Генерал его величества - Величко Андрей Феликсович - Страница 75

— Запуск успешный, — доложил оператор, — через двенадцать-тринадцать минут должен войти в зону контакта.

— Вниз посмотрите, — предложил я, — нормально получится с такой высоты наводить или мне еще немного опуститься?

— Попаду, — сказал оператор, поднимаясь с четверенек. Правда, некоторое сомнение в его голосе все же присутствовало, так что я решил снизиться до полутора километров.

— Есть контакт! — раздался голос у меня за спиной, — развернитесь носом на два часа! Так, чуть правее… как крикну, на пять и держите курс… давайте!

Ох, как красиво летела «кошка»! Мне удавалось парировать даже воздушные ямы, не говоря уж о точной выдержке курса, а краем уха я слушал азартные комментарии оператора:

— Так, вниз давай, еще чуть… левее… е-есть!!!

Я заложил крутой вираж, чтобы посмотреть вниз. Ничего особенного с высоты я не увидел, просто у южной стороны квадратика — дока — вспухало облако взрыва. Но у оператора было отличное зрение и бинокль с восьмикратным увеличением, поэтому он просветил меня:

— Точно в ворота! Их вообще снесло напрочь!

— Дядя, я «Конь», — ожили наушники, — мы на подходе.

— Работайте, истребителей противника нет, — разрешил я.

Две «кошки» свалились на крыло и с нарастающим воем помчались вниз. Кстати, сирены на пикировщики мы ставили вовсе не для психологического эффекта. Ведь когда пикируешь, надо точно знать свою скорость, но смотреть-то при этом требуется не на спидометр, а на цель! Так что по вою сирен летчик просто определял на слух скорость пикирования.

Самолеты отбомбились не по кораблям, во множестве стоящим в бухте, а по главному производственному корпусу верфи зажигалками. «Это хорошо, что тут любят строить из дерева», — подумал я, глядя вниз. Вот что-то мощно полыхнуло, как раз где стояло нечто вроде бы цилиндрическое — цистерна небось… А горит-то как хорошо, прямо душа радуется! Дым поднимался уже почти на километр.

— Второй — есть контакт! — отвлек меня от возвышенных размышлений голос оператора. — Курс три часа… так… боевой курс… есть!

— А этого куда? — поинтересовался я.

— Как положено — прямо между кораблем и стенкой. Там как раз зачем-то народ суетился…

«Теперь уже вряд ли суетится, — подумал я, глядя на дым внизу. — Ну ладно, нам пора — ждать второго прилета пикировщиков не обязательно, и без меня прекрасно справятся. И лететь к „Свете“ лучше напрямую, а то левый мотор что-то греется заметно сильнее правого…»

Мотор сдох за двадцать километров до посадки, но это было уже неважно, лететь оставалось всего ничего, вполне и на одном моторе сяду, приходилось уже.

Когда уже начинало темнеть, «Светлана» легла на обратный курс. Пикировщики сделали еще по три вылета, подожгли склады с углем и разнесли корабль, который посчитали плавмастерской. А теперь нам предстояла дорога в Порт-Артур…

Ведь как только японцы поймут, что сейчас наша авиация может дотянуться куда захочет — а не понять это после сегодняшнего веселья трудно, — они начнут делать выводы. Главный — снабжение по морю теперь безопасно только в нелетную погоду. Да и то не так чтобы очень, потому что есть еще и наши крейсера! А значит, генеральное наступление откладывать нельзя — или проводить его в ближайшее время, или вовсе от него отказываться! Вот только знать бы еще, куда они ударят. Вроде должны по Порт-Артуру, по данным разведки, там почти две армии — но вдруг! Поэтому Кондратенко и был теперь представителем канцлера в Мукдене.

Утром мы подошли к Порт-Артуру. Вообще-то один из вариантов плана предусматривал, что от места бомбежки я полечу туда своим ходом, но отказавший мотор поставил на нем крест, и генерал-адмиралу пришлось малость подработать извозчиком. Именно подработать — операция по бомбежке обошлась мне в семьсот пятьдесят рублей, проигранных генерал-адмиралу во время ожидания и на пути в бухту.

