Принц Полуночи - Кинсейл Лаура - Страница 22

22

Минуту она сопротивлялась, чисто из упрямства. Затем сдалась.

— Я промывала глаза лошади.

Он осторожно взял у нее из рук мешочек.

— Я знаю. — Его рука снова обняла ее. — Ma bonne fille[45], я знаю.

Ли учащенно задышала.

— Молчите! — резким шепотом сказала она. — Я не ваша дорогая девочка, уверяю вас.

— Добрая и нежная. — Губы его коснулись ее виска.

— Перестаньте, — сказала она, но голос ее предательски дрожал. Она чувствовала его тело рядом с собой. — Не сейчас.

Руки его сдавили ее плечи.

— Ли… — Он поцеловал уголки ее губ. — Сердце мое, прекрасная моя…

Губы его слились с ее губами. Необычайно сильное удовольствие поднялось откуда-то из глубины в ее душе. Она припала к нему, позволяя обнимать себя; позволила ему взять верх — с его горячностью, с его страстным желанием.

— Ты мне нужна. Я хочу тебя, — простонал он, не переставая целовать ее.

Страсть, и гнев, и боль взметнулись в ней, когда она вся трепетала в его объятиях.

— Уберите руки, — проговорила она сквозь зубы, — иначе я убью вас.

— Пистолеты на рассвете, месье? Когда ты купишь себе платье и положишь конец этому фарсу?

— Когда будет угодно мне. — Она выдернула руку.

Он не пытался ее остановить.

— Ли, — сказал он из темноты, — не уходи.

— Неужели вы не нашли себе сегодня другую, согласную провести с вами ночь? Что же, я полагаю, если вам нужно получить удовольствие, я…

— Не смей говорить так! — Он сделал несколько шагов, чтобы уйти, но вдруг вернулся. — Лекарства, — сказал он и сунул мешочек в руки. — Может, промывания и помогают.

— Может быть, — сказала она. — Но… это ерунда… по сравнению с тем, что сделали для нее вы. Научили ее этаким штукам. — Она коснулась ладонью его руки. — Спасибо за это.

Он стоял неподвижно, только силуэт его был виден на фоне освещенной гостиницы; дыхание на морозном воздухе окружало его ореолом.

— Вы меня с ума сведете! — сказал он и пошел прочь.

Они достигли побережья у Дюнкерка и продали там кобылу новому владельцу, пожилому лудильщику с веселыми глазами — хозяину пятнистой собаки; Эс-Ти мог смело надеяться, что лошадь будут ценить и кормить досыта за ее таланты.

Ли не так легко было расстаться с кобылой. После Руана она не пыталась вылечить глаза лошади и даже не подкармливала ее. Угощение — конфеты, яблоко, — получаемое лошадью просто так, только мешало дрессировке. Она прекратила это делать, не стала больше гладить лошадь и разговаривать с ней, даже смотреть в ее сторону. И тогда Эс-Ти захотел, чтобы все оставалось по-прежнему: пусть бы она продолжала нарушать строгие правила воспитания, бездумно балуя лошадь.

В то утро, когда он должен был передать кобылу лудильщику, Ли хмуро сказала, что у нее есть более важные дела. Она оставила Эс-Ти и лошадь у причала Дюнкерка. Ушла и не оглянулась.

Отведя лошадь в ее новую конюшню, Эс-Ти зашел в портовую лавку. Мимо проехала маленькая повозка, запряженная собакой. Ли не было видно. Он повернулся к прилавку и стал разглядывать медальон — серебряную вещицу — звезду тонкой работы. В центре ее находился крошечный страз. Эс-Ти вопросительно посмотрел на продавца.

— Сто пятьдесят, — сказал тот по-французски с фламандским акцентом.

— Дьявол! — Эс-Ти рассмеялся и уронил медальон на прилавок. — Пятьдесят. И мне нужна ленточка для него.

— Какого цвета? — спросил продавец, тут же переключаясь на английский. Он выдвинул ящик и вытащил целую радугу атласных лент. — Я не представляю, как можно продать такой медальон дешевле сотни. Серебро, понимаете? Regardez[46]… какого цвета у нее глаза, месье?

Эс-Ти улыбнулся.

— Южное море. Небо на закате. Пятьдесят пять, mon ami[47]. Я влюблен, но беден.

Продавец развел руками, держа ленточки всех оттенков сапфира.

— Ах, любовь! Я понимаю. Девяносто, и я даю вам ленточку в подарок.

