Сплошной разврат - Малышева Анна Жановна - Страница 52

— Плохо выгляжу? — уточнила я. — Или, наоборот, слишком хорошо? Умоляю, подумай, прежде чем ответить.

— Ты выздоровела? — прохрипел он после минутной паузы. — От туберкулеза?

— Да, сделали удачную операцию, и теперь все в порядке.

— Операцию? Разве туберкулез оперируют?

— Оперируют все, — заверила его я. — Удалили легкие вместе с очагами болезни. Так что не бойся, я не заразная.

— А как же ты… — Валя усмехнулся. — Дышать-то как?

— Протезы, — бодро сказала я. — Прекрасная вещь. Никаких проблем. Бывают искусственная почка, искусственное сердце, у меня — легкие.

— А-а, — догадался Валя, — шутишь? Смешно. Чего пришла?

— Разве меня уже уволили?

— Нет, — с сожалением сказал Валя. — По моим данным.

— Вот того и пришла.

Тут Груздь спохватился, бросился к своему компьютеру и закрыл файл. Поздно, дорогой!

— Ты не читала мой текст? — как бы равнодушно спросил он.

— Нет. — Я энергично затрясла головой. — А надо?

— Да надо бы, — уклончиво ответил он, — но я уже в другой файл залез. Потом посмотришь…

— Обязательно. Надо так надо.

В отдел заглянул Сева Лунин:

— Душа моя! Ты здесь и не заходишь? Что за свинство в самом деле?

— Там Майонез, — пожаловалась я. — Чуть не сожрал меня.

— Ушел, — успокоил меня Сева. — Наврал, что в прокуратуру. Или не наврал? Вдруг действительно решился на явку с повинной?

— Скорее, понес доносы, — предположила я. — Сдаваться люди ходят не к прокурору, а в милицию.

— Старик, — обратился Сева к Груздю, — я девушку заберу ненадолго?

Валя взмахнул правой бровью: да пожалуйста!

Мы спустились вниз, в отдел происшествий. Сева радостно суетился, заваривал кофе, притащил из отдела общества сухарики.

— Труба, — жаловался он, — пора валить отсюда, пока крыша окончательно не съехала. Поразвлекались — и хватит.

— Куда валить — вот в чем вопрос? — мрачно заметила я.

— А хоть в никуда, — беспечно отозвался Сева. — Зато выживем.

— Рекомендую тебе обратиться в «Секс-моду», — мрачно пошутила я, — там открылась вакансия заместителя главного редактора.

— Нет, боюсь, — признался Сева, — рабочее место покойницы будет меня нервировать. Знаешь, я однажды снял квартиру, в которой незадолго до моего появления грохнули какого-то бандюка. Кошмар! Мне все время мерещились привидения с удавками и ножами. Знаешь, я понял — все покойники, умершие не своей смертью, очень прилипчивы. Они не отдают своего, бдят, вьются над головой. Квартира, машина, жена, должность — все становится опасным. И само ощущение странное, понимаешь? Быть вице-покойником. Тебе три кусочка сахара?

— Два. Я позвоню от тебя?

Вася схватил трубку после первого гудка и, не дав мне и рта раскрыть, радостно затарахтел:

— Значит, так. Телефон твоей Дуни мы уже поставили на прослушку. Но пока тихо. Зато, — ты слышишь, Саня? — в «Секс-моду» уже позвонил некто и спросил, будет ли журнал продолжать печатать Резвушкину! Клюнули!

— Вась, я хотела тебе сказать… — попыталась вклиниться я, но не получилось.

— Они ответили, что собираются. Так что — ты молодец. И Дуня твоя тоже молодец.

— Вася! Послушай меня, пожалуйста, — взмолилась я. — У меня есть информация для тебя.

— Валяй! — великодушно разрешил он.

— Трошкин решил баллотироваться в губернаторы Красногорского края.

— Да ну? — удивился Вася. — Он что — дурак? Кто за человека в таком прикиде проголосует?

— Вася! Я не об этом! При чем здесь его прикид? Ты понял, что я сказала?

— Понял. — Вася громко с подвыванием зевнул. — Ты сказала, что это чучело гороховое в золотом галстуке и женской кофточке пойдет на выборы. Недооценивает он наш русский народ, ох, недооценивает.

— Последний раз прошу тебя задуматься! — заорала я. — Трошкин был на стороне Иратова, помогал ему, возглавлял его предвыборный штаб. И вдруг кинул друга и полез в губернаторы сам. Дошло, наконец?

— Некрасиво, — согласился Вася. — Просто западло. Я бы на месте этого Иратова набил Трошкину морду.

