Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна - Страница 26

Была ли бы она так покойна сейчас, если б на мгновение смогло ей приоткрыться ближайшее будущее? Если бы знала она, что этот другой, бесконечно интересный и, безусловно, чуточку опасный мир состоит из таких чувств, поступков и событий, с которыми не приходилось еще сталкиваться ее открытой веселой душе. И что они зачастую вовсе не поддерживают гармонию существования человека, а, совсем наоборот, стремятся разрушить ее. И что так часто эта цель бывает достигнута…

Глава девятая

Именины. Предчувствия. Правда о карточной игре

И вот торжественный день Наташиных именин настал! Теплый, солнечный, cовсем летний. 8 сентября… На праздничный обед, с последующим вечерним чаепитием, было приглашено человек пятьдесят гостей – от соседских помещиков с детьми до старинных приятелей из сопредельных уездных городов и Петербурга. Эти Наташины именины Николай Никитич решил отметить широко и радостно, ведь в прошлый год, накануне своего 16-летия, Наташа, прыгая через одну ступеньку, подвернула ногу, и тогда праздник пришлось отменить. Такой важный день она провела в обществе отца и Ольги, помогая им осилить все приготовленные угощения, морщась от боли и тихонечко про себя ругаясь от такой случившейся незадачи.

Но сегодняшний праздник, призванный восполнить ту потерю, обещал стать грандиозным! На кухне уже два дня творили и ругались русский и французский повара. Сумасшедшие деньги были заплачены за платье именинницы. Многие, многие, любившие Краскова и его дочь, с удовольствием готовили подарки, предвкушая интересный и душевный вечер.

Наташа волновалась, и волновалась сильно. Она не боялась скакать верхом, бродить по ночам в лесу, заплывать на середину пруда и брать в руки ужа. Но этих своих именин она боялась до паники. Весь дом как с ума сошел: крики, беготня, сердитые приказания Николая Никитича, обморок горничной Лизы… Та в пылу подготовки сожгла какую-то ленточку от платья барышни и от чрезвычайно свойственной ей мнительности уже видела себя на каторге. Наталье еле удалось ее успокоить. Все суетились, сталкивались на лестнице, на миг замирая недоуменно, силясь вспомнить, что же из ста нужных дел надобно исполнить сейчас, в первую очередь. Наташа, поддавшись общей суматохе, тоже начала было бегать, но вовремя остановилась. Налаженный красковский быт хоть и выглядел шумным и суматошным, однако вся подготовка производилась четко и слаженно и вмешательства почти не требовала. Захлопнув двери своей комнаты и отрезав себя таким образом от суеты, она села подумать, отчего же все-таки ей так нынче волнительно…

И только взяла в рот кончик карандаша, чтобы задумчиво его погрызть, как часы пробили двенадцать, и в дверях возникла Лиза:

– Наталья Николаевна, госпожа Затеева с дочерью пожаловали, Ольга Кирилловна к вам поднимаются, – старательно прокричала горничная, все еще пребывавшая в легкой истерике от сожженной ленточки.

«Ох, Лиза, что ж кричать-то так», – подумала Наташа раздраженно и тут же поняла, что раздражается не от Лизиного крика, а от того, что спокойно подумать ей сегодня уже не суждено. Совсем забыла, что сама попросила приехать Затеевых пораньше. Чтобы Ольга с платьем помогла, а ее маман – присмотрела за сервировкой стола.

Двери распахнулись, и Оля предстала перед Наташей в так любимых ею розовых тонах платья и с абсолютно мученическим выражением лица.

– Ольга, ну что ты, оплакивать, что ль, кого на именины явилась? – хмурым голосом поинтересовалась Наташа. – Ты же подруга! Я и так сама не своя, а ты еще вот-вот здесь рыдания изобразишь! Ну что случилось?

– Так ведь сколько мужчин будет! – басом произнесла Ольга и, прокашлявшись, добавила: – Маман меня как на сватовство сюда собирала… – И снова басом: – Граф Саша опять же пожалуют.

Наташа почувствовала, что краснеет. Со словами подруги стало понятным и собственное свое нервное состояние. Ведь действительно граф Саша пожалуют…

Ольга грустно на нее посмотрела и прошептала:

– Полюбила его я, а достанется он тебе!

