Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина - Колдекот Стрэтфорд - Страница 27

На самом деле происходит вот что: Толкин обдумывает Воплощение изнутри своего собственного вторичного мира, словно бы проверяя этот мир на «согласованность» с реальностью. Мне кажется, испытание он выдержал с честью.

ТАЙНОЕ ПЛАМЯ

До сих пор я говорил о свете и красоте. Свет — это жизненная сила мира и всего, к чему мы стремимся, ибо он — «лучезарная форма красоты»[104]. Он заключает в себе музыку смысла. Но, согласно Толкину, источник и света, и красоты — огонь[105].

«Тайное пламя» — его собственный термин для обозначения особой творческой силы Эру. Это «тайна» Господня, ибо только Он может в самом деле творить ех nihilo. Для Толкина пламя символизирует жизнь и творчество, мудрость и любовь Божью, которая пылает в сердце мира и питает его бытие. Это сознательная эманация творческой энергии самого Бога, жизнь, которой Он делится с миром.

В комментариях к «Речам Финрода и Андрет» в «Кольце Моргота» Толкин пишет, что Негасимый Пламень «видимо, означает творческую деятельность Эру (в некотором смысле отдельную от него или независимую внутри него), которая может давать вещам реальное и независимое, хотя вторичное и тварное, существование». Речь идет о «тайне авторства, когда автор, оставаясь сам “вовне” и независимым от своего творения, живет “внутри” него, на его вторичном уровне, более низком, чем уровень его собственного бытия, живет в нем как источник и основа его бытия».

В свете более ранних рассуждений мы можем назвать это божественным эросом. Обычно мы соотносим с Богом агапе, милосердие, а эрос — с любовью между полами. Но слово «эрос» передает страстную силу Божьей любви так, чего не может передать слово «агапе». Эросу свойственно стремление к красоте: это отклик на красоту или ее признание. Когда речь идет о Боге, это активное созидание красоты. Яростная, творческая, пламенная любовь Господа заключена в самом сердце Библии как Песнь Песней.

Эру зажигает в пустоте «Негасимый Пламень», наделяя мир сердцем. С помощью того же огня он воспламенил и Айнур, наделяя их бытием. Это пламя Мелькор разыскивает в пустоте, надеясь воспользоваться им для создания собственных творений, но не находит, «ибо Огонь принадлежит Илуватару». Вот почему Враг ничего не может создать, он умеет лишь искажать. Он может подражать, губить, слепо воспроизводить, может насмехаться и портить, но творить в истинном смысле слова — не может. Однако вожделеет он именно творчества, и неизбывное разочарование оборачивается для него неутолимой мукой. Мелькор сам стал пламенем, но оно дает больше жара, чем света. Он сжигает, уничтожает, а не освещает. Его огонь в сравнении с пламенем Эру/ Илуватара — лишь жалкая тень.

Двойственность огня как символа обыгрывается в таком фрагменте:

Балрог достиг моста. Гэндальф стоял уже на середине каменной дуги, опираясь левой рукой на посох; в правой холодным белым огнем сверкал Гламдринг…

— Ты не пройдешь, — сказал он [Гэндальф].

Орки замерли; наступила мертвая тишина, и голос Гэндальфа зазвучал отчетливее:

— Я — слуга Тайного Огня, и оружие мое — пламя Анора. Ты не пройдешь. Темное пламя Удуна не поможет тебе. Назад, во Мрак! Ты не пройдешь[106].

Пламя, принадлежащее Богу, горит, не сжигая. Меньшие огни дают свет, их можно использовать, чтобы наделить жизнью и формой другие создания, но они поглощают топливо, за счет которого горят. Все малые огни зависят от Господнего дара бытия, от топлива — от постоянно обновляемого вещества. Враг не желает зависимости от Бога, не принимает Божьей помощи. Он стремится к самодостаточности, но это — невозможно. Даже балрог обязан существованием не Мелькору, а Илуватару.