— А что бы ты сделал на месте Трошкина, если бы решил податься в губернаторы, точно зная, что у Иратова шансов в сто раз больше?

— Да я сразу понял, к чему ты клонишь, — признался Вася. — Мы с Гошей еще позавчера додумались. Жалко только версию с Резвушкиной — такая хорошая версия…

— Так они ничуть не противоречат друг другу. Трошкин всем известен как великий комбинатор. Одним ударом — и Иратова подставить, и от Григорчук избавиться.

— Так она же была его любовницей.

— И что? К тому же он ее отшил, а она страшно гневалась. Очень может быть, что в ее архиве был порнокомпромат на Трошкина.

— Откуда ты знаешь про порнокомпромат? — насторожился Вася. — Тебе Гоша растрепал?

— А что… — у меня перехватило дыхание, — вы нашли ее архив?

— Ничего мы не нашли, — лживым голосом ответил Вася.

— А что же такого Гоша мог мне растрепать? — завопила я. — Зачем ты врешь мне, зачем?!

— Ладно, приезжай, — сник Вася. — Будем согласовывать план действий.

Сева, внимательно слушавший мои препирательства с Васей, очень оживился:

— Возьмите меня в свою команду, — попросил он. — Я шустрый, ты же знаешь. Возьмите.

— Обязательно! — пообещала я, залпом выпила кофе и отправилась в МУР. Сева смотрел мне вслед глазами брошенной собаки, причем не только брошенной, но и привязанной к дереву, вокруг которого бродят голодные волки. Бедный Сева Лунин, бедные мы все…

Пока я ехала в МУР, Вася с Леонидом все уже придумали. Их план поражал простотой и цинизмом, а мне в нем отводилась роль такой прожженной дряни, что от восторга у меня даже закружилась голова.

Глава 20

ВАСИЛИЙ

Лес наползал на дорогу, пытался ее задавить и уничтожить. Тяжелые ветки елок хлестали по лобовому стеклу, царапали двери, а маленькие, вылезшие прямо из дороги елочки скребли по днищу, и Василий, переживая за машину, на протяжении всего пути ругал «природу мать нашу» за то, что она так варварски настроена к достижениям технического прогресса.

Старая «шестерка», которую капитану Коновалову с болью и тоской в глазах одолжил на денек заместитель начальника УВД Красногорского края, не имела ничего общего с достижениями науки и техники, скорее наоборот, служила болезненным напоминанием прогрессу о том, что вообще-то надо бы развиваться. Именно так и восприняли машину егерь Фомич и охранник Лексеич, сидящие на крыльце охотничьего домика — скромного четырехэтажного (на тридцать гостиничных номеров) пристанища местной элиты.

— Что это за драндулет? — спросил Фомич.

— Ветром надуло, — вяло ответил Лексеич. — Сейчас шуганем.

Василий затормозил рядом с крыльцом и, приоткрыв окно, по-хозяйски скомандовал:

— Принимайте гостей, мужики!

— Чего? — оторопели от такой наглости егерь и охранник. — А шнурки тебе не погладить?

— Это — потом, — сказал Василий. — А пока — куда машину-то загнать?

— Загнать?! — Охранник выпучил глаза.

— Не на дороге же ее оставлять, — пояснил Василий. — Угонят ведь.

Егерь с охранником посмотрели друг на друга и резко загрустили.

— Много нынче сумасшедших, — пожаловался Фомич. — Оно и понятно — осень.

Василий между тем вылез из машины, любовно отряхнул с ее капота прилипшие иголки и перешел к делу:

— Капитан Коновалов меня зовут, из МУРа я, поговорить бы.

— Из МУРа? — присвистнул охранник. — Чегой-то? Москва вроде далеко…

— Москва, милый, всегда близко. Во-он, посмотри, — Василий большим пальцем указал себе за спину, — видишь, Кремль торчит? То-то.

Охранник и егерь послушно посмотрели в указанном направлении, Кремля, правда, не разглядели, но подобрались, посерьезнели и тон изменили.

— Охотиться к нам? — почти гостеприимно спросил егерь.

— В каком-то смысле, — кивнул Василий.

К командировке в Красногорский край муровское руководство отнеслось резко отрицательно, и старшему оперуполномоченному Коновалову пришлось выдержать несколько тяжелых баталий с начальниками разных уровней. И врать пришлось напропалую. Истинные мотивы командировки решено было скрыть по самой банальной причине — Василий опасался утечки информации. Как любил выражаться Гоша: «Что знает начальство, то знают все». Успех операции напрямую зависел, во-первых, от внезапности и, во-вторых, от секретности миссии Василия в Красногорском крае.