда проснулся, увидел, что небо посветлело, а дождь прекратился. Розалинда продолжала спать. Признак спокойной совести, подумал он.

Однако в нем самом бурлила энергия, он больше не мог оставаться в постели. Он хотел было разбудить Розалинду, но тут же передумал. Заботливый муж должен предоставить жене возможность хорошенько выспаться и, стало быть, восстановить свои силы.

Решив прогуляться, он тихонько выскользнул из объятий Розалинды и стал одеваться. Она перекатилась на освободившееся место и обняла подушку, на которой совсем недавно покоилась его голова. Жена лежала как котенок, с той же непринужденной свободой, только была в десять раз очаровательнее.

Эта мысль напомнила ему о Порции, которая после вчерашнего ужина, свернувшись клубочком, сладко посапывала в своей корзинке. Подобрав маленькое пушистое тельце, он положил его рядом с Розалиндой. Котенок широко разинул свою розовую пасть и вновь погрузился в сон.

Накануне вечером он не принял лекарства. Не по рассеянности — просто побоялся, что опий может вызвать у него нежеланную сонливость. Отныне он перенесет прием пилюли с вечера на утро.

Проглотив пилюлю, он оделся, написал записку для Розалинды и положил на прикроватный столик. Спящее лицо и голые руки его жены были прелестны; он оборвал лепестки у розы и осыпал ими ее и котенка. Открыв глаза, Порция оттолкнула лепесток. Затем, повернувшись на спину, задрала лапки вверх.

Надев пальто, Стивен спустился вниз. Найленды еще не пришли, видимо, слишком рано. Воздух напоен осенней прохладой, небо пасмурное, чуть светлее чугунно-серого моря. Шел прилив, почти все песчаное устье было залито морской водой: он стоял на берегу, глядя на север, на Ирландское море. Забиваясь под одежду, ветер покалывал его тело, и он всем своим существом чувствовал, как в нем играет жизнь. Уж не оказывает ли страсть целительное действие на его болезнь? Он рассмеялся. Окажись так, это было бы большим потрясением для столь здравомыслящего Джордана Блэкмера.

В приподнятом настроении духа он прошел почти целую милю. Из-за пронизывающих морских ветров здесь, на берегу, не было почти никаких строений, кроме древней каменной часовни, где некогда молились рыбаки из давно уже исчезнувшей деревни. Одиночество доставляло ему большое удовольствие. Собственно, он впервые познал, что это такое, после того как покинул Ашбертонское аббатство с его армией слуг.

Он уже почти достиг часовни, когда боль стиснула ему горло, а затем разлилась по животу с такой внезапностью, что он пошатнулся. Он прижался к искривленному ветрами дереву, изрыгая скудное содержимое желудка. Затем упер лоб в грубую кору ствола, единственную реальную опору в мире невыносимой боли.

Постепенно боль снизилась до терпимого уровня, но он чувствовал себя слишком слабым, чтобы вернуться, весь дрожал от холода. Руки и ноги почти онемели, их только слегка покалывало. Неужели паралич может разбить его еще до смерти? Господи! Как мог он подумать, что надежда еще не окончательно для него потеряна?

Не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы вернуться в Керби-Мэнор, он медленно направился к часовне, находившейся от него в ста ярдах. К счастью, тяжелая дверь была отворена. Он вошел в темное святилище и скорее рухнул, чем сел на скамью. Холод здесь стоял пронизывающий, но по крайней мере он был защищен от ветра.

Поскольку часовня находилась на земле Керби-Мэнора, за ее поддержание в надлежащем порядке платил Стивен. А недавно, смутно припомнил он, группа методистов обратилась к нему с просьбой позволить им проводить здесь службу. Впрочем, по этому поводу к герцогу Ашбертону обращались многие. Он с готовностью дал свое согласие методистам, придерживаясь мнения, что здания для того и существуют, чтобы ими пользовались, пусть даже сектанты. Конгрегация прислала ему письмо с благодарностью, где между строк проскальзывало явное удивление. Он прочитал это письмо с удовольствием и тут же о нем забыл.

Оглядев древние окна со свинцовыми рамами, он остановил взгляд на простом алтаре, где стоял только бронзовый крест. По всей видимости, методисты произвели здесь полную уборку и побелили старые каменные стены, но еще не приступили к богослужению. Спустя год часовня, вероятно, будет иметь приветливый вид, даже если в ней и будет безлюдно. Но сейчас она выглядела мрачно, словно гробница.

Каждое утро, просыпаясь, он первым делом отбрасывал еще один день от того, что осталось, но теперь он начал сомневаться, что протянет срок, отпущенный ему Блэкмером. Сколько же дней ему в действительности еще отпущено? Сорок пять? Тридцать? Как бы там ни было, ему остается по крайней мере один месяц с Розалиндой. О Иисусе!

И каков, хотелось бы знать, будет этот месяц? И почему, хотя и неверующий, он называет имя Господне? Его рот скривило горькое чувство. Даже здесь, в церкви, которая, вероятно, видела, как викинги всплыли на своих ладьях в Ди, он не чувствовал божественного присутствия, благодати, не чувствовал проявления высшего замысла.