Маневры неудачников - Злотников Роман Валерьевич - Страница 28

Я убрал карточку в карман, пока окончательно не решив, что я с ней буду делать.

— До встречи на крейсере, — сказал Визерс и ушел, оставив меня наедине с тревожными мыслями и остывшим кофе.

Молодчики в штатском, которых я принял за группу поддержки генерала, дождались, пока я допью кофе, и проводили меня безразличными взглядами.

ГЛАВА 11

Космический корабль — это очень сложная штуковина.

Люди, имеющие дело со сложными штуковинами, делятся на две категории — пользователей и специалистов. Думаю, что сие разделение берет свое начало еще во времена изобретения каменного топора.

То есть взять каменный топор и тюкнуть им мамонта по голове мог любой дурак. Но вот соединить кусок камня и кусок дерева таким образом, чтобы эта конструкция не развалилась еще при замахе и ею можно было бы тюкнуть по голове мамонта, наверняка был способен не каждый.

И если еще в Средние века разница между пользователями и специалистами была наподобие маленькой трещины, через которую мог перешагнуть почти любой желающий, научно-технический прогресс превратил эту трещину сначала в разлом, а потом и в пропасть.

Сколько автомобилистов начала двадцать первого века могли объяснить принцип действия двигателя внутреннего сгорания, отличить стартер от трамблера или тем более найти причину, по которой машина внезапно перестала «тянуть»?

Если я еще мог худо-бедно разобраться в карбюраторном жигулевском движке, инжекторные моторы с компьютерными чипами были для меня тайной за семью печатями, и такими было большинство автовладельцев. Они умели водить машину, при необходимости могли долить масла, заменить колесо или свечи, а при любой более сложной неисправности обращались к специалистам.

Или те же компьютеры… В начале двадцать первого века в Интернете сидело около миллиарда человек, а сколько из них могли самостоятельно установить на свой компьютер новую операционную систему или скачать из того же Интернета необходимые патчи и драйверы?

Управлять космическим кораблем было сложно, однако я смог этому научиться за несколько месяцев напряженных тренировок. Но для того чтобы научиться диагностировать и устранять неисправности, требовались не месяцы и, возможно, даже не годы, а десятилетия. Устройство космического корабля на несколько порядков сложнее устройства автомобиля, в нем задействованы десятки сложнейших систем, отказ любой из которых может быть чреват весьма неприятными последствиями. Здесь я был начинающим пользователем, и стать специалистом у меня не было вообще никаких шансов.

Ситуация усугублялась еще и тем, что даже специалист может не заметить проблемы до тех пор, пока корабль находится в стояночном ангаре. Пока автомобиль стоит в гараже и сверкает краской, с ним все в порядке. Пока автомобиль не заведен, стук в двигателе не слышен.

С космическим кораблем все еще сложнее.

Даже если я получу разрешение и выведу его из ангара, я смогу проверить только состояние маневровых двигателей и систем жизнеобеспечения, а этого мало. Для того чтобы убедиться в исправности прыжкового двигателя, нужно совершить прыжок, причем один прыжок стопроцентной гарантии тоже не даст.

А два? Кто ж знает, как специалисты по саботажу могли запрограммировать взрывное устройство?

— Прекрасная болезнь — паранойя, — сказал Азим, когда я начал выяснять, не заметил ли он каких-то неполадок на борту корабля. — Тем, кто ею болеет, никогда не бывает скучно.

— Нормальное заявление для человека, который полтора года пичкал меня теориями заговоров, — сказал я. — Если у меня паранойя, что еще не факт, то именно вы с Асадом эту паранойю и развили.

— У тебя паранойя, — сказал Азим. — Мне приятно, что ты не забыл мои уроки, но и в своих подозрениях надо знать меру.

— На Новой Колумбии вы тоже были безмятежны, — сказал я. — И чем все кончилось?

— Ты сравниваешь абсолютно разные ситуации, — сказал Азим. — Мы прибыли на планету не на том корабле, на котором должны были ее покинуть. В отличие от тебя, пилотировавшего свой корабль самостоятельно. Сколько человек имели доступ к кораблю после того, как ты оставил его в ангаре?

— Официально двое, — сказал я. — Но я не думаю, что отсутствие цифрового ключа может надолго затруднить доступ профессионалу.

