Гавань разбитых ракушек - Муратова Ника - Страница 57

— Да нет, много. Просто ты сама белая, и первое, что видишь, — темный цвет кожи. А на самом деле и черты лица, и тон кожи, все выдает примесь. А в детстве я вообще довольно светлокожая была. Потом почему-то больше посмуглела.

— Разве так бывает?

— Да, иногда бывает. Гены проявляются со временем, доминируя. А ты, ты похожа на мать или отца?

— Больше на отца. С матерью мало общих черт.

— Тебе никогда не хотелось иметь сестру?

Ольга помедлила с ответом.

— Но так… она же у меня есть.

— Та, что брошена матерью? Так ведь ты даже не видела ее никогда.

— Видела. На фотографии.

— Это не считается. Маленькая девочка, она могла сто раз измениться. Разве ты не хотела бы взглянуть на нее сейчас?

Зачем она спрашивает? О господи, как тяжело разговаривать. Словно по минному полю ходишь.

— Хотела бы. Денис даже однажды обещал мне помочь ее найти, но потом мы расстались из-за этой катавасии с ребенком, и больше я поисков не возобновляла. Хотя по-прежнему хочу встретиться с Ритой.

— Родионов обещал тебе найти сестру?

Лара казалась изумленной и испуганной одновременно. Она замолчала, думала о чем-то таком, от чего ее брови сошлись на переносице. Ольга наблюдала за ней очень внимательно, пытаясь не упустить ни одной детали мимики лица. Пыталась прочесть ее мысли, но могла лишь догадываться о них. Она нарочно не возобновляла разговор. Молчание давало ей больше информации, чем слова, которыми можно играть как угодно.

— Да нет, невозможно, — произнесла наконец Лара.

— Что?

— Если бы он нашел, он бы сообщил тебе, верно?

— Нет. Мы ведь жутко рассорились.

— Это было бы жестоко с его стороны — скрывать такую важную для тебя информацию.

— Денис такой непредсказуемый, я не берусь прогнозировать ход его мыслей.

— Хм. Ну если однажды он ее отыщет, будет интересно на нее взглянуть! — возбужденно сказала Лара и почему-то засмеялась. — Мы ведь с ней чем-то похожи. Обеих бросили родители, и вообще.

— Я обязательно… обязательно вас познакомлю. Тем более ты очень помогла мне.

— В чем?

— Понять ее. Теперь я готова к встрече. Намного лучше, чем раньше. Я знаю, что я ей скажу.

Лара усмехнулась:

— И что же ты ей скажешь?

— Что нуждаюсь в ней. Что в нас течет одна кровь и никогда не поздно об этом вспомнить.

— Думаешь, она поверит?

— Я постараюсь. А ты бы поверила?

Губы Лары дрогнули и сжались. Она сама тоже сжалась, вдавилась в спинку сиденья. Вцепилась в руль, смотрела на дорогу, не поворачивая головы.

— Не знаю.

Оставшуюся дорогу они молчали.

Глава 23

Жизнь иностранца, работающего в чужой стране, циклична и зависит во многом от притоков и оттоков других иностранцев. Как ни крути, а все равно сближение экспатов с местными жителями не происходит в той же степени, как между самими экспатами. Играет роль как и более высокий уровень зарплат, так и разный менталитет. Сытый голодного не поймет и не сможет проводить время без оглядки на разный уровень возможностей. Бедный африканец никогда не постигнет, как можно так транжирить деньги в ресторанах или тратиться на деревянные скульптуры и картины. Как можно так примитивно одеваться. Как можно не соблюдать и не беречь свои национальные традиции. Как можно не верить в африканскую магию. Как можно, в конце концов, не ценить семейные узы! В это же время приезжий европеец будет до конца жизни удивляться, зачем, если в твоем доме нечего есть, покупать многочисленные шелковые наряды для посещения традиционных церемоний. Почему надо делить с трудом заработанные деньги с ленивым бездельником братом только потому, что так велела семья. Как можно с таким изумительным спокойствием, граничащим с равнодушием, относиться к здоровью и образованию своих детей. Как можно потратить прорву донорских денег и при этом не достичь абсолютно ничего. А потому иностранцу легче и комфортнее обсудить за бокалом пива мировые проблемы с человеком, думающим в том же направлении. Это происходит повсеместно.

