Обаятельный плут - Патни Мэри Джо - Страница 81

Макси перетянула халат поясом, взяла свечу и тихо спустилась в библиотеку. Книги всегда помогали ей в трудную минуту. Может быть, в их окружении у нее прояснится голова?

В дальнем углу библиотеки стоял письменный стол. Макси села за него в кожаное кресло. В комнате было прохладно, в стекла стучали капли дождя. На полках выстроилось множество томов, корешки которых поблескивали в свете свечи и дружески манили к себе. Макси вдыхала приятный запах кожаных переплетов и мебельного лака со слабой примесью табачного дыма, и сжимавшая грудь боль стала потихоньку ее отпускать.

На письменном столе стояла шкатулка с трубочным табаком. Повинуясь какому-то смутному воспоминанию, Макси открыла шкатулку, взяла щепотку табака, положила ее в фарфоровую пепельницу и подожгла табак свечой.

Запах дыма напомнил ей индейские обряды, на которых она присутствовала в детстве. Могавки считали табак священным и жгли его, когда хотели, чтобы их молитвы вместе с табачным дымом вознеслись в царство духов.

Но, глядя, как дым свивается в кольца и растворяется в темноте, Макси не знала, какие ей вознести молитвы.

Робин вернулся глубокой ночью, когда Кандовер-хаус был погружен в темноту. Он был доволен своими успехами: с помощью Люсьена и ошеломленного Симмонса, который, однако, оказал им всяческое содействие, он узнал то, что хотел. Может быть, завтра Макси согласится его выслушать.

Робин открыл парадную дверь ключом, который дала ему Мэгги, потом запер ее за собой, и тут внутренний голос подал ему предостерегающий сигнал. Замерев, он вскоре понял, в чем дело. Хотя дом был погружен в сон, здесь, на первом этаже, где не было спален, явно чувствовался запах горящего табака.

Может быть, курил слуга, проверяя, заперты ли двери на ночь, и запах еще не выветрился? А может быть, Раф заработался допоздна? Тем не менее, Робин пошел на запах дыма, который привел его к двери в библиотеку. Под ней виднелась узенькая полоска света.

Робин тихо отворил дверь и вошел. В дальнем углу комнаты в кресле сидела Макси. Черные волосы падали ей на плечи, а рассеянный взор был обращен на спираль ароматного дыма. Робин был рад, что она встала с постели, но ее отрешенное лицо выражало бесконечную печаль. Такой подавленной он ее никогда не видел. Может быть, то, что он узнал, приободрит ее?

Макси посмотрела на Робина без всякого удивления.

— Добрый вечер! Где ты был — бродил по Лондону?

— Да. — Робин подошел к ней и сел на стоящий поблизости стул. Увидев, что она босая и поверх рубашки на ней только шелковый халат, он снял с себя куртку и, вынув из внутреннего кармана несколько сложенных вчетверо листков бумаги, протянул их Макси. — Ты, наверное, озябла. Надень-ка вот это.

Макси машинально взяла куртку и накинула ее себе на плечи. Под ней она казалась совсем крошечной.

— Мне удалось узнать кое-что важное, — продолжил Робин. — Тебя это должно заинтересовать. Ты можешь меня сейчас выслушать или отложим до утра?

Макси безразлично шевельнула рукой.

— Мне все равно. Говори сейчас.

Через такую апатию пробиться будет нелегко, подумал Робин. Вслух же сказал:

— Сегодня сюда приходил лорд Коллингвуд. Может быть, он действовал не очень разумно, но он нанял Симмонса, чтобы тот перехватил тебя по дороге в Лондон из самых лучших побуждений. Симмонс, между прочим, — сыщик с Бау-стрит.

Макси бросила в огонь еще щепотку табаку и спросила:

— Что такое «Бау-стрит»?

— Это полицейский суд, — объяснил Робин. — Сыщиков могут нанимать и частные лица, что и сделал твой дядя.

Макси равнодушно кивнула.

— Коллингвуд также сказал нам, что твоя двоюродная бабка Максима оставила тебе наследство: проценты с него составляют пятьсот фунтов в год. Но в завещании оговорено, что ты сможешь получать эти деньги не раньше, чем тебе исполнится двадцать пять лет, и только после смерти твоего отца. Судя по всему, твоя бабка сомневалась в финансовых талантах Максимуса.

На лице Макси мелькнула еле заметная улыбка.

