Господин Малоссен - Пеннак Даниэль - Страница 53

– Учуял нас, наверное, – согласился Титюс.

– Виски? – предложил судебный медик.

Фляга сделала круг.

– Что там сегодня на ужин? – поинтересовался Титюс.

Казарменный распорядок.

Они как раз составляли заказ по меню соседнего ресторатора, когда в дверь кабинета постучали. Это был инспектор Карегга. Он показал рукой на коридор за своей спиной:

– Вчерашний малец, доктор. Пришибленный какой-то.

Карегга посторонился.

Хотя ребенок стоял в другом конце довольно длинного коридора, Постель-Вагнер сразу же прочел весь ужас мира в его широко раскрытых глазенках.

– Тома Палецболит? Что случилось?

– Скорее, доктор, скорее!

Ребенок заикался. Постель-Вагнер направился к нему.

– Ну, что с тобой?

– Это с бабушкой, доктор! Она упала!

Постель-Вагнер остановился.

– Упала? Ударилась?

– Она не шевелится.

Ребенок дрожал всем телом.

– Иду.

Когда он снял с вешалки свой медицинский саквояж, инспекторы все еще разбирались с меню.

– Закажите мне что-нибудь из холодного, кажется, это затянется.

– А вино?

– Шато-Бонбур восемьдесят седьмого.

– А я думал, это был плохой год.

– Для Шато-Бонбур плохих лет не бывает.

Это было совсем рядом – только через дорогу перейти. Постель-Вагнер держал в своей ладони ледяную руку ребенка. Мальчик семенил на прямых ногах неуклюжими шажками, будто у него от страха колени свело.

– Как твой палец?

Ребенок не ответил.

– Ты делал ванночки, как я тебе прописал?

Ребенок молчал.

– Не бойся, – подбодрил Постель-Вагнер, нажимая на кнопку лифта.

Но ребенок боялся.

– Она крепкая, твоя бабушка. Я же сам ее лечил.

Лифт остановился на четвертом этаже. Когда Постель-Вагнер оказался на лестничной площадке, он уже не держал мальчика за руку. Ребенок забился в дальний угол лифта, застыв от ужаса. Постель-Вагнер присел на корточки и стал его уговаривать как можно более мягко.

– Ну хорошо, Тома. Возвращайся в клинику и жди вместе с санитарами. Я скоро приду за тобой. Дай мне ключ от квартиры.

Ребенок отрицательно мотнул головой.

– Ты забыл ключ?

«Нет, – мотнул головой ребенок. – Нет, нет, нет, нет». Как будто он уже не контролировал движения собственной шеи.

Постель-Вагнер протянул руку. Он улыбался.

– Ну же, Тома.

Дверь открылась сама, совсем рядом дрожащий голос произнес:

– Доктор?

Постель-Вагнер обернулся, не вставая. Над ним склонилась бабушка Тома. Очень старая, очень седая, очень хрупкая и очень бледная. В глазах у нее стоял тот же ужас, что и у внука. Постель-Вагнер вскочил на ноги.

Высокая женщина в розовом костюме возвышалась за спиной у старушки. Она медленно позвала ребенка, угрожающе улыбаясь:

– То-о-о-ма…

Ребенок кинулся к бабушке.

– Вот так, – одобрила великанша.

Она резко притянула к себе бабушку с внуком и, пятясь задом, вернулась в квартиру. Она держалась очень прямо в своем английском костюме телесно-розового цвета. Высоченная манекенщица в стиле Коко Шанель с побрякивающими на кистях браслетами.

– Входите же, доктор, – приветливо сказала она, – и закройте за собой дверь.

Постель-Вагнер сделал, как она сказала.

Только после того, как дверь закрылась, он увидел у нее в руке револьвер.

– Да, вот именно, – сказала женщина, – ждешь племянника, а попадаешь на племянницу. Не могла же я быть одновременно и здесь, и в Бельвиле. Полиция делает успехи по части описания примет.

Племянница была высокая, очень, и широкая в кости, с игривой улыбкой на веснушчатом лице, которое озаряли зеленые, необыкновенно ясные глаза. Крашеная блондинка, широкие плечи, удлиненные твердые мышцы, бойцовские кулаки, мускулистые ноги. «Травести? – размышлял про себя Постель-Вагнер. – Нет… бедра, и кадыка не видно: стопроцентная баба», – решил он.

Племянница дотащила бабушку с внуком до небольшой гостиной и знаком велела им сесть на старый диван.

