Черным по черному - Пауэрс Тим - Страница 40

– Что ты видел?

– Рука поднялась из воды и на лету поймала меч за рукоять. Три раза описала им в воздухе круг и скрылась в глубине.

– О… – Он, наконец, успокоился. – Благодарю. Я не хотел оставлять долгов.

У кромки воды теперь покачивалась лодка, и женщина в залепленных грязью ботинках заботливо склонилась над ним.

– Наш сын убил меня, – сказал он ей, сдерживая дрожь, чтобы не клацали зубы.

– Уложите его в мою лодку, – произнесла она. – Он больше не для этого мира.

В ужасе очнулся он на жестком деревянном полу, не осмеливаясь шевельнуться, чтобы не привлечь к себе внимания неведомого. Вокруг была тьма, и рыскать в памяти ему совсем не хотелось. “Что бы ни случилось, – думал он, – где бы я ни оказался теперь, как бы ни назывался мой враг, да и я сам – лучше оставаться в неведении. Ничего не сознавать, не чувствовать, не помнить – возможно, тогда меня оставят наконец в покое и позволят заснуть”. Он снова погрузился в блаженное небытие.

Глава 13

– Пьян в стельку! Точь-в-точь, как я и думал. Напился моим пивом, за которое, смею заметить, не удосужился заплатить, а?

Даффи с трудом разлепил глаза и снизу вверх посмотрел на Вернера. Попытался заговорить, но лишь издал хриплый стон, довольно уместный, ибо ничего, кроме ругательств, не подворачивалось на язык. Ирландец находил мало приятного в пробуждении на полу. Не натянешь на себя одеяло, чтобы еще немного подремать. Ты вынужден не мешкая подняться и вернуться к прозе жизни. Встать на ноги оказалось не так уж трудно, как он ожидал.

– Заткнись, Вернер, – спокойно произнес он. – Не суйся в дела, тебя не касающиеся. И вели служанке подать мне завтрак посытнее.

Вернер только таращился, гнев в нем разгорался, как пучок тлеющей соломы под ветром.

– Ты хотя бы слышал, – продолжал Даффи, – что вчера ночью кое-кто пытался разнести это заведение из осадной мортиры? Когда б не викинги на конюшне, копаться бы тебе и прочему городскому отребью здесь в груде мусора. – Пыл Вернера поутих. – Твое пиво, – презрительно добавил Даффи, плюхаясь на стул за своим столом.

Точно жертва разбойников, сидящая после в сточной канаве и проверяющая целостность зубов и ребер, ирландец осторожно пытался восстановить свои воспоминания.

“Я, Брайан Даффи, – со сдержанной радостью констатировал он, – влюбленный в Ипифанию Фойгель и нанятый Аврелианом. Сейчас день после Пасхи, года 1529-го. Я, Брайан Даффи, и никто иной”.

Завтрак появился в одно время с Лотарио Мазертаном. Даффи сосредоточился на первом.

– Брайан, – сказал Мазертан, бросив накидку на скамью и растирая замерзшие руки, – близится час. Я вновь собираю вокруг себя своих рыцарей. И для тебя, – милостиво улыбнулся он, – найдется место за новым круглым столом Мне ведомо про твои доблестные деяния прошедшей ночью. – Он испытующе воззрился на ирландца. – Скажи, чувствуешь ли ты что-либо, например, полузабытые отзвуки минувшего, когда я произнесу имя… Тристан?

Даффи с набитым ртом помотал головой.

– Уверен ли ты? – не отступал Мазертан, голос которого едва не прерывался от сдерживаемых чувств. – Тристан! Тристан! – Он наклонился и заорал прямо в лицо ирландцу: – Тристан, ты слышишь меня?

Даффи схватил со стола миску с молоком и выплеснул ее в лицо Мазертану.

– Хватит, Лотарио.

Оскорбленный и мокрый Мазертан поднялся на ноги.

– Я ошибался, – прошипел он. – В Камелоте нет для тебя места. Не ведаю, кем ты мог быть когда-то, сейчас же твоя душа осквернена, подобна болоту с аспидами, жалящими рассудок.

Даффи не смог рассердиться, так его душил смех.

– Богом клянусь, – выговорил он наконец, – до твоего, Лотарио, появления день обещал быть очень мрачным. Аспиды, говоришь? Хе!

Мазертан развернулся и величественно удалился. Когда Даффи уже дожевывал горбушку черного хлеба, в комнату влетел Шраб.

– Мастер Даффи, – обратился он. – Верно, что прошлой ночью случилась резня?