Встречаются, конечно, друзья с той и другой стороны. Но все же это исключение, а не правило. И потом… Настоящая дружба закаляется годами. Годами, которых нет в запасе у экспатов, приезжающих в страну на два-три года. Они собираются стайками, тянутся друг к другу, зная, что однажды расстанутся, а потому не прикипают сердцем. Но все же сближаются и грустят, когда друзья уезжают. В беспрестанном путешествии по миру самый большой плюс — это новые друзья, возможность познакомиться с такими людьми, которых, возможно, не встретил бы, не приехав в данную страну. Но за этим следует и самый печальный момент — расставание. Год-два-три, и кто-то уже уезжает. Многие шутят, что из-за этого сближение происходит стремительнее, чем в обычных условиях. Спешишь жить, спешишь узнать как можно больше о человеке, спешишь провести больше времени вместе. И самое обидное: кажется — нашел друга с родной душой, сблизились ближе некуда, а проходит еще пара лет, появляются новые люди и практически полностью вытесняют своих предшественников. И, встретившись через какое-то время со старым знакомцем, вдруг ощущаешь расстояние непреодолимое и понимаешь, что близость та была только на тот короткий отрезок времени и расстояние между людьми увеличивается так же стремительно, как происходило некогда сближение. Уедут одни, освоишься с пустотой, приедут другие, и вновь будешь приглашать на кофе, возить и показывать знакомые места, точно так же, как это делали с тобой поначалу. И все повторится. Записная книжка пухнет от электронных и почтовых адресов, телефонов, открытки с прощальными словами пылятся в комоде, и все же каждый раз ты понимаешь, что друг уезжает из твоей жизни навсегда.

Пол должен был уехать через два месяца. Вроде бы не так скоро, но отъезд ощущался в его настроении так отчетливо, что об этом только и говорили. Пол впал в философские размышления, завел дневник, куда записывал свои мысли. Дневник назывался «Моя бесполезная работа в Африке».

— Пол, но ты же сам говорил, что тебе нравится?

Ольга листала блокнот в твердом переплете, выхватывая отдельные фразы. «О чем я думал, когда только приехал? На что наивно надеялся?» «Ни у кого не хватает смелости встать и уйти, честно признав, что их работа совершенно неэффективна».

— Мне и сейчас нравится, — меланхолично ответил Пол. — Но, понимаешь, я начал видеть вещи со стороны. Мы здесь никому не нужны, более того, мешаем.

— Почему же?

— Так. По кочану. Мои друзья волонтеры тоже преподают английский в школах, и нас всех принимают как светил образования, понимаешь? А мы ведь не только не светила, но и не учителя даже. Мы просто носители языка, вот и все. Местных учителей с дипломом это ужасно раздражает. Им кажется, и они правы, что нас не должны выделять, что они ничем не хуже нас. А на деле им недоплачивают зарплаты, и живут они намного беднее, чем любой волонтер в деревне.

— И что, ты уже ощущаешь ревность, зависть с их стороны?

— Открыто нет, но подспудно да. И ты скоро ощутишь. Хотя у тебя вообще-то нет равных по статусу конкурентов, так что тебе это не грозит. А у нас есть еще такой момент — дети в школах привязываются к нам, мы ведь видим в них детей, мы умеем играть, развлекать, чего не умеют местные, мы умеем поговорить и обнять. А потом мы уезжаем, а местные учителя принимают огонь разочарований и обид на себя. А дети чувствуют себя обманутыми и брошенными. И это повторяется с каждым волонтером.

— Но польза-то есть. Она измеряется в количестве детей, выучивших английский, например.

— Это ты так измеряешь. А мои односельчане измеряют пользу от меня в количестве денег, риса и муки, подаренной им в качестве помощи. И когда я заканчиваю сайт их деревеньки в Интернете и говорю им, что теперь к ним приедут туристы и они смогут делать на них деньги, они спрашивают у меня только одно: а сколько денег ты дашь нам сейчас? Все бесполезно. Им не нужны туристы. Им не нужен я. Они довольны своей жизнью, и мы им только мешаем.