Последний козырь - Кондаков Алексей - Страница 11

– В лазареты поступает все больше и больше раненых… – озабоченно начала она. – Санитары работают день и ночь и не справляются. Мы вынуждены выздоравливающих привлекать для обслуживания раненых, уборки помещений и территории, работы на кухне, перевозки грузов и многого другого. – Она внимательно посмотрела на Наумова и закончила: – Вы представляете, что будет, если у нас заберут выздоравливающих?

Павел понимающе кивнул. Именно это он и ожидал услышать.

– На мой взгляд, – как можно мягче сказал Павел, – ничего страшного не произойдет. За несколько дней лазарет пополнится новыми выздоравливающими, а пока вы можете задержать тех, кто подлежит выписке.

Строганова неожиданно остановилась и удивленно посмотрела на него:

– Но ведь это незаконно.

Павел пожал плечами и сдержанно улыбнулся:

– Законы не учитывают все случаи жизни. В любой работе могут возникнуть такие обстоятельства, когда… – Он на мгновение замолчал, подбирая нужные слова.

– Приходится пользоваться сомнительными средствами, так? – закончила за него Таня.

– Если это вызвано потребностью дела, – добавил Павел и жестом пригласил Таню идти дальше. – Извините, Татьяна Константиновна, что я был излишне откровенен и позволил дать вам такой совет… Будем считать, что этого разговора не было.

– Напротив! – неожиданно возразила Татьяна Константиновна. – Я принимаю ваш совет. В порядке исключения, разумеется.

– Благодарю вас. Завтра я доложу генералу Домосоенову, что с медицинским управлением все улажено… Между прочим, генерал сказал, что вы друг его семьи, и у меня сразу возник вопрос: не из тех ли вы Строгановых, что подарили Отечеству государственных деятелей с высшими графскими титулами?

Легким движением головы Таня откинула волнистые пряди волос за плечо.

– Должна вас серьезно разочаровать. Я с детства приучена ценить иные титулы: крестьянин, кузнец, врач, архитектор, инженер… – Она испытующе посмотрела на Павла.

– Татьяна Константиновна, – обрадовался Павел, – значит, я, как сын инженера, могу рассчитывать на вашу благосклонность… В Екатеринодаре, где я родился и вырос, работает ваш однофамилец и коллега. Врач Строганов. Рассказывают, однажды князь Веремеев – он остановился в городе проездом – позвонил ему и пригласил в гостиницу. Занемог, дескать. Строганов спросил, чем болел, что болит, и порекомендовал огуречного рассола. «Нет, вы приезжайте ко мне, – настаивал князь, – и безотлагательно». Врач с достоинством ответил: «Я лечу только больных». Веремеев вспылил: «Вы забываетесь, господин эскулап, я – князь!» Строганов в тон ему: «А мой титул – врач!..» У нас в Екатеринодаре о хирурге Строганове рассказывают легенды.

Таня тихо, с гордостью сказала:

– Это мой папа.

– О, так мы – земляки! – радостно воскликнул Павел. – По такому счастливому случаю позвольте пригласить вас поужинать в «Гранд?отель».

– Ну что вы, Павел Алексеевич, я и в прежние?то времена в ресторанах не бывала, а уж теперь…

Она остановилась у калитки:

– Я уже дома.

В глубине двора раздался лай собаки. Павел взглянул на почерневшее небо:

– Кажется, начинается дождь.

Со стороны гор налетел порывистый ветер, наполнил улицы терпким запахом луговых трав и лесов Яйлы.

– Скажите, Татьяна Константиновна, а что заставило вас подвергаться стольким опасностям, пробираясь в Крым? – спросил Павел.

Она посмотрела на него сбоку, чуть склонив голову:

– Я знала, что вы об этом спросите.

– Мне хочется знать о вас побольше.

– Сейчас еще модно спрашивать о политических убеждениях…

– Я об этом не спрашиваю.

– Впрочем, если хотите знать, отвечу. Я убеждена, что женщины служат тому обществу, какое создадут для них мужчины. Был монархизм – мы, женщины, дышали его благами, страдали его бедами, любили. Вы, мужчины, не сохранили его. Другие оказались сильнее вас. И там, в России, остались десятки миллионов женщин. Здесь – единицы, там – миллионы. Что прикажете им делать? Умирать? Нет, они будут жить, рожать детей. Речь не обо мне, конечно, а о женщинах вообще.