– Нет. По крайней мере до той поры, пока я оставался трезвым.

– Но разве турки не пытались взорвать бомбу?

– Да, пожалуй, что так. На что похож двор сегодня с утра?

– На поле битвы. Сожженная повозка торчит посредине, точно черный китовый скелет, булыжник заляпан засохшей кровью, а кожевенная лавка и склад господина Венделя разнесены по камушку. Он просто вне себя. Говорит, что обдерет Аврелиана как липку. – Образ ободранного Аврелиана явно потряс воображение Шраба.

– Ага. В остальном все в порядке?

– Да. Разве что какие-то ребятишки, по-моему, лазили по крыше. Валяли дурака.

– Ребятишки? Ты видел их?

– Нет, но черепица разрисована какими-то рожицами, а на стенах мелом написаны латинские слова и еще кресты и звезды.

– Вот что… Возьми-ка пару ребят, налейте в ведра воды, заберитесь наверх и смойте эту ерунду, где достанете. Хорошо? Полагаю…

– Нет, Шраб, не надо, – прервал Аврелиан, неслышно появившийся за спиной Даффи. – Оставь эти знаки и не позволяй никому их стирать.

– Да, сударь, – кивнул Шраб и кинулся к кухонной двери, обрадованный менее трудным заданием.

Даффи поднял глаза на Аврелиана, который пододвинул освободившуюся после Мазертана скамью. Старик был бледнее, чем обычно, но глаза искрились необычайной энергией, а черные одеяния сегодня лучше сидели на его тощей фигуре.

– Могу я присесть? – поинтересовался он.

– Разумеется. К чему эти рисунки на стенах?

– К чему доспехи в бою? – Он издал скрипучий смешок. – После всех злоключений, которые мы претерпели внизу, чтобы вызвать стражей, ты хочешь теперь стереть их охранные знаки? Не пренебрегай советами – если не хочешь принять вызов… созданий, коих отгоняют эти руны, чары и лики.

– О-о… – Ирландец нахмурился. – Что до этого, могу заверить, что последнее время у меня нет желания принимать чей-либо вызов. Аврелиан снова рассмеялся, точно Даффи пошутил.

– Доедай, – сказал он. – Думаю, этим утром мы с тобой можем перевезти в город короля.

– Интересная задумка, – ответил ирландец, – боюсь только, не сегодня. Я чувствую себя неважно, к тому же я намеревался навестить старого свихнувшегося отца Ипифании.

На самом деле никаких планов на утро у него не было, и он предпочел бы любое занятие визиту к старому художнику, в особенности после видений лунного озера три дня назад, но он хотел проверить, насколько новое полученное место оставляет его независимым от Аврелиана.

– Ладно, день-другой пусть подождет, – пожал плечами старый волшебник.

Даффи был доволен. “Наконец я принадлежу самому себе”, – подумал он.

– Это Густав Фойгель, не так ли? – внезапно спросил Аврелиан. – Помню его. В свое время он оказал мне большую услугу, потому теперь я взял на себя заботу о его несчастной дочери. Он по сей день рисует картины?

Даффи призадумался. Он не мог вспомнить, чтобы старый художник занимался чем-либо, кроме росписи своей стены.

– Нет… – начал он.

– Я-то считал иначе, – прервал Аврелиан, которому сегодня явно недоставало терпения для долгих бесед. – Впрочем, это неважно. Я сказал, что приготовил меч взамен рапиры, что ты сломал два дня назад, – поднимемся ко мне взглянуть на него?

– Ты не можешь принести его сюда?

Аврелиан уже был на ногах.

– Нет, – весело сказал он.

Даффи встал и начал неуверенно подниматься по лестнице вслед за стариком. Тут же он припомнил, как прошедшей ночью видел Аврелиана с Джакомо Гритти, и остановился.

– Разве в Венеции ты не сказал мне, что не говоришь по-итальянски? – с подозрением спросил он.

– Отчего ты остановился? Не знаю, может, и сказал. А в чем дело?

– В какой связи состоишь ты с Джакомо Гритти? Или Джоком, как ты зовешь его теперь. Прошлой ночью я видел, как вы болтали. На сей раз лучше сказать мне правду.

– Так ты нас видел? Он уже много лет мне служит. Кстати, его зовут вовсе не Гритти, а Тоббиа. В тех местах у меня полно агентов – Венеция, Ватикан. И я говорю по-итальянски. Если тогда я говорил, что не говорю, – значит, на то были серьезные причины. – Он поднялся еще на ступеньку.