Империя Оствер. Пенталогия (СИ) - Сахаров Василий Иванович - Страница 63

– Флинн, успокойся. Я знаю, как тебе тяжело. Но держи себя в руках. Этот пленник нам ещё нужен. Выйди и остуди голову.

Тот, кого назвали Флинном, резко встряхнул косматой головой, вырвал из захвата свои руки, развернулся на пятках и, чтото бормоча себе под нос, покинул пещеру. Второй командир проводил его взглядом, посмотрел на меня, молча кивнул, словно поприветствовал, и вновь сосредоточился на допросе.

Вопросы следовали один за другим, и пленный ассир, оказавшийся капралом из разведывательной конной группы, которую всего несколько часов назад разгромили партизаны, отвечал без всякой запинки. Я всё это время находился рядом, узнал для себя коечто интересное и понял, что, придя к крестьянам, поступил очень верно. Сейчас на равнинах было такое количество вражеских войск, которые, выискивая партизан, методично прочёсывали каждый квадратный километр, что я бы там, не зная ассирского языка, который сильно отличался от остверского, скорее всего, долго не пробегал бы. Меня бы обнаружили, локализовали и затравили, словно дикого зверя. Поэтому скорое соединение с регулярными имперскими частями было невозможно, и оставалось надеяться только на помощь кеметцев, а за это, глядишь, и я им чемто смогу помочь.

Допрос окончился. Охранники выволокли пленника из пещеры, и мы с командиром партизан остались вдвоём. Он приблизился ко мне, и мы присмотрелись один к другому. Передо мной стоял крепкий широкоплечий брюнет с окладистой бородой, в добротной одежде, лёгком полушубке, который с левого бока был аккуратно заштопан, и с кортом на ремне под ним. По виду справный хозяин, возможно, бывший солдат имперской линейной пехоты или дружинник графа Кемета. А что видел он? Русоволосого статного юношу лет девятнадцати с правильными чертами лица и голубыми глазами в брезентовой горке, костяшки пальцев набиты, на ладонях характерные для мечника мозоли, взгляд уверенный, а на левой руке редкий в этих местах старый охранный серебряный браслет. Похож на имперского дворянина.

– Меня зовут Шин Калаган, – присаживаясь рядом со мной и вытягивая ноги, устало произнёс партизанский командир. – Я у местных жителей за главного.

Понимая, что от меня ждут ответного представления себя, я сказал:

– Лейтенант наёмного отряда «Рейдеры Плетта» граф Уркварт Ройхо.

Мужик кивнул:

– Бор, племяш мой, про тебя говорил. Сказал, что ты сам попытаешься на соединение со своими выйти. Что, не получилось?

Отметив, что парень, которого я при нашем знакомстве пощадил, оказался нормальным человеком и мои слова о сохранении тайны понял верно, я согласился с Калаганом:

– Да, не получилось.

– И ты решил к нам прибиться?

– До той поры, пока не разберусь, как мне снова свою попытку повторить.

– Это правильно. – Калаган сделал паузу и добавил: – Я видел, как ваш отряд к храму подходил, и тебя запомнил, лошадка под тобой была хорошая, а потом наблюдал, как наёмники от развалин после боя уходили. Ваших тогда только тринадцать всадников уцелело, а за ними полсотни ассиров с двумя магами гнались. Так что очень может быть, что от твоего отряда никто не уцелел.

– Наёмники – люди опытные и должны были отбиться.

– Ну, тебе виднее. Давно военный лицей окончил?

– А заметно, что я из военного лицея?

– Прямо в глаза бросается. Выправка, стать, постоянное напряжение и взгляд, который всё вокруг обшаривает и пытается проанализировать каждое движение окружающих людей. Я двадцать лет на границе службу тянул, насмотрелся на таких, как ты.

– Ясно. Мой выпуск покинул стены лицея девять дней назад.

– И сразу на войну?! – Немного удивлённый партизан посмотрел на меня и еле заметно усмехнулся.

– Так сложилось.

– Серьёзно всё у вас. Видать, не перевелись ещё в империи боевитые дворяне, хотя и поговаривают, что всё прогнило, и нашему государству приходит конец. – Калаган встал, поворотами корпуса тела вправо и влево размял поясницу и спросил: – Итак, ты с нами?

– С вами.