В Книге Премудрости Соломона есть нечто очень схожее с «тайным пламенем» Толкина. Так, сказано, что Премудрость, София, предшествовала созданию мира и была помещена в самое его сердце. «Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя: посему ничто оскверненное не войдет в нее. Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благости Его (Прем 7:25–6)[107].

В Библии нетрудно отыскать и другие ссылки на тайное пламя. Возвращению Адама и Евы в Эдемский сад препятствует «пламенный меч»[108]. Бог является Аврааму как «пламя огня», пройдя «между рассеченными животными», когда заключает завет с Авраамом и его потомками[109]. Возрождая религию Израиля, пророк Илия призывает огонь с небес, и тот пожирает политую водою жертву[110]. Господь является Моисею в пламени объятого огнем куста и велит вывести народ из Египта[111]. Позже, после беседы с Господом на горе, лицо Моисея «сияло лучами» так ярко, что ему пришлось прикрыть его покрывалом[112]. Моисей говорит народу: «Ибо Господь, Бог твой, есть огнь поядающий…» (Втор 4:24).

В конце Книги Исхода мы видим, что Бог обитает в сияющем облаке, воплощении божественной славы, которое появляется внутри скинии, когда она служит израильтянам храмом.

Новый Завет — и традиция богословской мысли, на нем основанная, — еще больше помогает нам понять внутреннюю жизнь Бога, ибо воплощение являет нам Его как Троицу. В христианской традиции третья ипостась прямо отождествляется с огнем — Святой Дух нисходит на апостолов в Пятидесятницу как «языки, как бы огненные»[113]. Иисус говорит ученикам: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк 12:49)

В Новом Завете тайное пламя — не просто сила или власть, но ипостась как таковая. Дух — это воплощенная Любовь между Отцом и Сыном, дарующая жизнь и благодать. Неудивительно, что Мелькор искал тайное пламя, и неудивительно, что найти его не удалось, ибо познать его дано только тем, кому оно вручено.

Господь пребывает в «свете истинном», однако в Новом Завете этот свет исходит от живого человека и сияет над Ним. Петр, Иаков и Иоанн видят, что Господь их одет этим светом и преображен им на горе Фавор. «Я — свет миру», — говорит Он слепцу (Ин 9:5). Воплощение снимает завесу.

Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа (2 Кор 3:17–18).

Тот, кто лицезрел Сына, лицезрел и Отца; тот, кто видел Сына, видел и Духа Святого. Глаза веры — это «огненные очи», способные видеть благодаря сходству с тем, что зримо. В единстве и различии Божьих ипостасей — тайна христианской святости, ибо мы призваны к личностному единству во Христе. В нем будут явлены наша истинная сущность и наше предназначение.

Бонавентура пишет об экстазе созерцания, знакомом тем, кто следует к Богу «дорогой разума»: «Восторг сей — великая тайна, ведомая лишь тому, кто испытал его, и никому более. Испытает же его лишь тот, кто желает того, а пожелает лишь тот, в чью душу проник огонь Святого Духа, посланный Христом в мир».

В истории церкви мы часто обнаруживаем, что великую святость связывают со зримым сиянием и даже с пламенем. Люди выбежали тушить пожар в умбрийском лесу, а оказалось, что это святой Франциск беседует со святой Кларой. В 1831 году свет Серафима Саровского озарил лесную поляну. Филипп Нери молился в римских катакомбах — и вдруг в его грудь вошел огромный огненный шар. С тех пор от него даже зимой исходило жаркое сияние, в котором люди могли согреть руки, а когда он умер, обнаружилось, что сердце его странным образом увеличилось, сместив два ребра.

Толкин показывает нам, как «думать» посредством воображения, используя конкретные образы. Христианство тоже не может обойтись без мифопеи. Богословы до бесконечности спорят о том, чем отличаются «божественные энергии» от божественной сущности, бытии (esse), об участии в нем мира, о Святом Духе и как он объединяет нас в любви со Святой Троицей, но куда важнее благоговейно преклонить колена перед образом Святого Сердца, коронованного пламенем, или перед дарами, сияющими в руках священника.