Старик Хоттабыч (илл. Ротова) - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 60

— Да, — печально отозвался Хоттабыч, — братец у меня не сахар.

— Да встаньте вы, наконец! — брезгливо обратился Волька к Омару Юсуфу, продолжавшему стоять на коленях и всё порывавшемуся поцеловать Волькину руку.

— Каковы будут твои приказания, о мой юный, но могучий господин? — угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои мягкие ладони и поднимаясь на ноги.

— Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать ни на секунду эту каюту.

— С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший из отроков! — льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и благоговением глядя на Вольку.

Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой день, ни на третий солнце не скрывалось за горизонт. Придравшись к какому-то мелкому проступку Омара Юсуфа, Волька продлил круглосуточное пребывание дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от Степана Тимофеевича, что «Ладога» наконец вступила в широты, где день на короткое, правда, время, но всё же уступит место ночи, Волька сообщил об этом Омару Юсуфу, как об особой его милости к недостойному и сварливому джинну.

Омар Юсуф вёл себя тише воды, ниже травы, ни разу и ни на минуту не покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда «Ладога» под звуки оркестра и крики «ура» пришвартовалась, наконец к той самой пристани Архангельского порта, от которой она отчалила ровно тридцать дней назад.

Конечно, Омару Юсуфу безумно не хотелось возвращаться даже на время в медный сосуд, где он провёл в одиночестве столько безрадостных веков. Но Волька торжественно обещал выпустить его, как только они вернутся домой.

Не скроем: у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой гостеприимную «Ладогу», было очень большое искушение швырнуть его в воду. Но, не давши слова — крепись, а давши — держись. И Волька сошёл на пристань, подавив в себе минутное искушение…

Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев.

Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу».

Отлично пообедав, ребята долго рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, но благоразумно не упоминали о Хоттабыче. Только Женя, увлёкшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он сболтнул:

— А тут, понимаешь, вылезает вперёд Хоттабыч и говорит…

— Что за странное такое имя — «Хоттабыч?» — удивилась Татьяна Ивановна.

— Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», а сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали, — не растерялся Женя, хотя и очень покраснел.

Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внимания. Все с завистью смотрели на Женю, который ежедневно и запросто встречался с настоящим, живым боцманом.

Зато у Вольки едва не произошло несчастье с медным сосудом. Он сидел в столовой на диване, с большим знанием дела объяснял родителям разницу между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты исчезла бабушка. Она пропадала минут пять и вернулась, держа в руках… сосуд с Омаром Юсуфом.

— Это что такое? — с любопытством осведомился Алексей Алексеевич. — Откуда ты это мама, достала?

— Представь себе, Алёша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать вещи, вижу — лежит вполне приличный кувшин. Пригодится для наливок. Его только почистить надо, уж больно он позеленел.

— Это совсем не для наливок! — побледнел Волька и выхватил сосуд из бабушкиных рук. — Это меня просил помощник капитана передать его знакомому. Я обещал сегодня же снести.

— Очень занятный сосуд! — одобрительно отозвался Алексей Алексеевич, большой любитель старинных предметов. — Дай-ка, Воля, посмотреть. Эге, да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно.

Он попытался открыть сосуд, но Волька ухватился за кувшин обеими руками и залепетал:

— Его нельзя открывать!.. Он даже вовсе не открывается… Он совсем, совсем пустой… Я обещал помощнику капитана не открывать… чтобы винтовая нарезка не испортилась…

— Скажите, пожалуйста, как он разволновался! Ладно, бери эту посудину на здоровье, — сказал Алексей Алексеевич, возвращая сыну сосуд.

Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный сосуд. Но разговор уже больше не клеился, и вскоре Костыльков-младший встал со своего места и, сказав как можно непринуждённей, что он пойдёт отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату.

— Только смотри, не задерживайся долго! — крикнула ему вдогонку мать, но его уже и след простыл.

LXI. К чему приводят иногда успехи оптики

На берегу Вольку давно уже ждали Женя и Хоттабыч. Кругом было тихо. Необъятное ночное небо простиралось над головами наших друзей. Полная луна лила с высоты неживой, голубоватый свет.

Женя догадался захватить с собой бинокль и сейчас с наслаждением изучал в него Луну.

— А ну, товарищи, прекращайте свои занятия астрономией! — сказал, приближаясь, Волька. — Следующим номером нашей обширной программы — торжественный выпуск на волю всем нам хорошо знакомого Омара Юсуфа! Музыка, туш!

— Эта злючка и без туша не заболеет! — сурово отозвался Женя.

Чтобы подчеркнуть своё презрение к ненавистному джинну, он повернулся к кувшину спиной и изучал в бинокль Луну так долго, пока не услышал скрипучий голос Юмара Юсуфа:

— Да дозволено будет твоему покорнейшему слуге, о могучий Волька, осведомиться, чему служат чёрные трубки, в которые вперил свои благородные очи мой горячо любимый господин, а твой друг Женя?

— Кому Женя, а вам — Евгений Николаевич! — задорно подал голос Женя, не оборачиваясь.

— Это бинокль. Это… чтобы ближе видно было, — попытался объяснить Волька. — Женя смотрит на Луну в бинокль, чтобы лучше видеть. Чтобы она крупнее выглядела.

— О, сколько приятно, я полагаю, это времяпрепровождение! — подхалимски заметил Омар Юсуф.

Он вертелся вокруг Жени, норовя хоть краешком глаза заглянуть в бинокль, но Женя нарочно отворачивался от него, и самовлюблённый джинн был уязвлён этой непочтительностью до глубины души. О, если бы здесь не было могущественнейшего Вольки, одним словом своим остановившего на несколько дней движение Солнца! Тогда Омар Юсуф знал бы, как рассчитаться с непокорным мальчишкой! Но Волька стоял рядом, и взбешённому джинну не оставалось ничего другого, как обратиться к Жене с униженной просьбой дать ему возможность посмотреть на великое ночное светило через столь заинтересовавший его бинокль.

— И я прошу тебя оказать моему брату эту милость, — поддержал его просьбу Хоттабыч, хранивший до сих пор полное молчание.

Женя нехотя протянул Омару Юсуфу бинокль.

— Презренный отрок заколдовал магические трубки! — вскричал через несколько мгновений Омар Юсуф, со злобой швырнул бинокль на землю. — Они уже сейчас не увеличивают, а, наоборот, во много раз уменьшают лик Луны! О, когда-нибудь я доберусь до этого юнца!

— Вечно ты зря кидаешься на людей! — сказал Волька с отвращением. — При чём тут Женя? Ты смотришь в бинокль не с той стороны. — Он поднял бинокль с травы и подал его злобствовавшему джинну. — Надо смотреть через маленькие стёклышки.

Омар Юсуф недоверчиво последовал Волькиному совету и вскоре произнёс с сожалением:

— Увы, я был лучшего мнения об этом светиле. Оказывается, оно щербатое, с изъеденными краями, как поднос самого последнего подёнщика. Уж куда лучше звёзды! Они хоть и во много крат меньше Луны, но зато, по крайней мере, без видимых изъянов.

— Дай-ка мне, о брат мой, удостовериться в правильности твоих слов, — сказал заинтересовавшийся Хоттабыч; посмотрел в бинокль и с удивлением согласился: — На этот раз мой брат как будто бы прав…