– Тогда запоминай сразу, господин граф. Никаких ваших, – он покрутил в воздухе растопыренными пальцами правой руки, – благородных штучекдрючек, вызовов на дуэль, подъёмов штандарта с родовым гербом, объявления себя перед боем и прочей дурости быть не должно. Сейчас война идёт на уничтожение, и каждый убитый ассир – это минус один клинок во вражеской армии. Мы будем бить врага исподтишка, изза угла, днём и ночью, используя каждую возможность. Понимаешь, о чём я говорю?

– Более чем.

– Отлично. Тогда слушай дальше. Командир здесь один, это я. У меня два зама. Флинн, – Калаган кивнул на выход, – который сейчас не в себе, потому что его мать погибла, не успела из деревни уйти. И Лунь, старый местный бродяга. Он сейчас на разведке вместе с Бором и ещё несколькими парнями, но ты его сразу узнаешь по седой голове. Им подчиняться как мне. Сказали – лечь, значит, так и сделай. Велели бежать, драпай со всей мочи.

– Усёк.

Я кивнул, и Калаган продолжил:

– И напоследок. Пока будешь рядовым бойцом, надумаешь уйти, сообщи заранее, чтобы мы тебя дезертиром не считали. Девок и баб не обижай, а то за это наши парни такому смазливому ухарю, как ты, живо кишки на кулак намотают.

Калаган протянул мне руку, и я, встав с бревна, пожал её. Рукопожатие вышло крепкое, и, отпустив руку партизана, я спросил:

– Какие планы на ближайшее время?

– Уходить из этих мест будем. Пленные говорят, что ассиры знают про наши убежища, и, похоже, это правда. Год назад я лично про все наши горные схроны в штаб графа Кемета писал, а там, видишь, предатели оказались, и теперь мои рапорты вражеские шпионы читают. Кроме того, у нас с припасами туго и оборона на перевале слабая, потому что её никто толком не готовил. Собирались в другом месте отсиживаться, но там уже враг. Поэтому выше в горы пойдём. Там, конечно, всё ещё холодно и с пропитанием туго, но иного выхода нет. Попробуем обойти королевские заслоны и выйти в графство Устио, там уже имперцы.

– Меня это устраивает. Можете на меня во всём положиться.

Так я прибился к партизанскому отряду Шина Калагана, в который сошлись люди из трёх близлежащих деревень, полтора десятка имперских солдат и несколько наёмников. Мне вернули оружие и снаряжение, и уже вечером вместе с парой местных парней, которые больше следили за мной, чем за обстановкой в Серном ущелье, я заступил в дозор. Ночь прошла спокойно, а с утра пораньше, когда к перевалу сошлись дозоры, с одним из которых пришёл Бор Богуч, и последние беглецы с равнин – полтысячи женщин и детей, стариков и подростков, взвалив на себя мешки с одеждой, едой и продовольствием, все вышли в путь. Надо сказать, очень вовремя, потому что к Серному ущелью подошёл батальон ассирских горных пехотинцев, почти четыре сотни головорезов, которых специально натаскивали для войны против маирских партизан.

И вроде бы всё шло своим чередом. Однако ассиры явно имели карты местности и знали, кого и где искать. А беженцы долго собирались, выступили с перевала только в полдень, двигались медленно, и бросить их было нельзя. И поэтому Калаган на временной стоянке перед пещерой построил весь свой разбитый на десятки сводный отряд, в котором я был рядовым, прошёлся вдоль неровного строя и сказал:

– Воины! Там, – его рука метнулась в направлении запада, где по склону, пробираясь козьими тропами, начинали восхождение некомбатанты и несколько раненых, – наши семьи. А в той стороне, – рука сместилась в сторону ущелья, – враги, готовые убить всех нас. Необходимо выиграть время, а значит, слушайте мой приказ! Первый, второй десятки и Лунь отходят вместе с женщинами и детьми! Третий десяток во главе с Флинном пойдёт в авангарде и станет вести разведку пути! Четвёртый, пятый и шестой десятки вместе со мной остаются на перевале и до темноты держат ассиров! Надо выиграть всего четыре часа, и мы их выиграем!

С ним никто не спорил. Драться – так драться, благо луки и арбалеты имелись, запас стрел и болтов был хороший, позиция у нас приличная, а тропа снизу вверх хоть и широкая, но всё же не дорога. В общем, можно было повоевать, хотя я для себя отметил, что первые три десятка были сплошь из местной молодёжи и справных мужиков, а остальные три – это сборная солянка, которую командиру не оченьто и жаль.