– Ну что же это ты такое говоришь! – вскакивая с кресла, почти закричала Наташа. – Стоит подружиться двум людям, так вы со своими мамушками и тетушками уже свадебные наряды обсуждаете!

Наталья разозлилась слишком сильно, сказанное Ольгой было не настолько серьезно. Краешком возмущенного сознания она это понимала. Ведь сколько раз они обсуждали с Ольгой ее кандидатов в женихи, и все это с шутками и абсолютным благодушием. А сейчас ей даже разреветься хотелось от злости! Но те же мамушки и тетушки уже давно поняли то, что Наташа боялась понять. То, что было видно всем. Княжна Краскова была влюблена в графа Орлова – граф Орлов был влюблен в нее. Во веки веков, аминь!

Видел это печалившийся Николай Никитич, начавший потихоньку наводить более детальные справки о делах графа. Видела это Феофана Ивановна: за вечерним чаем она стала часто всплакивать, вспоминая своего покойного мужа, и порывисто целовать Сашеньку в макушку. Видела это и отвергнутая Софья Павловна…

Ольга сначала оторопела от Наташиного крика, а затем разрыдалась и кинулась к подруге на шею.

– Наташенька, но не кричи так! Я же понимаю, куда мне графа добиваться, вы же друг для друга, а я что, я же не со злости, Бог с тобой! Да что же это, теперь мы и рассориться должны! Для тебя это серьезно, ну и хорошо, ну и Бог с вами!

Наталья тихо присела на кресло и долгим взглядом посмотрела на подругу. Вздохнула.

– Не знаю я ничего, Оленька. Над тобой смеялась, а сама так совсем разум потеряла. Ну все, хватит! – решительно встала она. – Развели тут… Помоги платье застегнуть и не плакать мне больше! А то выйдут к гостям именинница с подружкой, как будто хоронить кого собрались…

Резкий порыв ветра распахнул окно. Безделушки, стоявшие на туалетном столике, посыпались на пол.

«Ох, что-то нехорошее я сказала, – скорее почувствовала, чем поняла, Наташа. – Что за день, Господи, – уже и не хочется ничего!»

Однако Ольга, уже забыв о ссоре, лепетала что-то восторженное вокруг ее именинного наряда. Солнце светило, день продолжался, и Наталья, отмахнувшись от нехороших предчувствий, с головой ушла в подборку драгоценностей к платью.

К назначенному времени потихоньку начали прибывать гости. Приехали уже известные нам доктор Никольский, старичок тайный советник, укушенная Князева. Чуть позже из столицы примчался давнишний друг Николая Никитича, генерал Захаров. После него гости повалили уже толпой! Зюм явилась под руку с холеным и препротивнейшим, по мнению Натальи и Ольги, господинчиком. Он все время презрительно щурил глаза и в огромных количествах поедал бутерброды. Как ни не хотела Наташа приглашать столь нелюбимую ею соседку, но Николай Никитич настоял. Скандала от такого пренебрежения к весьма известной даме вышло бы больше, нежели чем принять ее и стараться не обращать внимания. Холеный господинчик был представлен гостям как родственник Софьи Павловны. Чему никто не поверил, и гости (в основном, их женская часть) шушукались, что вкус у стареющей вдовы сильно испортился.

Наташа принимала поздравления и многочисленные, между прочим, роскошные подарки, и ощущение праздника, принесенного гостями, немного ослабило то нервное настроение, которое давеча овладело ею. Но волнение все же не оставляло ее – она не видела среди гостей того единственного, которого хотела видеть больше всех. Завитки волос, искусно уложенные на лбу и шее, подрагивали от быстрых ударов сердца, разносившего трепетную кровь по всей ее напряженной сейчас, облаченной в жемчужный шелк маленькой фигурке. Тонкие пальцы, выглядывавшие из невесомого кружевного рукава, время от времени нервно проходились по расшитому драгоценными камнями поясу. И так же, как они переливались и вспыхивали в свете огней, горящих в зале, так и Наташины изумрудные глаза блестели, разбиваясь на грани ожидания, нетерпения, тревоги, томления…

Она стояла в гостиной, в окружении гостей, шумно обсуждавших последний указ государя о сохранении государственного порядка. И вдруг, даже не оборачиваясь, по соскочившему с ритма сердцу поняла… и мысль ее озвучил дворецкий. «Граф Александр Орлов, Феофана Ивановна Ровчинская!»