Ангелы на льду не выживают. Том 2 - Маринина Александра Борисовна - Страница 34

Ромка разыскал первую жену Михаила Болтенкова, работавшую учителем физкультуры в московском лицее, и договорился о встрече.

– Вот ведь причуды жизни, – задумчиво говорил он, жуя горячий промасленный черный хлеб и запивая крепким сладким чаем, – сидим в таком шикарном доме, построенном в таком дорогом месте, то есть практически миллионеры и всякие там олигархи. И едим пустой хлеб.

– Конечно, – со смехом откликнулся Антон, – в таком доме нужно поедать омаров под французским соусом и запивать изысканным вином! Ромка, в тебе бурлит чувство гармонии?

– И бурлит. – Дзюба хитро посмотрел на него. – И, между прочим, мое природное чувство гармонии противится тому, что тебя Анастасия Павловна называет на «вы». Не заслужил ты такого обращения, Тоха, не дорос еще.

– В самом деле, Анастасия Павловна, – обратился Антон к Насте, которая, держа в левой руке точно такой же кусок горячего хлеба, составляла список продуктов, которые необходимо будет купить на обратном пути. Она так увлеклась своим занятием, что прослушала начало диалога и встрепенулась только тогда, когда услышала свое имя.

– А?

Она оторвалась от списка и подняла голову.

– Я говорю: почему вы меня на «вы» называете? Ромку на «ты», а меня на «вы». Это как-то неправильно. Ромкино чувство гармонии протестует, да и мне неловко.

Настя с интересом посмотрела на Сташиса. А в самом деле, почему? Как-то так сложилось. Они познакомились два с половиной года назад, когда вместе работали над преступлением, совершенным в театре. Тогда Антону еще не было тридцати, но он выглядел очень серьезным и очень… каким-то взрослым, что ли. Зрелым. И умело держал дистанцию. У нее просто язык не поворачивался обращаться к нему на «ты». Теперь, когда их знакомству уже не один год, можно было бы и сменить форму обращения, но Антон, тяжелый, нервный, постоянно злой и напряженный, к этому не располагал. То ли дело Ромка – открытый, искренний, добрый.

– Хороший вопрос, – улыбнулась она. – Боюсь, ответ вам, Антон, не понравится.

– Ничего, я потерплю, даже если неприятно.

– Ну, смотрите, сами напросились… – Она испытующе глянула на него, словно проверяя на прочность: выдержит ли? – Вы не располагаете к доверительному общению и к панибратству. От вас веет холодом. Раньше, кстати, вы таким не были, я ведь хорошо помню вас, каким вы были осенью десятого года, когда мы познакомились. К панибратству вы и тогда и не располагали, но от вас исходило человеческое тепло, участие, готовность помочь. А сейчас вы стали другим. Извините, если обидела вас.

Он помолчал, тщательно вытирая испачканные маслом пальцы бумажной салфеткой, потом широко улыбнулся.

– Вы очень правильно все подметили, Анастасия Павловна. И возразить мне нечего. Давайте так: с сегодняшнего дня я перестаю быть недобрым и холодным, а вы начинаете обращаться ко мне на «ты». Договорились?

– Вполне, – рассеянно кивнула она, пробегая глазами список.

Надо добавить еще пару позиций, пока не забыла. Зато потом в магазине можно будет не напрягать память и просто смотреть в бумажку, не боясь упустить что-то нужное.

Перед уходом Настя перевернула схему расчерченной стороной вниз и, смеясь над собой, аккуратно положила несколько едва заметных меток. Если Саня и Педро проявят любопытство, это сразу же станет очевидным. Конечно, с ее стороны – абсолютный детский сад – штаны на лямках, но ей действительно интересно, захотят они посмотреть, над чем тут работали взрослые дяди и тети, или нет.

В теплую погоду занятия по физподготовке проводились в лицее на открытой спортплощадке. Именно здесь, на недавно выкрашенной в яркий зеленый цвет скамеечке, и сидела первая жена Михаила Болтенкова, ожидая оперативников. Увидев, что их трое, женщина сильно удивилась.

– Ой, как вас много-то! Я думала, кто-то один придет… Кто из вас мне звонил?

– Я. – Дзюба сделал полшага вперед. – Это я звонил.