– Позвольте не согласиться с вами. Нельзя подводить под общий знаменатель женщин вашего круга, крестьянок и, так сказать, пролетарок.

– Боже мой, все женщины одинаковы и способны лишь на то, чтобы преклоняться перед волей и умом мужчин, их патриотизмом.

– С вашими убеждениями вполне можно было остаться в Екатеринодаре.

– Может быть, но обстоятельства чаще бывают несправедливы к судьбам женщин, нежели мужчин… Все случилось так неожиданно… Нашу больницу превратили в военный лазарет. Когда началось отступление, раненых и медицинский персонал погрузили на подводы и повезли в Новороссийск… В этом бурном, охваченном ужасом потоке людей я боялась оторваться от повозки генерала Домосоенова – мало ли что могло случиться. Я боялась всех и все. Но то, что увидела в Новороссийске… На моих глазах обезумевшая толпа растоптала упавшую молодую женщину с ребенком. Ее муж не смог пробиться к ней на помощь. Он выхватил пистолет и стал стрелять в толпу, истерично крича: «Звери!.. Звери!.. Звери!..» У меня было такое состояние, будто все пули попали в меня. Опомнилась я уже на палубе парохода…

– Вы были в это время офицером?

– Нет. Звание мне присвоили при назначении на должность эпидемиолога. Я не возражала, так как считала, что военная форма и пистолет в какой?то мере оградят меня от бандитов. Посмотрите, что в городе творится: среди белого дня грабят, насилуют, убивают…

Таня не сказала, что своего назначения она добилась через супругу генерала Домосоенова Елизавету Дмитриевну. И сделала это потому, что эпидемиологическая служба контролирует перевалбазы. Значит, со временем представится возможность побывать в Сухуме или Батуме. И, конечно же, она сразу уедет в Тифлис к давнему другу отца доктору Кавтарадзе, а уж он найдет возможность переправить ее в Екатеринодар.

– …Боже мой, если бы мои родители знали… Но я, кажется, начинаю жаловаться, – спохватилась Таня. – Это верный признак того, что пора прощаться.

Павел откланялся. Она мягко кивнула и подала ему руку.

– Татьяна Константиновна, позвольте пригласить вас на концерт Плевицкой.

– С удовольствием, Павел Алексеевич, на той неделе.

4

В штаб тыла рано утром прибыл офицер связи с пакетом от командующего авиацией генерала Ткачева. Принял его генерал Домосоенов. Он вскрыл пакет и ахнул:

– Ну, батенька мой, разве можно так поздно ставить нас в известность? Да мы физически не успеем этого сделать.

Капитан пожал плечами и грубовато заметил:

– Это можно было предвидеть, господин генерал.

Домосоенов снял очки и внимательно посмотрел на дерзкого офицера из авиации. Не слишком ли много вольности позволяют себе эти ткачевцы, любимцы Врангеля…

– Идите, голубчик, пока я не рассердился на вас. Дайте я распишусь в получении пакета, и идите, – снисходительно сказал генерал.

Капитан небрежно козырнул и вышел. Генерал еще раз прочел бумагу и задумался. «Кому поручить эту срочную работу? Офицеры третьи сутки работают без сна и отдыха». Он позвонил дежурному и распорядился вызвать полковника Наумова.

Генерал встретил Наумова приветливо.

– Здравствуйте, дорогой Павел Алексеевич, здравствуйте. – Он взял Павла под руку и повел к креслу возле стола. – Тут вот какое дело, батенька мой. Неожиданно провели перегруппировку авиационных отрядов. Сам генерал Ткачев со своим штабом на «хэвилендах» вылетел в район Перекопа. Словом, вот здесь указаны новые места дислокации всех авиационных отрядов. Надо срочно подготовить распоряжение о переадресовании грузов – продовольственных продуктов, горюче?смазочных материалов, вещевого имущества, взять все под жесткий контроль.

«Неужели готовится наступление? – подумал Павел. – Если так, то оно скоро начнется. Ведь авиационные отряды перебазируются после того, как перегруппировка войск завершена».

– С превеликим удовольствием, господин генерал, но у меня нет допуска к секретным материалам. И если об этом станет известно контрразведке…