У Эс-Ти оставалось сто двадцать ливров — пять английских гиней, включая деньги, вырученные за слепую кобылу. Но нужно было еще платить за постой, а потом за то, чтобы пересечь Ла-Манш, — для этого необходимо было подкупить кое-кого из контрабандистов, чтобы они молчали.

— Восемьдесят пять, месье, — предложил продавец. — Восемьдесят пять, ленточку всех цветов — под все ее красивые платья.

— Я не могу этого позволить. Дайте мне только бритву.

— Шестьдесят, милорд, — быстро сказал продавец. — Шестьдесят за медальон, бритву и сапфировую ленточку. Беспошлинно. Дюнкерк — свободный порт. Большего я не могу для вас сделать.

— La peste[48]. — Он вздохнул. — Ладно, давайте.

— Ее голубые глаза будут сиять, как звезды, месье. Я вам обещаю.

— Certainement[49], — сказал Эс-Ти, Заплатил, взял расписку об освобождении от французских налогов, затолкал сверток в жилетный карман и вышел. Некоторое время он стоял и смотрел на воду, на лодки. В памяти всплыло, как плохо он себя чувствовал, пересекая пролив в предыдущий раз. Он вернулся в лавку и спросил, где найти аптекаря.

Ли встретила его через четверть часа, когда он выходил из лавки фармацевта. Он не мог понять, почему на улице не останавливаются прохожие и не смотрят на нее, раскрыв рты от удивления. Было совершенно очевидно, что это красивая молодая женщина, переодетая в мужской костюм. Она просила дать ей его шпагу, но он не разрешил. Пользоваться ею она не умела. Эс-Ти не хотел подвергать ее риску, делая легкой мишенью для нападения других.

— Что вы купили? — спросила она.

— Сушеные фиги.

— А, фиги. — Она пожала плечами, а потом даже наградила его слабой улыбкой. — Я боялась, что вы купите какое-нибудь лекарство у этого шарлатана.

— Шарлатана?

— Я заходила к нему, у меня закончился сушеный можжевельник. У него на наперстянке написано «магнезия», а его подорожник заплесневел. Такие, как он, могут дать больному вместо обычного ядовитый паслен… А фрукты у него вполне съедобны. Можно попробовать?

— Видите ли, это не совсем… фиги… совсем не фиги. Вы уверены, что он шарлатан?

— Вы все-таки купили лекарства, да?

— А вы купили юбку? — парировал он.

— Это к делу не относится. Что там у вас? Нельзя принимать лекарства, купленные здесь. Это небезопасно.

— Осторожно, Солнышко. А то я могу подумать, что тебе не все равно, как я себя чувствую.

— Я и ломовой лошади не дала бы его снадобья.

— Спасибо. А то у меня голова от восторга пошла кругом. — Он повернулся и пошел по улице к набережной. Ли не отставала от него.

— Зачем вам лекарства? Вам нужно было спросить меня.

— А где ваша новая одежда? Не вижу свертков ни платьев, ни шляп и шалей. Куртка уже протерлась до дыр, вы не находите?

Эс-Ти оставил ее кипеть от возмущения. Потом помахал рукой телеге молочника и дал крестьянину су, чтобы тот их вывез из города. Поездка прошла в обоюдном молчании.

В миле от Дюнкерка на дороге, ведущей вдоль берега, где белый песок сдувало с дюн и разносило бледным веером по обеим сторонам пути, он соскользнул с телеги. Ли тоже спрыгнула и пошла за ним, и они продолжали медленно двигаться дальше.

Когда они подошли к аккуратным домикам, расположенным чуть в стороне от дороги, навстречу им вылетел маленький мальчик в длинных полосатых чулках.

— Волк проснулся, месье! — Мальчик, пританцовывая, бежал перед ними спиной вперед, быстро говоря по-французски. — Он ждет вас! Мама дала мне для него баранью кость. Вы его выпустите побегать? Мне кажется, я ему нравлюсь, правда?

Эс-Ти притворился, что серьезно обдумывает ответ.

— Он лизнул тебя в лицо? Вот видишь. Он бы не лизнул тебя в лицо, если бы ты ему не понравился.

Ребенок залился радостным смехом.

вернуться

45

Моя дорогая девочка (фр.).

вернуться

46

Посмотрите (фр.).

вернуться

47

Мой друг (фр.).

вернуться

48

Чума (фр.).

вернуться

49

Конечно (фр.).