Потом сама рухнула в кресло, скрестив свои длинные ноги, и дулом указала судебному медику, куда сесть.

Когда Постель-Вагнер устроился, племянница посмотрела долгим взглядом на мальчика и наконец произнесла с искренним сожалением в голосе:

– Это очень нехорошо, то, что ты сделал, Тома. У нее был тонкий суховатый мальчишеский голос.

– Заманить доктора в ловушку, как не стыдно! Она по-учительски покачала головой.

– Почему ты это сделал?

Бабушка прижимала к себе малыша, зарывшегося головой ей под мышку.

– Смотри на меня, когда я с тобой говорю, Тома. Почему ты это сделал?

Ребенок поднял голову, и Постель-Вагнер был озадачен странным выражением его лица: удивление, смешанное с ужасом.

Племянница улыбалась ему.

– Потому что я тебя попросила?

Он кивнул.

– Да? – удивилась племянница, вдруг посмотрев на врача, как бы беря его в свидетели. – Да? Значит, если бы я сказала тебе броситься в Сену, ты бы бросился? Ты делаешь все, что тебе говорят, Тома?

– Вы сказали… – промямлил несчастный малыш, – бабушка…

– Я сказала, что убью твою бабушку, если ты не приведешь доктора, так?

Ребенок, громко сопя, подтвердил.

– Ну конечно, я бы ее убила, – серьезно согласилась племянница.

Потом добавила, наклонившись к мальчику:

– Но это не повод предавать доктора. Герой, настоящий герой, скорее пожертвовал бы своей бабушкой, чем предал друга. Они так и делали, герои движения Сопротивления. Доктор – твой друг! Он спас твою бабушку! Он лечил твой палец! Это же твой друг! Настоящий! А?

– Да, – выдавил из себя ребенок.

– И ты его предал! Я очень огорчена, Тома. И я уверена, что бабушка тоже не одобряет твоего поступка. Не так ли, мадам?

«Сейчас я кинусь на нее, – подумал Постель-Вагнер, – и вышвырну в окно, вместе с пушкой и креслом». Он почувствовал внезапный прилив сил и понял, что справится.

Но племянница подмигнула ему:

– Только пальцем пошевелите, доктор, – и я всажу пулю бабушке в бедро. В конце концов, вы ведь ради нее сюда явились?

Она рассмеялась. Очаровательная улыбка.

– Это успокоило бы совесть Тома.

Она помолчала немного. Потом продолжила, сокрушаясь:

– Это ничего, странная у нас молодежь пошла, вы только посмотрите, ну что это такое. Ну о каком будущем тут можно говорить?

– Именно, – вмешался Постель-Вагнер, – как насчет будущего?

Племянница посмотрела на него, как будто не понимая. Она долго размышляла, потом, не сводя глаз с Постель-Вагнера, продолжила, обращаясь все так же к ребенку:

– Знаешь, Тома, не такой уж он хороший друг, твой доктор.

Тома украдкой взглянул на Постель-Вагнера.

– Он запер моего дядю в холодильник, – сказала племянница.

Ребенок молчал.

– Что ты на это скажешь? Запереть моего дядю в холодильнике…

– Наверное, он умер? – воскликнул мальчик.

– Умер? – повторила племянница. – Мой дядя? Нет, нет, он не умер. Зачем ты так говоришь?

И добавила:

– Люди никогда не умирают, если их по-настоящему любят.

Потом она опять нагнулась к ребенку, чеканя каждое слово:

– Если твоя бабушка однажды умрет, Тома, значит, ты ее не слишком любил.

Руки Постель-Вагнера стиснули подлокотники кресла.

– Что, разве не правда? – обращаясь к нему, наивно спросила она. – Разве мы умираем не от ран, нанесенных нашей любви?

– Ваш «дядюшка» вас уже третий день дожидается, – отрезал Постель-Вагнер.

– Он меня ждет?

Лицо племянницы просияло детской улыбкой.

– Ну так идемте же!

Она вскочила и захлопала в ладоши.

– Мы идем?

На мгновение Постель-Вагнер застыл в своем кресле. Потом медленно поднялся:

– Идемте.

– Замечательно! – сказала племянница.

Они уже направились вон из комнаты, в коридор, ведущий к выходу, когда племянница весело воскликнула:

– А вы сидите, где сидели, да? И не двигайтесь. Или я убью доктора. Договорились?

Бабушка и внук молча посмотрели на нее.