С тех пор как Владимир Власов тренировался у Болтенкова, прошло не меньше полутора десятков лет, и они были готовы к тому, что жена тренера ничего не вспомнит. Но она вспомнила. И очень скоро стало понятно почему.

– Володя Власов был очень хорошим спортсменом, Миша всегда был им доволен, хвалил, радовался его успехам. Не помню ни одного конфликта между ними, хотя в той среде это довольно редкий случай.

– Почему же Власов перешел в другую группу, если все было так безоблачно? – поинтересовался Антон.

– Это была некрасивая история, – грустно усмехнулась она. – Миша банально продал мальчика Милочке Волынец. У нас в тот момент была трудная ситуация. Девяносто четвертый год, МММ… Ну, вы понимаете. Мы потеряли все, на что рассчитывали. А тут Милочка, которой нужен хороший мальчик подходящего роста, сложения и возраста, чтобы поставить его в пару. Конечно, просто так чемпиона никакой тренер не отдаст, это ведь прибавка к зарплате, не бог весть какая, но все-таки. И Миша сказал, что, если Милочка заплатит, он не станет удерживать Володю, более того, даже постарается сам объяснить ему, почему у Волынец Володе будет лучше.

– А Власов знал, что его продали? – спросила Настя.

Бывшая жена Болтенкова пожала плечами.

– Скорее всего, нет. Откуда? Ни Миша, ни Милочка не могли ему этого сказать. Ни один тренер не скажет такого спортсмену. А больше никто и не знал, только Миша, Милочка и я.

– Вы уверены, что ни Михаил Валентинович, ни Людмила Всеволодовна не рассказали об этом вообще никому? Ведь Власов мог узнать о том, что его продали, не от тренера, а от кого-то со стороны.

– Мог, – согласилась Болтенкова. – Но тут уж я ничем вам не помогу. Я не знаю. Сама я никому этого не рассказывала. А за Мишу и Милочку не поручусь. Хотя маловероятно, чтобы они трезвонили об этом на всех углах.

Они вышли с территории лицея и направились к месту, где оставили машины.

– Где у нас Волынец? – спросила Настя, открывая дверцу своего служебного «Пежо».

– В Венгрии, – уныло ответил Сташис.

– Когда вернется?

– Недели через три, не раньше.

– Номер телефона есть?

– Есть. Звонить?

– Звони. Не лететь же нам в Будапешт, – улыбнулась Настя. – Конечно, вопрос скользкий, отвечать на него ей будет в любом случае неловко, но ты уж постарайся сформулировать так, чтобы она ответила.

Антон кивнул и достал мобильник.

– Людмила Всеволодовна, позвольте еще один вопрос, – начал он, едва представившись и даже не поинтересовавшись, удобно ли ей разговаривать. – Как вы думаете, Власов мог узнать от кого-нибудь истинную причину, по которой он оказался в вашей группе?

«Молодец, – подумала Настя одобрительно. – Грамотно. Без нажима, без пафоса, без обвинений и вообще без этических оценок. Только факты».

Неизвестно, удобно или нет было в тот момент разговаривать Людмиле Волынец, но в том, что Антон попал на ее крайне раздраженное настроение, можно было не сомневаться. Он молча слушал доносящийся из трубки голос, то и дело срывающийся на фальцет, потом так же молча сунул телефон в карман.

– Ты даже не попрощался, – удивленно заметил Роман. – И не поблагодарил.

– А она трубку бросила, – ответил Антон. – Короче, она сама же Власову об этом и сказала. Он, когда работал у Носуленко, однажды пришел к ней посоветоваться по одному вопросу, зашел разговор о тренерской этике, о переманивании спортсменов, коснулись Болтенкова, и она Власову рассказала. К слову пришлось. По крайней мере, она так говорит. Я хотел спросить, как Власов отреагировал на эту информацию, но она отключилась.

– Значит, придется звонить еще раз, попозже, когда она остынет, – сказала Настя. – А пока нам и этого достаточно. Власов знал о том, что Болтенков его продал. И все укладывается в формулу: Волынец купила его ради собственной тренерской карьеры, поэтому к ней у Власова претензий нет. А вот Болтенков продал его исключительно ради материальной выгоды. Все сошлось.

Антон пообещал через некоторое время перезвонить Волынец.