Выгрузив меня и «кошку», дядя адмирал уплыл, а я отправился навещать Макарова, лежащего в нашем поезде-госпитале. Деловой беседы не получилось, адмирал был еще слишком слаб, так что я просто пожелал ему скорейшего выздоровления от Гоши и от себя. Интересоваться ходом ремонта броненосцев я даже не стал — и так ясно, что в ближайших событиях они участия не примут, а до неближайших еще дожить надо… Вместо этого я заехал к племяннице.

Увидев меня, Маша хохотала минут десять, к вящему изумлению моей и ее охраны.

— Мюллер, блин, какой-то, — в голос ржала она, — неделю бомжевавший под платформой… Погон у тебя с какой стороны? И кто тебя надоумил под эсэсовский мундир водолазку натянуть? А на голове у тебя что? Это тебе кажется, что фуражка, а по мне, так оно больше панаму напоминает! Да когда же мне мой фотоаппарат принесут, в конце концов? Ой, не могу…

Результатом теплой встречи с родственницей стало то, что к Каледину я поехал не сразу, а сначала заскочил в свой поезд и переоделся в авиационный мундир. Действительно, новая форма по мне еще не обмялась, опять же требуются мелкие доделки… Не будем травмировать старых соратников непривычным внешним видом.

Но через день Маша сменила настроение на противоположное.

— Дядя Штирлиц, — заявила она прямо от двери купе, — я вами восхищаюсь! Позвольте взять назад все недостаточно учтивые слова, произнесенные мной позавчера исключительно от растерянности… Эта встреча стала для меня полной неожиданностью. Я, кстати, Гоше срочную радиограмму отправила — пусть хоть голову сломает, но найдет, чем таким этаким тебя наградить, небывалым… Потому как тридцать два миллиона за два неполных дня — это фантастика!

— Да в чем же дело, объясни толком! — возмутился я, хотя в общем-то уже догадывался о сути происходящего.

— Поверили! — восхищенно заявила Маша. — Мы же эту легенду про разгром Камимуры и возвращение Паши в Индийский океан больше для прикола запустили, а они — я до сих пор офигеваю — поверили! Лондонская биржа как закрылась после утренних торгов, так до сих пор и стоит… Короче, все, можешь не волноваться, войну ты уже почти выиграл.

— А японцы-то чего молчат? — не понял я.

— Зачем молчат? Очень даже орут благим матом, только их плохо слышно. Кабель с Китаем в очередной раз оборвался, только-только починили… В общем, не меньше суток пройдет, пока до мира будет доведен их вариант текущих событий. Телеграф, он против радио как плотник супротив столяра… А потом, куда они особо попрут поперек фактов-то? Новейший крейсер Камимуры утонул? Утонул. Или сгорел? Нету его, короче. Сасебо ты разнес в щебенку? Вполне. Ну разве что местами крупноват щебень получился, но для непросвещенной публики сойдет. Так что еще дня три мы с этой истории сливки-то поснимаем… Одуванчику небось опять какие-нибудь гроши перепадут? Ведь признайся, ты наверняка ему собрался заплатить даже меньше миллиона!

Перед уходом племянница спохватилась:

— Да, а что за путаница с этими тихоокеанскими эскадрами? Вчера еще была одна-единственная в Артуре, а сегодня котировки уже плывут помаленьку от действий второй и выхода куда-то третьей…

— А, — махнул рукой я, — обычный блеф. Вторая — это тот же Одуванчик, только без торпедных катеров и деревянной шхуны. А третья — это Рожественский, которого ты упорно величаешь Рождественским. Неужели трудно запомнить, что его фамилия происходит не от «Рождества», а от «рожи»! Это мы с Гошей перед моим отъездом его срочно оприказили — за неделю собрать эскадру и дуть на Дальний Восток… Я, честно говоря, про него и забыл, а он, значит, почти месяц собирался? Ну правда, он не в курсе, что на самом-то деле от него требуется только выйти из Балтики. Значит, говоришь, котировки? Это хорошо… и у японцев будет дополнительный стимул взять Порт-Артур побыстрее, до прихода этой самой третьей эскадры.

ГЛАВА 42

Японцы дали нам почти четыре недели. За это время в Дагушань прорвалось не то семь, не то восемь транспортов, а потоплено, если верить летчикам, было не меньше одиннадцати. Еще три ухитрились разгрузиться в Бицзыво.