— И ты бы не заметил следов вмешательства?

— Если бы это был классный профессионал, вряд ли. — Рассказывать Азиму о том, что с судном могли поработать профессионалы из СБА, мне не хотелось. Я не был уверен, что Визерс намекает мне именно на них, а вторым человеком, имевшим официальный доступ к моему кораблю, был сам Азим. Вот уж правда, никому нельзя верить.

— Допустим, — сказал Азим. — Но зачем морочить голову с диверсией на прыжковом двигателе?

— Потому что вмешательство в другие системы распознать гораздо легче.

— Я не об этом, — сказал Азим. — Существуют и более простые способы тебя убить. Корабль при этом можно вообще не трогать.

— Мне продолжать проводить аналогии с Новой Колумбией?

— Нет тут никаких аналогий, — отрезал Азим. — На Новой Колумбии Асада хотели вовсе не убить.

— Тем не менее шансы на летальный исход были весьма велики, — заметил я. — И…

— Я проверю корабль, — сказал Азим. — Прямо сейчас пойду и проверю. Что мне искать?

— Все, что покажется тебе подозрительным, — сказал я. — То есть стандартный набор процедур.

— Хорошо, — сказал Азим. — Только сначала скажи мне, с чего ты вдруг вбил себе в голову, что с кораблем что-то не так?

— А если это просто предчувствие?

— Это просто нервы, — сказал Азим. — Я, конечно, проверю, но сам понимаешь…

— Да, понимаю, — сказал я. — Далеко не все проблемы можно обнаружить, пока корабль стоит.

— Хорошо, что ты отдаешь себе в этом отчет, — сказал Азим и отчалил искать проблемы на борту.

Спокойнее мне не стало.

Визерс не просто так спрашивал, верю ли я в совпадения. Их действительно было слишком много, но интересно, какие именно совпадения генерал СБА имел в виду?

После третьей чашки кофе не лез в горло. К нему катастрофически не хватало сигареты. Наверное, на психологическом уровне мне уже никогда этой привычки не побороть.

— Третий час тут сидим, — пожаловался Фил. — Давай хоть пива закажем.

— Мы вроде бы как на дежурстве, — сказал я.

— Это ад, — сказал Фил. — Сидим в кабаке и третий час смотрим, как кто-то напивается. Кому-то весело и хорошо. А мы на дежурстве, и нам нельзя.

— Отнесись к этому философски, — посоветовал я. — Представь, что сейчас ты мог бы быть в каком-нибудь менее приятном месте. Ползал бы по техническим уровням, например.

— Моего воображения на это не хватает, — сказал Фил.

— Тогда заткнись.

Фил обиженно засопел, но заткнулся. Впрочем, я был уверен, что надолго его не хватит.

Несмотря на благоприятное для распития алкогольных напитков время — вторая рабочая смена недавно закончилась и началась третья, условно ночная, — обилия посетителей в баре не наблюдалось. Стоило только обитателям станции заглянуть внутрь и увидеть, кто именно гуляет за центральными столиками, как они сразу же решали либо провести вечер в трезвости, либо накачиваться алкоголем в каком-нибудь другом месте.

Двенадцать имперских штурмовиков — не то зрелище, чтобы пробуждать в людях чувство безопасности. А уж рядом с двенадцатью пьяными имперскими штурмовиками человек может чувствовать себя комфортно, только будучи облаченным в боевую броню и держа в каждой руке по готовому к стрельбе плазмомету.

Хотя, надо сказать, вели себя имперцы вполне прилично. Большей частью они просто пили и вели негромкие разговоры, изредка прерываемые раскатами хохота, каждый раз заставляя Фила вздрагивать.

— И все-таки, старшой, я был бы не против, если бы ты мне объяснил, что мы тут делаем.

— Работаем.

— Это понятно, — сказал он. — А более конкретно?

— Контролируем ситуацию.

— Ага, — сказал Фил. — То есть тут вот сидят двенадцать имперских штурмовиков, которые и в трезвом-то состоянии считаются самыми опасными рукопашными бойцами в галактике, накачиваются виски и травят байки о своих похождениях, а мы вдвоем контролируем ситуацию, да? Надо сказать, что это какая-то неожиданная трактовка фразы «контролировать ситуацию». И что мы будем делать, когда ситуация выйдет из-под контроля?