— Вполне заслуженно. Макс совершенно не умел считать деньги. Они его не интересовали.

Минуту помолчав, Робин перешел к самому главному;

— Твой отец, очевидно, скрывал это от тебя, но за последнее время состояние его здоровья сильно ухудшилось. Приехав в Лондон, он не только зашел к поверенному твоей бабки узнать о ее завещательных распоряжениях, но также был у двух врачей. Оба сказали, что у него тяжелая болезнь сердца. С таким сердцем можно прожить еще довольно долго, но его мучили бы приступы, и он не смог бы жить той жизнью, к которой привык.

Тут Макси подняла голову и впервые встретилась с Робином взглядом, но ничего не сказала. Казалось, она даже перестала дышать.

— Я разговаривал и с другими людьми, которых твой отец видел перед смертью. — Робин положил на стол бумаги, которые ранее вынул из кармана куртки. — На основании этих документов я готов под присягой заявить в суде, что твой отец решил покончить с собой, чтобы ты могла сразу получить наследство и чтобы тебе не пришлось, страдая душой, наблюдать, как он постепенно теряет силы и умирает медленной смертью. Можно также предположить, что он и сам не хотел так умирать, беспомощно ожидая конца. Он знал, что твой дядя о тебе позаботится и ты не будешь одна.

Макси дрожала. Облизав пересохшие губы, она спросила:

— Как… как он это сделал?

— Он принял большую дозу настойки наперстянки, зная, что в больших дозах это лекарство для сердечника смертельно. Оба врача прописали ему эту настойку и предупредили, чтобы он ни в коем случае не превышал дозу. Твой отец, видимо, считал, что у него будет время выбросить пузырьки от настойки, но та подействовала очень быстро. Если бы не это, никто бы не усомнился в том, что он умер естественной смертью.

Робин помолчал, давая Макси возможность уяснить сказанное.

— Твой отец вовсе не бросил тебя на произвол судьбы, — продолжал он. — Наоборот, он думал только о тебе. Он умер, чтобы обеспечить твое будущее, потому что не мог сделать этого при жизни. Он не понимал, что ты предпочла бы ухаживать за больным месяцы и годы, но он поступил так из любви к тебе.

Глаза Макси ожили. Она закрыла лицо руками и прошептала:

— Это совсем другое дело. Не знаю почему, но мне стало гораздо легче.

— Вы с отцом беззаветно любили друг друга, — продолжал Робин. — Как бы тебя ни оскорбляли люди типа миссис Лодж, как бы ни дразнили полукровкой, ты всегда знала, что отец любит тебя. Думая, что он убил себя, ни разу не вспомнив о тебе, ты решила, что вся твоя жизнь была построена на лжи.

Макси подняла голову и тыльной стороной ладони вытерла мокрые глаза.

— Откуда ты знаешь, если я сама этого не понимала?

— Осветив темные закоулки моей души, ты одновременно открыла мне свою. — Он подошел к ней и закрыл ей руками уши. — «Когда человек в горе, он теряет слух. Пусть эти слова вернут тебе способность слышать». — Потом он прикрыл ей глаза. — «Горе закрыло от тебя солнце, и ты оказалась в темноте. Я возвращаю тебе солнечный свет». — Он встал перед ней на колени, так что их глаза оказались на одном уровне, и положил руки крест-накрест ей на, грудь. Сердце ровно билось у него под ладонями. «Твои мысли целиком отданы горю. Освободи их, не то ты тоже зачахнешь и умрешь». — Он взял ее за руки. — «Твое горе лишило тебя сна, и твоя постель кажется тебе жесткой и неудобной. Я сделаю ее мягкой». — Робин поцеловал сначала одну ее руку, потом другую. — Твой отец больше всего на свете желал тебе счастья. Во имя него ты должна найти дорогу из темноты.

Макси закрыла глаза. По ее щекам текли слезы.

— Как ты все это запомнил, Робин? — прошептала она.

— Эти слова высечены в моем сердце, Канавиоста.

Открыв глаза, Макси сказала:

— Отец никогда не говорил со мной о своем здоровье. Ему была отвратительна всякая мысль о слабости. Покончить с собой, зная, что я тут же получу наследство, а он избавится от медленной мучительной смерти — это так на него похоже. Я сама бы об этом догадалась, если бы не была поглощена своим горем. — Она полувсхлипнула-полуусмехнулась. — А что он и под конец сплоховал — это тоже так похоже на Макса. Без меня он был как без рук.